Анна Пигарёва - Шуба вдовы полковника. 98 градусов по Фаренгейту. Пьесы-комедии

• Название: Шуба вдовы полковника. 98 градусов по Фаренгейту. Пьесы-комедии
• Автор: Анна Пигарёва
• Жанр: Русское современное

Комедии Анны Пигарёвой напоминают весёлые сказки про взрослых, в которых наряду с реальными людьми живут и действуют: ожившая шуба, материализовавшиеся галлюцинации, виртуальный профессор. Они помогают героям лучше понять себя, решить проблемы, выйти, наконец, из шкафа, как это сделала ожившая шуба, то есть изменить что-то в своей жизни. Эти веселые комедии ждут своего режиссёра, а пока это не произошло, читателю предоставляется возможность поставить их на сцене своего собственного воображения.

---

Котин. Ну ты что? Ну и фантазия у тебя! Какие сковородки? Это же медицинское учреждение! Это тебе не фабрика-кухня какая-нибудь! Там котлеты поджаривают.

Раздается крик больного, ушедшего на процедуру.

Равнобедренко (пугливо). А! Что я тебе говорил! Вот тебе и не больно. Слушай, а что ты о нем думаешь, об этом Тарасюке-Дятленко?

Котин. Да ничего не думаю. Что мне, делать, что ли, нечего, о нем думать?

Равнобедренко. А по-моему, никакой он не больной.

Котин (заинтересованно). Да? А кто же он тогда?

Равнобедренко. Кто, кто? (Озирается по сторонам.) Агент влияния, вот кто он!

Котин. Как агент влияния? Зачем в больнице-то? Какой смысл?

Равнобедренко. Как какой? Ходит и влияет на всех. Подозрительный тип. Я сам давно за ним наблюдаю. Точно тебе говорю – агент влияния. Вот сейчас придёт он, будем спрашивать, что да как, а он ничего не скажет. Вот посмотришь сам. Неприятный тип. Отозвал тут меня в сторону, сует какую-то бумажку: «Это, – говорит, – данные статистики за 1913 год, а завтра получишь за 1914. Прочтешь и передашь другому». Я спрашиваю: «Зачем они мне?» А он говорит: «Читай, читай. Так надо». Точно – агент влияния.

Котин (заинтересованно). А чего там хоть написано?

Равнобедренко (разворачивает какую-то бумажку). Вот. Сейчас прочту. Так. «Каждый год у нас бывает заедено зверями семьдесят человек».

Котин. Это где заедено-то?

Равнобедренко. А я откуда знаю? Сам не в курсе. Дальше: убито молнией 550 человек, сгоревших – 900, отравившихся – 1000, замерзших – 1230. А ежегодно умирает от опоя водкой на 928 человек больше всего этого количества людей, погибших не своей смертью. Вот что делалось, оказывается, какая была обстановка. Ну, что ты скажешь? Может такое быть или нет?

Котин. Стой, сейчас прикину. (Берет карандаш и бумагу, считает.)

Равнобедренко. А я в газете тоже читал, один тоже выпил, пошел в лес и замерз там. В пальтишке был в легоньком, поэтому и замерз. А звери – они, конечно, не замерзают, они же в шубах. А этот замерз, потому что в пальтишке был в легоньком.

Котин. 4678 получилось. Во сколько наших-то полегло! В нашего молния, конечно, не попадёт никогда, потому что он движется не по прямой. Вот она попасть и не может. Бьет по другим.

Равнобедренко. Нашего зверь трогать не будет. Наш, когда выпьет, он – добрый. Вот зверь его и не трогает. Он добрый, и зверь его не тронет. Уважает за доброту. Понял? Чует зверье!

Входит Тарасюк-Дятленко.

Равнобедренко. Ну, как? Что за процедура такая? Это ты там кричал?

Тарасюк-Дятленко не отвечает, машет рукой, ложится на кровать, поворачивается к стене. Равнобедренко и Котин понимающе переглядываются.

Картина третья

Поздний вечер. Дежурный врач, Галина Ивановна Соленая, сидит за столом, перебирает бумаги. Полумрак, горит настольная лампа.

Входит один из чертей в белом халате.

Галина Ивановна. Всем сделайте, пожалуйста, успокаивающие уколы. (Зевает.)

Черт (записывает себе что-то в бумажку). Так. Сколько? Кому? Куда?

Галина Ивановна (зевает, машет рукой). А всем подряд. Да. Всем подряд. В ягодицу. Ясно?

Черт. Нет, неясно.

Галина Ивановна. Что неясно?

Черт. Сколько уколов, неясно. Их же, как известно, две. Значит, получается, по два укола на брата.

Галина Ивановна. Нет, делать по одному. Ясно?

Черт. Неясно. В правую или в левую?

Галина Ивановна (чешет голову). Думаю, так: тем, которые лежат справа, делай в левую, а тем, которые лежат слева, делай, пожалуй, в правую. Запутал меня совсем.

Черт. А если кто попросит добавки?

