Иван Никитчук - В начале пути

• Название: В начале пути
• Автор: Иван Никитчук
• Жанр: Повести

Книга Ивана Никитчука – это взгляд мальчика, подростка, юноши на непростые события сложного, порой тяжелого периода жизни нашего народа и страны в присоединенных областях Западной Украины. Только завершилась Великая Отечественная война, но враги не сложили оружия, они уничтожают тех, кто принял Советскую власть и стал на ее сторону. С огромными трудностями сталкиваются люди, но жизнь постепенно налаживается, становится лучше, появляется возможность и учиться, и работать. Непростой путь проходит за десять лет своей жизни главный герой книги, превращаясь из деревенского мальчика в образованного молодого человека. Многое пришлось пережить этому пареньку, много испытать: и утрату любимой сестры, и великое чувство первой любви. Главное – он не потерял веру в доброту и справедливость, в искренность человеческих отношений.

---

– Ваня, – сказала учительница, – а почему ты в школу пришел босой, у тебя нет обуви?

Ваня опустил голову.

– Нет, – сказал он тихо. – Есть лапти, но в темноте их трудно надевать.

Некоторые дети засмеялись.

– Ничего смешного, – сказала учительница.

– Батько сказал, что с получки купит мне ботинки со шнурками, – продолжил Ваня.

– Вот и хорошо, – сказала учительница, – теперь давайте знакомиться с вами, ребята.

Учительница открыла классный журнал и начала называть фамилии учеников…

В обед Ваня вернулся из школы. Дома никого не было. Мама что-то готовила у печи. Увидя Ваню, она распрямилась:

– Ну что, жаворонок, не опоздал в школу? – с улыбкой спросила она.

– Нет, не опоздал, – ответил Ваня. – Я теперь сижу на первой парте. Место, было, занял Сидор Кныш, но Зося Мироновна, это наша учительница, пересадила меня на его место, – похвастался Ваня. – Мамо, учительница сказала, что босым не принято ходить в школу. Батько купит мне ботинки?

– Ой, сынок, столько купить всего надо. Муки даже нет, чтобы хлеб спечь. Одной картошкой да молоком питаемся. Может, батьку на заводе премию дадут, тогда, конечно, купим. А пока придется в лаптях походить.

Ваня вздохнул, сел за стол. Мать поставила перед ним чугунок с картошкой, который только что был в печи, и налила в кружку молока.

– Ешь, Ваня. Скоро батько с Климом приедут с работы, может быть, привезут тебе ботинки.

Батько с братом приехали на велосипедах к концу дня уставшими. Двенадцать километров на работу и обратно дали о себе знать. Батько и Клим работали на скипидарном заводе в городе Сарны. Батько был бондарем, а брат ему помогал. Сегодня было первое сентября, и на заводе должны были выдать зарплату. Так оно и случилось. Поэтому батько и Клим, получив деньги, заехали в магазин, купили два кирпичика черного хлеба, бутылку водки и Ване ботинки.

Батько соскочил с велосипеда, отдал матери хлеб и спросил:

– А где ученик?

– Здесь где-то, – сказала мать, – ботинки ждет. Ты купил, Игнат?

– Купил. Вот коробка.

Ваня стоял в хате и прислушивался с вниманием к этому разговору. Услышав про ботинки, он выскочил на улицу.

– Ура! – закричал он, бросаясь к батьку.

– А ну, Ваня, примерь, – сказал батько.

Ваня схватил коробку обеими руками, быстро ее раскрыл и вытащил из нее пару новеньких блестящих ботинок. Глаза его загорелись радостным огнем. Тут же он сел на траву, намереваясь примерить обновку.

– Стоп, – сказал мама, – сначала ноги помыть надо, а потом будешь мерить.

Хочешь не хочешь, а пришлось ноги помыть. Ботинки оказались как раз в пору. Высокие, со шнурками, блестящие – они показались Ване даже красивее, чем туфли учительницы. Ваня гордо расхаживал в обновке по двору.

На лужайке возле хаты начали собираться девчата и ребята на субботние посиделки. Пришла с работы и старшая сестра Люба вместе с двоюродной сестрой Олей, дочкой дядька Романа, брата отца. Пришел Петя Миколайчук со своей гармонией. Ваня очень любил слушать, как он играет на гармошке. А играл он действительно чудесно. У Вани даже волосы шевелились на голове и слезы выступали на глазах, когда он слушал залихвастые переливы, извлекаемые Петром из своей гармошки. Ваня хотел обязательно научиться тоже так играть на гармошке и еще на скрипке. В их хате под потолком висела скрипка, почему-то черного цвета. На ней играл его дед Иван, отец батька. Дед давно умер, Ваня его не видел и не слышал, как он играл на скрипке, но в селе многие высоко отзывались о мастерстве деда Ивана, ни одна свадьба в родном селе Трискино, да и в соседних селах, не обходились без его скрипки.

Все заметили у Вани новые ботинки, и каждый выразил свое восхищение. Ваня был на седьмом небе.

Заиграла гармошка, девчата запели, ребята им подпевали:

Ой, у вышнэвому садочку там соловэйко щэбэтав…

Вечерело. Солнце садились за белые холмы, маячившие далеко за рекой Горынь. Небо и несколько туч на западе неба окрасились в красно-малиновый цвет уходящего дня. Свежий ветерок шевелил листья ольхи, растущей на берегу ручья рядом с хатой, как бы грустя об уходящем дне и уходящем лете.

