Гэри Крист - Джаз. Великая история империи греха и порока

• Название: Джаз. Великая история империи греха и порока
• Автор: Гэри Крист
• Жанр: Детектив
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-088163-5

Динамичный документальный детектив, написанный человеком, знающим лицо и нутро самого джазового города мира – Нового Орлеана.

---

По меркам Нового Орлеана середины 1890-х годов, дела Тома Андерсона, Жози Арлингтон и их сообщников шли в гору. Полицейские их не беспокоили, бизнес процветал, несмотря на то, что страна переживала экономическую депрессию. Но сторонники реформ не сидели сложа руки, и индустрию порока ждали большие перемены.

В 1896 году к власти в городе пришла команда энергичных реформаторов под руководством мэра Уолтера К. Флауэра, готовая объявить войну порочным развлечениям. Они поставили перед собой задачу предотвратить проникновение разврата и преступности в «респектабельные» районы города и нашли необыкновенно практичное решение. Понимая, что окончательно искоренить греховные радости в Новом Орлеане невозможно, они надеялись урегулировать и изолировать их[152]. Для этого – по представлениям реформаторов – следует переместить все рассадники порока из центра города и богатых жилых районов на окраины, где с ними реже сталкивались бы добропорядочные граждане. Решение провести границу между пороком и благочестием стало радикальным и прогрессивным. Но никто не мог предвидеть того, как сильно это изменит культуру Нового Орлеана.

* * *

В городе, где преступность укоренилась так, как в Новом Орлеане, предпринимать любые меры по ее изоляции нелегко. Репутация рассадника греха и разврата укрепилась за Новым Орлеаном едва ли не со дня его основания в 1718 году[153]. Город Ла Нуво-Орлеан, основанный в тот год частной «Западной Компанией», с самого начала населяли довольно сомнительные личности с темным прошлым и непонятным настоящим. Джон Лоу, знаменитый шотландский авантюрист, которому Франция получила «основать в тридцати лье выше по течению реки город, именуемый Новый Орлеан»[154], должен был заселить его как можно быстрее, поэтому разбираться в том, кто есть кто, не было времени. Один ранний историк писал: «Солдат, не повинующихся приказам, изгоев из влиятельных родов, проституток, неугодных политиков, безвестных чужестранцев и недалеких крестьян, случайно оказавшихся в Париже, – всех их схватили, согнали вместе и под охраной перевезли в Луизиану, чтобы они заполнили образовавшуюся там пустоту»[155]. Будущих колонистов искали по тюрьмам и больницам, завлекая рисковых людей обещаниями дармовой земли, на которую корабли доставят их бесплатно, и несметного богатства, которое они смогут нажить в краю небывалого изобилия. С нехваткой женщин боролись, вывозя будущих жен из Старого Света[156] – среди таких переселенцев оказались и восемьдесят восемь заключенных парижской исправительной колонии «Ла Сальпетриер»[157]. В результате, уже на десятый год своего существования, город получил репутацию вертепа, места «безбожного и беззаконного, где нет ни порядка, ни справедливости»[158].

Во второй половине восемнадцатого века проходимцы Нового Орлеана несколько пообтесались и город приобрел благородный налет французской изысканности, но так и не избавился от репутации пристанища порока и беззакония. Даже последующие политические перевороты не смогли этого изменить. В 1762 году, чтобы не сдавать Новый Орлеан и Западную Луизиану Британии после Семилетней Войны (которую в Америке называли Франко-Индейской), король Людовик XV тайно передал эти территории своему испанскому кузену, королю Карлосу III. Но хотя Испания контролировала Луизиану политическими и военными средствами до конца века, испанцы почти не посылали туда колонистов[159]; в результате Новый Орлеан сохранил французский колорит и свободомыслие. Однако испанцы перестроили центр города после двух разрушительных пожаров. Вот почему архитектура Французского квартала – на самом деле испанская. В 1800 году вся территория Луизианы вновь перешла под контроль Франции, но метрополия к тому времени уже охладела к своей непокорной американской колонии. Тремя годами позже Наполеон продал Новый Орлеан США вместе со всей территорией Луизианы за 15 миллионов долларов[160]. Мнения жителей при этом никто не учел, и они вовсе не были довольны, но поделать ничего не могли. В 1803 году старый галльский город стал американским.

