З. Нуда - От Аккона до Мальборка. Детективно-историческая хроника

• Название: От Аккона до Мальборка. Детективно-историческая хроника
• Автор: З. Нуда
• Жанр: Русское современное

Для поклонников истории крестоносцев. Две захватывающие сюжетные линии – современная и историческая, – сливающиеся в единую. Стремительные погони, неожиданные убийства, дотошные расследования, находки и исчезновения… Тонкий юмор и новый – свежий – взгляд на историю крестовых походов. Тайные шифры и артефакты. Детальное представление рыцарского быта и летописное освещение истории Тевтонского Ордена. Топографическая точность в описании мест событий.

---

Моя белая глухая кошка Ася давно не спит, но терпеливо молча ждет, когда я проснусь. Кстати, говорят, что альбиноски почти все глухие, процентов 60 – точно. Дочка назвала ее Асей – по аналогии с рекламной «тетей Асей», которая приехала простыни стирать до снежной белизны. А полное имя решили дать благородное: Айседора! Фамилию давать не стали из этических соображений. Сказывалась все-таки гуманитарная направленность в образовании и воспитании в семье.

Замечает, что я пошевелился – подает голос: резко, протяжно, меняя тональность: «Вставай, миска пустая!».

Ну и противный у тебя голос, Ась! Что же ты так орешь? Я-то – не глухой в отличие от тебя. Слышала бы ты себя! Правильно Дашка говорит: лучше б ты была немая, чем глухая!

Чувствует, что разговариваю с ней, – тут же запрыгивает мне на грудь. Чешу ее за ушами, она плотней прижимает к руке то левое, то правое ухо, мурлычит… «Моторчик» запустила, как виброзвонок у мобильника. Нравится ей! Да, если есть хотя бы одно существо на свете, которому нравится то, ЧТО ты делаешь и КАК ты делаешь, то этим существом чаще всего будет кошка!

Но мозг постепенно заполняется воспоминаниями о вчерашних событиях. Чёрт! Это же настоящий кошмар! Откуда они свалились на меня? Теперь будет море проблем, которые надо решать, решать и решать… Наверняка, не оставит в покое милиция, литовцы из посольства, Ежи… Будут повестки, показания, письма, визиты, вопросы… А у меня работа, дочки…

Надо с кем-то поговорить: когда говоришь, мысли лучше «укладываются по полочкам», перед тем, как оказаться озвученными. А с кем тут поговоришь? В Москве каждый живет своими проблемами и «грузиться» дополнительными никому не надо. Ну не дочек же «грузить».

Спускаю ноги с постели и тупо смотрю на ковер: вот тут, на этом самом месте, вчера я судорожно пытался спасти человека. Потом был черный клеенчатый, носилки, здоровенные мужики в синих комбинезонах, два мента…

Срываюсь с места и топаю к туалету, а по пути заглядываю в комнату дочек:

Так, девушки, встаем, собираемся и едем в Рязань! И никаких «нет»! Пока с нас подписку о невыезде не взяли….

Надо к свояку ехать! К Демьянычу! Поговорить, «перетереть» проблемы. Он парень ушлый, любая идея может оказаться полезной. Да и у самого у него по весне труп какого-то бомжа в недостроенном доме нашли: замерз бедолага. Как-то ж он разбирался с милицией и прочими – пусть поделится… Рязань – не Москва, конечно, и бомж – не иностранка в гостях… Но все-таки. Есть же какой-то алгоритм событий и действий, когда с трупом дело имеешь.

Бреюсь с удовольствием, хотя это странно. Обычно по субботам-воскресеньям делаю себе «разгрузочные дни», даю физиономии день-два отдыха. Мужики хоть и подписываются под афоризмом «лучше один раз родить, чем каждый день бриться», но иногда и в этой в целом гнусной процедуре находят свою прелесть. Особенно после выходных, когда кожа, отдохнувшая от лезвий, но уже притомившаяся от постоянно прорастающей и щекочущей щетины, распаривается под горячей струей воды, покрывается густым слоем пенистого крема для бритья, а потом аккуратно освобождается острым двойным или тройным лезвием от этого бремени! Она будто облегченно вздыхает и с благодарностью принимает какой-нибудь освежающий лосьончик – скажем, «Меннен». А весь мужской организм получает от этого ощущение умытости, свежести, благоухания и даже молодости!

Вам на сборы – час. Я пока кофе сделаю. Вернемся завтра после обеда. А я пока позвоню, предупрежу о приезде. Вдруг куда-то уехали из своей Вязовки…

Дочки не любят неожиданных выездов из Москвы: настраивались на одни выходные, а получаются совсем другие. Обычно такого рода «вводные» встречают с их стороны жесткий отпор, «отнекивания», иногда слезы, обвинения в неуважении взрослых людей, в злоупотреблении своим положением, в волюнтаризме и нарушении прав человека на отдых…

Но на этот раз вчерашние события подавили волю к сопротивлению, «бытие определило сознание»: они безропотно начинают топтаться у дверей в туалет, ванную, кухню, варить себе кофе, шастать в холодильник… «Процесс пошел», как говорил незабвенный земляк Михаил Сергеевич Горбачев. К тому же, едем в Рязань, а с кузенами они чаще всего с удовольствием общаются.

