Александр Пыльцын - Офицерский штрафбат. Искупление

• Название: Офицерский штрафбат. Искупление
• Автор: Александр Пыльцын
• Жанр: Военное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-92728-9

Эта книга – не очередное (уже седьмое по счету) переиздание бестселлера «Правда о штрафбатах», разошедшегося рекордными тиражами. Автор не просто дополнил свои мемуары новыми материалами, но увеличил их объем наполовину и радикально переработал. Фактически у вас в руках новая книга.

Это – самый честный рассказ о боевом пути первого из штрафбатов Красной Армии, в котором Александр Пыльцын служил «офицером постоянного состава» – их отбирали не из штрафников, а из лучших фронтовых командиров.

Это – «окопная правда» заслуженного ветерана, опровергающая клевету на Великую Отечественную и антисоветские фальшивки.

Если вам нужны не лживые мифы «антисталинистов», а подлинные воспоминания фронтовика, прошедшего со своим штрафбатом от Белоруссии до Берлина, – эта книга для вас!

---

Второе: В наш батальон 2 марта 1944 года была переведена из 33-го штрафбата часть офицеров постоянного состава, среди которых были лейтенанты Усманов, Булгаков и Сисенков, а также большая группа штрафников, не успевших отвоеваться по прежнему месту пребывания. Усманов Фуад Бакирович (просил называть его по-русски Федей), Булгаков Дмитрий Иванович стали командирами взводов в 1-й роте у капитана Матвиенко Ивана Владимировича, Сергей Сисенков принял пулеметный взвод в роте у майора Анатолия Бабича. Из группы штрафников, прибывших из 33-го ОШБ, в моем взводе стал одним из моих заместителей бывший старший лейтенант Петров С.И., старше меня по возрасту на 9 лет и имеющий большой боевой опыт.

Эти сведения о 33-м ОШБ я привел лишь как дополнение к рассказу о том, как формировались штрафные батальоны. А обо всем, что происходило при мне в 8-м Отдельном штрафном батальоне 1-го Белорусского фронта, чего я был участником или свидетелем, расскажу в последующих главах этой книги.

Глава 6 Беспримерный штрафрейд во вражеский тыл

Мне ночью настороженной и грозной
Идти с разведкой к вражескому краю.
Мне сумерки принадлежат и звезды,
А вот рассвет увижу ли, не знаю.

Но ты найди своим далеким взглядом
Моих друзей из лыжного отряда,
Что на снегу лежат со смертью рядом,
Щекой прижавшись к ложе автомата.

Мирза Геловани. Погиб на фронте в 1944 г.

Как предвидели, так и случилось. Вскоре комбат объявил срок готовности к выступлению, как оказалось потом, для участия в освобождении его родного города Рогачева. Как мы считали тогда и как кажется нам теперь, наш 8-й Отдельный штрафной офицерский батальон сыграл довольно важную роль в освобождении районного центра г. Рогачева Гомельской области Белоруссии. Дело в том, что неоднократные попытки наших войск в начале 1944 года перейти в наступление в этом районе, преодолеть сильно укрепленные рубежи противника на реках Днепр и Друть, ликвидировать Рогачевский плацдарм немцев на Днепре успеха не имели. А через Белоруссию пролегал путь в Польшу, Восточную Пруссию и Прибалтику, и плацдарм этот, как оказалось потом, был важным для начала одной из крупнейших операции Великой Отечественной «Багратион», которую успешно осуществили 4 фронта, главным из которых был наш, 1-й Белорусский.

В ночь на 19 февраля батальон в срочном порядке, оставив все свои тыловые подразделения и соответствующую охрану в селе Майское, совершил ускоренный пеший марш со строжайшими мерами маскировки. Прошли за довольно долгую февральскую ночь километров 25–30, минуя хорошие дороги, а порой и напрямик, через заснеженные участки леса, чтобы не дать противнику, ведущему постоянное авианаблюдение, разгадать наши приготовления.

Сосредоточились уже утром ближе к линии фронта, в лесу западнее села Гадзиловичи. Там нам срочно стали выдавать боеприпасы, белые маскхалаты, сухие пайки, придали батальону взвод огнеметчиков и радиостанцию более внушительных размеров с экипажем радистов, а также подчинили временно группу саперов. К середине дня мы уже были в боевой готовности, еще не зная, какую задачу будем выполнять.

Теперь я располагаю сравнительно большим количеством архивных документов по нашему штрафбату, любезно предоставленных мне Центральным архивом Минобороны. Среди этих документов имеется «Схема № 5» – приложение к документу штаба 3-й армии под названием «Схема движения и действия 8-го штрафного офицерского б-на… в тылу противника». Становится понятным, что тактическая задача проникновения в тыл к немцам именно штрафного батальона была заранее продумана командующим 3-й армией генералом Горбатовым и его штабом и свидетельствует о том доверии, которое они оказывали штрафникам, веря в их истинный патриотизм.

А там, западнее Гадзиловичей (Гадиловичей), вскоре нас построили на опушке большого лесного массива. Кроме нашего батальона рядом была еще одна большая группа военных, правда, раза в 4 меньше нашей, но тоже в маскхалатах, да еще вся полностью «вооруженная» лыжами. А нам выдали лыжи из расчета сделать «санки» для станковых пулеметов да по 1–2 пары волокуш на взвод на случай, если окажутся убитые или раненые: не оставлять же их в немецком тылу.