Гармошка заиграла веселую польку. И в это время на окраине села, близкой к лесу, прозвучали автоматные очереди, потом несколько одиночных выстрелов. Музыка замолчала. Все стали прислушиваться и гадать, что бы это значило.

– Игнат, – сказала мама, – кажется, стреляют в стороне хаты Романа. Не случилось ли чего?

– Не должно. Он ведь не ночует дома.

– Сегодня свадьба у Пелипчуков, они с Галей собирались пойти туда. А что, если он там выпил, а Галя притащила его домой? Ой, чует мое сердце недоброе.

Только мама это успела проговорить, как во двор вбежал Володя, сын дядька Романа, парень лет шестнадцати. Весь в слезах, с перекошенным лицом и перепуганными глазами.

– Дядьку Игнат, батька и маму бандеровцы застрелили…

– Спокойно, Володя, – сказал батько, взяв его за плечи. – Рассказывай, что случилось.

– Мы пошли на свадьбу Пелипчуков, нашего кума, – сквозь слезы стал рассказывать Володя. – Батько там, конечно, выпил. Мама уговорила батька пойти домой проспаться. Я пошел с ними. Они легли отдыхать в сенцах, а я лег на печи в хате. Не прошло и часа, как через окошко в сенцах с автомата расстреляли сонных батька и маму. Я очень испугался, спрятался на печи, набросав на себя всякое тряпье. После этого бандеровцы выбили дверь и вошли в хату. Забрали одежду батька военную, его награды и оружие. Выходя, они еще два раза выстрелили в маму, добив ее. Батько и мама лежат в крови. Я боюсь туда возвращаться.

– Эх, Роман, Роман! – проговорил отец. – На фронте выжил, так дома убили. Предупреждал я тебя быть осторожным. И зачем тебе было взваливать на себя эту должность председателя сельского совета? Не помогли тебе ни карабин, ни гранаты…

– Игнат, – перепуганным и дрожащим голосом отозвалась мама, – что делать будем?

– А что делать, Гриппо? Надо идти, не могут же они лежать в крови. Где Клим? Пойдем с ним вдвоем, приведем их в божеский вид, завтра надо хоронить.

– Ой, боюсь я, Игнат, они и вас могут сейчас убить. В засаде, наверное, сидят и следят за хатой.

– Будь что будет, ведь это брат родной. Надо идти… Клим, пойдешь со мной?

– Пойду, батьку, – отозвался Клим не совсем уверенным голосом.

– Подождите, – сказала мама, – я сейчас что-нибудь из одежды подберу. Вряд ли вы там найдете что-то подходящее. Галя такая хозяйка…

– Давай, Гриппо, только побыстрее, уже совсем темно, – попросил батько.

– Володя, – обратился батько к стоящему в оцепенении племяннику, – сынок, сбегай к Кухарчику, плотнику, ты его знаешь, попроси его сделать два гроба к завтрашнему дню, скажи, что я ему заплачу.

Володя, вздрогнул от этих слов и ничего не ответив, направился в сторону усадьбы Кузьмы Кухарчика.

Через несколько минут мать дала батьку узел с одеждой, и они с Климом, сев на велосипеды, уехали на другой конец села к хате дядька Романа.

Подъехав к хате, они сошли с велосипедов, прошли через калитку и очутились на подворье. Было тихо, в сгустившихся сумерках слышался где-то лай собаки. Рядом в безмолвии темнел лес. Хата Романа стояла с раскрытой входной дверью, как большая голова с открытым в немом возгласе ртом. Батько перекрестился и направился к открытой двери.

Они вошли в сенцы, ничего не различия в темноте.

– Клим, – сказал батько, – пройди в комнату, найди лампу, зажгли ее и приходи с ней сюда.

Когда Клим вошел с зажженной лампой в сенцы, перед ними открылось ужасное зрелище. Роман лежал на спине с прострелянной грудью. Лицо его было спокойным, казалось, что он просто спит. Нижнее белье на нем, пропитанное кровью, резко контрастировало с бледным лицом.

Галя, еще молодая и красивая женщина, лежала на боку. У нее была рана на животе и простреляна голова. Лужа крови вытекла из-под кровати.

– Клим, – сказал батько, – их надо перенести в комнату. Там мы с них смоем кровь и сменим одежду. Не бойся, сынок, мертвые ничего плохого живым не могут сделать.

Через часа два неприятные хлопоты были закончены. Роман и Галя в чистой одежде лежали рядом на кровати в углу комнаты.

– Кажется, все, – сказал батько, – жаль, что не захватили с собой бутылку водки. Какая глупая смерть! Тридцать пять лет всего. Ему бы жить да жить… Давай закроем хату да поедем домой.

Приехав домой, они застали всех домашних за столом, на котором стоял горшок с картошкой, глечик с молоком, нарезанный хлеб и неначатая бутылка водки. Были здесь и дети Романа – Володя и Оля, девочка лет четырнадцати.

– Ну, как там, Игнат? – спросила мама.

– Убиты, – ответил батько. – Все унесли бандиты. Мы с Климом подготовили Романа и Галю к завтрашним похоронам.

– Володя, ты был у Кухарчика? Сделает он к завтрашнему дню два гроба? – спросил батько.

Володя снова вздрогнул и, кивнув головой, ничего не сказал.