Глава вторая (бис)

Через секунду после удара стрелы в сосну резкая боль обожгла левую руку чуть выше локтя. Инна упал в траву лицом вниз, лежал, корчась от боли, но отчетливо слышал резкий шорох листвы и даже ощущал глухие удары целой тучи стрел в соседние деревья. Их было с десяток, и они все были нацелены в него. Любая из них могла «прошить» его насквозь, что означало мучительную смерть. Чувство страха и боль в предплечье не давали ему поднять голову, но это было и ни к чему: быстро приближающиеся шаги бегущих к нему людей и громкие голоса ясно давали понять, что он в ловушке. За спиной – река, впереди говорящие на непонятном языке люди с арбалетами, – воины, умеющие сражаться и привыкшие к смерти.

Его схватили лежащим лицом вниз, перевернули, что-то спрашивали. Понять, что перед ними пришедший издалека чужак, не составляло труда: обросший бородой, в истрепанной одежде, непонятный говор… Рана кровоточила, хотя Инна и пытался зажимать ее правой рукой. Короткая стрела с треугольным металлическим наконечником прошла сквозь мягкую ткань насквозь и задержалась лишь хвостовым оперением. На всякий случай, у него отобрали лук и нож. Сумку с кожей, кресалом и раскисшими в реке остатками какой-то пищи проверили, перетряхнули и вернули.

Один из воинов внимательно осмотрел рану Инны, затем ножом осторожно надрезал стрелу и отломил наконечник. Боль отдавалась даже в голове, и Инна, скрипя зубами, с трудом сдерживал стоны, безуспешно пытаясь понять слова, которые обращал к нему «врачеватель». Показав рукой куда-то вправо и заставив Инну обернуться в ту сторону, он резким рывком за оперение выдернул стрелу из раны. А когда Инна, спустя минуту, снова оказался в состоянии понимать происходящее, «врачеватель» уже заматывал рану длинным куском холста, из-под которого торчали какие-то зубчатые листья, размятые почти до кашицы, прохладные и успокаивающие. Разбираться, что это – подорожник, или тысячелистник, или что-то другое, чего Инна вовсе не знал, – было совсем не время. Он надеялся, что самостоятельно заниматься залечиванием ран ему все-таки не придется.

Чуть позже Инна понял, что схватившие его – это, скорее всего, чехи-охотники. Человек двеннадцать-пятнадцать, в одинаковых одеждах, судя по всему, из одного из окрестных рыцарских замков. И стреляли они из засады, ожидая крупного зверя, которого загоняли в излучину реки. А здесь-то, как назло, появился Инна. Дождь стрел обрушился на движение веток, за которыми ожидали увидеть или лося, или кабана. Теперь же он был им не нужен, он им даже мешал, и они не знали, что с ним делать. Просто отпустить чужака, да еще и раненого ими, никто, видимо, не решался. На всякий случай, его опоясали кожаным ремнем одного из охотников, к ремню бечевкой привязали руки Инны: спереди левую, раненую, а сзади правую. А для пущей верности длинный конец бечевки крепкий и молчаливый охотник привязал к своему поясу.

В тот день добычи не было. К месту ночлега тащились долго. Но на стоянке был костер, была нормальная пища. Руки Инне развязали лишь для того, чтобы дать ему поесть. О побеге не могло быть и речи: там были и лошади, и свора собак – догнать могли в считанные минуты. Нужно было положиться на судьбу и на удачу.

Однако на следующий день удача ему все же улыбнулась. Охотники с рассветом уехали, оставив одного из своих для охраны и поддержания огня. Валяясь под деревом, Инна незаметно перетер веревку на правой руке, а потом, улучив момент, схватил оставленный без присмотра арбалет. Охранник оказался беспомощным, несмотря на то, что Инне пришлось действовать одной рукой. Несколько минут спустя, он лежал связанный у костра, а Инна скакал на лошади в противоположном от охотников направлении. Теперь у него был арбалет со стрелами, новый нож, изъятый у охранника, и немного еды.

Погони в ближайшее время вряд ли можно было ожидать, поскольку возвратиться и организовать ее охотники могли только после полудня или к вечеру. А к этому времени он уже будет далеко. Проскакав несколько часов, он остановился у небольшого ручья, напоил лошадь и отпустил ее, хлестнув по крупу веткой. А сам по ручью прошел еще пару часов, прежде чем выбрался из воды. Если охотники все же пустят собак по следу, то, прежде всего, выйдут к ручью, найдут лошадь, а дальше след будет потерян. Ночная же погоня вообще была бы бессмысленна.

С того дня минуло уже две недели. Позади почти два месяца пути. Цель уже совсем близка: еще немного и в один прекрасный день Инна должен был услышать родную, приятную сердцу речь. Или польскую, по меньшей мере. А это уже практически рядом. Там, среди поляков, ему ничего не будет грозить, и он спокойно достигнет цели.