Как оказалось, то был лыжный батальон 120-й гвардейской стрелковой дивизии. Видно было, что батальон батальону рознь. Только здесь до меня дошло, каким большим оказался в то время наш штрафбат, так как стойкое представление об обычных батальонах у меня сложилось еще по военному училищу, службе в 29-й Отдельной стрелковой бригаде близ озера Ханка в дальневосточном Приморье, да и в запасном полку близ Уфы. Но, как удалось установить только теперь, действовать этому лыжному батальону пришлось отдельно от нас, а о причинах этого будет сказано ниже.

Через какое-то совсем непродолжительное время к нашему общему строю подъехала на «виллисах» группа больших начальников – генералов и офицеров. Оказывается, к нам прибыл командующий 3-й армией генерал-лейтенант Александр Васильевич Горбатов. Это означало, что батальон передан не только из состава 63-й армии генерала Колпакчи В.Я., но уже и из состава 48-й армии генерала П.Л. Романенко в 3-ю армию А.В. Горбатова. Рослый, статный, этот генерал довольно четко, но как-то не по-генеральски мягко называя всех нас просто «ребятами», почти по-отечески рассказал о сути боевой задачи, которую предстояло нам выполнить. Я обратил внимание на то, что генерал почему-то опирался на большую, крепкого дерева суковатую палку. Подумал, что он, наверное, еще не оправился от ранения. Потом я слышал не то легенду, не то быль о том, как «учил дураков» этой палкой генерал.

Он сказал, что перед нами ставится необычайная по сложности и ответственности боевая задача проникновения в тыл противника и активных действий там. И он надеется, что эту задачу наш штрафбат, бойцам и командирам которого доверяют и командование армии, и сам командующий Первым Белорусским фронтом (так со вчерашнего дня стал именоваться наш фронт) генерал армии Рокоссовский, выполнит. Горбатов выразил уверенность, что поставленную задачу мы выполним с честью. А характер задачи, еще раз повторил он, свидетельствует о том большом доверии, которое оказывает командование фронта и армии такому необычному офицерскому батальону, это он особо выделил голосом. Вместе с этим он твердо сказал, что если поставленная задача будет выполнена образцово, то всех штрафников, проявивших себя стойкими бойцами, независимо от того, будут ли они ранены, «прольют ли кровь», он, командарм, представит к досрочному освобождению как совершивших подвиг, а командующий фронтом генерал Рокоссовский освободит от дальнейшего пребывания в штрафном батальоне. Всех их восстановят в прежних воинских званиях и во всех правах, а особо отличившиеся, кроме того, будут награждены орденами или медалями. Надо только представить, какой общебатальонный, будто усиленный молчащим лесом вздох надежды раздался после этих слов!

Детали этой задачи нам, командному составу, объяснил несколько позже наш комбат, подполковник Осипов Аркадий Александрович. Я уже говорил, что это был офицер всегда со спокойным лицом и мудрым взглядом, с заметной сединой, казавшийся всем нам весьма пожилым, хотя было ему, как оказалось потом, едва за 35.

Задача состояла в том, чтобы ночью 20 февраля не замеченными противником перейти линию фронта и, избегая боевого соприкосновения с ним, смелым броском выйти ему в тыл, к западной окраине Рогачева. А там во взаимодействии с лыжным батальоном захватить город и удерживать его до подхода основных сил 3-й армии.

В мемуарах генерала Горбатова из-за строгости цензуры военного времени и долгих послевоенных лет упоминание штрафных батальонов в открытой печати полностью исключалось, и командарм Горбатов вынужден был и наш штрафбат именовать «лыжниками», «лыжным отрядом». Только уже в посмертном издании его книги «Годы и войны» наш 8-й штрафбат упоминается.

Штрафбат передавался в оперативное подчинение 41-го стрелкового корпуса для взаимодействия со 120-й Гвардейской стрелковой дивизией. На выполнение боевой задачи нам отводилось трое суток. Из этого расчета были щедро выданы боеприпасы, а также и далеко не богатый сухой паек (консервы, сухари и сахар). Взводу разведки, который фактически сформировал уже я, была поставлена задача авангарда, то есть подразделения, идущего первым и прокладывающего путь всему батальону. За своих подчиненных я был спокоен, но больше волновался за себя, смогу ли владеть собой, не растеряюсь ли в сложных ситуациях, смогу ли управлять подчиненными. Лыжному батальону, подумали тогда мы, наверное, будет легче на лыжах-то! Мне лично глубокие снега не казались особенно отягчающим обстоятельством. Еще не забылись впечатления от военного училища на Дальнем Востоке.

Здесь я прибегну к небольшому отступлению от хронологии своего повествования и вернусь в 1942 год. Тогда, в начале февраля, нам, курсантам пехотного училища в Комсомольске-на-Амуре, предстояло выйти в зимние лагеря на 18 суток. Снег там, особенно в тайге, был, как говаривал наш училищный преподаватель-балагур майор Бабкин, «по самые, я… извиняюсь!». То есть чуть ли не до пояса, а морозы в феврале там обычно и за 35°зашкаливали! В глубь тайги на 50–60 километров мы совершали марш в ботинках с обмотками, имея с собой в ранце, кроме всего прочего, еще и пару валенок. По прибытии на место устроили лагерь из шалашей (один на взвод), сооруженных из молодых, высоких то ли кедров, то ли елей. В этом шалаше разрешалось жечь небольшой костер, чтобы при возможности, особенно ночью, можно было по очереди согреваться. Ботинки уложили в ранцы, обули валенки. Беда только в том, что вокруг этого костерка могло более или менее эффективно обогреваться одновременно из взвода в 30 человек не более 5–7 курсантов, остальным тепла не доставалось.