Галина Ивановна. Какие могут быть добавки? Иди. Не перепутай! Каждому по одному уколу, и никаких добавок.

Черт уходит.

Галина Ивановна. Черт знает что такое! Младший медицинский персонал называется. (Пауза.) Сейчас все уснут, и я тоже посплю. Ой (бьет себя по лбу), забыла! Мне же еще истории болезней писать! (Перебирает истории болезней, лежащие на столе.) Эти истории с болезнями больных – они такие толстые, такие длинные. Даже лучше так: это истории врачей, про болезни больных, записанные с их слов. Это более правильно. Так оно на самом деле и есть. Некоторые больные рассказывают о своих болезнях так подробно, что мы еле успеваем записывать. (Зевает.) Рассказывают и рассказывают. Рассказывают и рассказывают. Есть такие, которые не пропустят ни одну мелочь. (Поднимает палец вверх.) Наш долг как медиков – выбрать самое главное (зевает), чтобы получилась хорошая история. А (машет рукой), все равно эту муру читать никто не будет. Бесполезная работа! Сейчас все, наверно, уже уснули, посплю и я.

Засыпает. Видит сон.

Через сцену тянется очередь в винный магазин. В очереди стоят больные, в пальто, в куртках. Зима. Идет снег. Больные держат авоськи с бутылками. Слышится специфический звон.

Появляется Галина Ивановна с Диабатовым. Одеты по-зимнему.

Галина Ивановна. Где это мы?

Диабатов. Тихо. Не шумите. Очередь это.

Галина Ивановна. А что это за звон такой? Слышите? Динь-динь.

Диабатов. Слышу, слышу.

Галина Ивановна (радостно обращается к Диабатову.) Ну-ка, угадайте, в каком ухе звенит? Если в правом, то добрый помин, а если в левом, то тогда худой. Ну?

Больные. Кто худой? Где худой?

Диабатов. Тише. Вон на вас уже и больные оглядываются. Бутылки это звенят, понятно? А никакой не помин.

Галина Ивановна. Ах, это значит бутылки. (Заинтересованно.) А какие бутылки?

Диабатов. Да известно, какие. (В сторону.) Ничего не понимает. А еще врач называется.

Галина Ивановна. Да, я врач, и меня всё беспокоит. Почему шум, звон этот? Ведь исход лечения больного, как известно, зависит во многом знаете, от чего?

Диабатов. Откуда же я знаю. Я же сам больной. А от чего, интересно?

Галина Ивановна. Сейчас вспомню. Вот! Он зависит от лечебно-охранительного режима, в основе которого лежат мероприятия, ограждающие больного от отрицательного влияния на него отдельных, раздражающих факторов внешней среды.

Диабатов. Каких это факторов?

Галина Ивановна. Да вот звон этот – тоже фактор. Он нарушает покой больного. Это же недопустимо! Я волнуюсь, я переживаю. У меня болит душа.

Диабатов. Что болит?

Галина Ивановна. Когда я, дыша, вернее, когда я дышу, у меня внутри что-то болит. (Плачет.)

Диабатов. Ну, это ничего, это пройдет, и поправитесь вы. (Галина Ивановна плачет еще сильнее.) А на морозе разве плакать можно?

Галина Ивановна. А что такое?

Диабатов. Слезки ваши возьмут и замерзнут.

Галина Ивановна (сквозь рыдания). Не замерзнут.

Диабатов. Нет, замерзнут.

Галина Ивановна. Нет, не замерзнут они. Потому что они соленые, а я теплая.

Диабатов (нежно берет ее за руку). А что вы теплая – это правильно. Рука вот у вас такая теплая и мягкая. Похожа на батон из булочной. А температура у вас нормальная. Если взять по Фаренгейту, то градусов так 98, я думаю, будет.

Больные, гремя бутылками, окружают их.

Тарасюк-Дятленко. Какие 98 градусов? Ты что? Когда такую продавали? Больной он еще, Галина Ивановна. Рано его выписывать. (Подражая врачам.) Придётся, так сказать, продолжить курс. (Пугает его.) Вы, Галина Ивановна, и остальных проверьте. Пусть каждый скажет, в каком ухе звенит, а потом уж решайте, выписывать или нет.

Галина Ивановна. Вот давайте с вас как раз и начнем.

Тарасюк-Дятленко. А кто возражает?

Больные начинают греметь бутылками.

Галина Ивановна. Ну, в каком ухе звенит?

Тарасюк-Дятленко. В правом.

Галина Ивановна. Правильно. Испытание прошло успешно. Выписать его немедленно.

Тарасюк-Дятленко (гордо смотрит на остальных). Вот так!

Больные. Ну, повезло тебе!

Галина Ивановна. Кто следующий?

Выходит Равнобедренко.

Равнобедренко (обращается к больным). Валяйте.

Больные гремят бутылками.

Галина Ивановна. Ну? В каком ухе звенит?

Равнобедренко. В левом. (Задумывается.) Нет, кажется, в правом. (Решительно.) Нет, все-таки в левом.