Демографический бум, вызванный Луизианской покупкой, вывел пороки Нового Орлеана на всеобщее обозрение. Вдоль оживленной набережной раскинулись кварталы красных фонарей, в которых неотесанные капитаны барж[161], перевозившие по реке товары из центра Америки в недавно открывшийся порт, пьянствовали, кутили, играли в карты и предавались «безудержным плотским утехам»[162]. С развитием судоходства на Миссисипи в городе стали появляться прохвосты классом повыше: жулики и профессиональные шулеры[163]. Страсть к азартным играм тогда захватила практически всех, невзирая на происхождение. И хотя правительство Луизианы, в котором преобладали консерваторы – англопротестанты с севера, пыталось бороться с этим с помощью запретительных мер, эти законы – по крайней мере, в Новом Орлеане – попросту игнорировали.

Попытки контролировать проституцию оказались безрезультатны. К середине 1800-х зажиточные англо-американские плантаторы и торговцы[164] выстроили целые районы просторных особняков с колоннами в «американской» части города – Садовом районе, расположенном выше по течению реки от Канал-стрит. Так они надеялись отмежеваться от «креолов»[165] (этим термином в то время обозначали любых потомков французов и других иностранцев). Чтобы очистить свой анклав от греха и порока, они попытались принять законы, регулирующие проституцию. Но законы эти соблюдались плохо, и к 1890 году проблема «осквернения» респектабельных районов не разрешилась, а даже усугубилась.

Но с избранием нового правительства реформаторов в 1896 году власти города решили добиться реальной сегрегации. Вскоре после выборов новоизбранный старейшина Сидней Стори взялся найти способ защитить «честных и добропорядочных» женщин Нового Орлеана от морального разложения. «Порок, алые знамена которого гордо реют перед лицом добродетели, – это не только пятно на нашей репутации, но и постоянная угроза для нравственного здоровья нации»[166], – говорил он позже в интервью «Дейли Айтем». Стори разработал план, согласно которому проституцию необходимо объявить вне закона всюду, за исключением восемнадцати кварталов, где процветает торговля телом в специальных притонах. Так он надеялся изгнать порок из респектабельных районов туда, где его проявления меньше всего оскорбляли бы чувства порядочных граждан.

Идея эта была не нова. Несколькими годами ранее, во время путешествия по Европе, Стори заметил, что подобная схема кое-где успешно используется. Даже в некоторых американских городах уже проводились эксперименты с официально разрешенными кварталами красных фонарей. План Стори делали уникальным четкость, с которой были очерчены географические границы, и прямота, с которой власти заявляли о готовности мириться с пороком в этих границах. Кроме того, поскольку предложенная Стори формулировка не говорила о легализации проституции на этой территории, а, напротив, лишь объявляла ее незаконной за пределами установленных границ, она была устойчива к тому множеству судебных исков, которые неизбежно породила бы.

Особенное одобрение неожиданная идея Стори встретила среди реформаторов в сфере экономики; они надеялись, что изоляция порока исправит репутацию Нового Орлеана и поможет привлечь инвестиции с Севера[167]. Даже консервативная «Дейли Пикайюн» одобрила это предложение, заявив, что с нетерпением ждет того времени, когда подстрекатели порока и безнравственности «будут действовать в захолустных районах, не оскорбляя добропорядочных граждан бесстыдным выставлением своей деятельности напоказ»[168]. Так называемые реформаторы нравственности – священники, матери семейств и чопорные старые девы – были, разумеется, не так довольны. Но даже они согласились дать этой идее шанс.

Территория, выделенная под так называемый «изолированный район» (который вскоре, к огромному неудовольствию старейшины Стори, стали называть Сторивиллем), располагалась ниже по течению реки от Канал-стрит, за Французским кварталом. Это был рабочий район со смешанным населением[169]. Церковь здесь стояла только одна – методистско-епископальный приход Юнион Черч. Прихожанами его были исключительно афроамериканцы, не имевшие никакого политического влияния. Кроме того, чтобы предотвратить массовое переселение работавших там цветных проституток в другие районы, территорию намного меньшей площади к западу от Канал-стрит выделили в еще один изолированный район, позже названный «Черным Сторивиллем». Известным шлюхам из других частей города было приказано переселиться в изолированный район к назначенной дате. Не выполнивших это требование ждал приказ о выселении, подписанный самим мэром Флауэром[170].

Двадцать девятого января 1897 года инициатива старейшины Стори была принята городским советом (поправки к ней приняли позже, в июле). Официальное открытие Сторивилля состоялось в первый день 1898 года[171].