Мария Садловская - Манька-принцесса (сборник)

• Название: Манька-принцесса (сборник)
• Автор: Мария Садловская
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-95761-3

Все рассказы Марии Садловской – о настоящем, пусть и непримечательном для постороннего взгляда счастье.

Аню растила бабушка, и главным сокровищем девочки была старая тряпичная кукла Манька. Но мама, заехавшая навестить дочку где-то между поисками личного счастья, выбросила Маньку, заменив ее на «приличную куклу». Вот только девочку эта замена вовсе не обрадовала…

Другая героиня – Галина, живущая очень трудно, в одиночку воспитывающая сына-инвалида, пожалела замерзающего на улице безнадежного пьяницу, не догадываясь, что отогрела таким образом сразу три сердца…

Все это простые человеческие истории, но каждая из них – по-настоящему живая и трогательная.

---

Молодой председатель засмущался, не привык к такой помпе, тем более для Лизаветы он всегда был Федькой.

Лиза, с интересом взглянув на вновь испеченного председателя, отметила про себя: «Ох и красавец стал Федька! Конечно же от девок отбоя нет! А может, уже женат?»

К ним подошел незнакомый Лизе мужчина с вопросом:

– Так во сколько выезжаем? Поспешить бы. И так придется в дороге на обочине пережидать, в темноте далеко не поедешь.

– Да хоть сейчас, Андрюха, и поедем! Вот еще одного пассажира берем с собой. Наша, маковецкая, Лизавета. Из самой Немеччины едет.

Обращаясь к Лизке, Федор объяснил:

– Теперь это тоже наш, маковецкий. Шофером работает. Остался в селе, когда пленных гнали. К Маруське Огородник пристал, живут вместе. Ее Володьку еще в сорок втором убили.

Помолчав, добавил:

– Мы с Володей в одной части были…

Все погрустнели и, не сговариваясь, молча направились сквозь толпу к выходу.

* * *

Пока выехали из города, опустились сумерки. Лизавета с Федором ехали в кузове. Она сидела на своем ящике, а Шальнов расположился в углу на брезенте. Нагретый майским солнцем воздух к ночи стал холодным, и Лиза достала из ящика вязаную, растянутую в длину кофту, подаренную хозяйкой.

Через какое-то время машина остановилась, съехав на обочину. Андрей стал на ступеньку кабины и, заглянув в кузов, пожаловался:

– Федор, дальше не едем, темно. Дальних фар нету, можем столкнуться. Ехать, конечно, немного, но давай пару часиков подремлем, а станет светать – поедем дальше. Если холодно, под брезентом лежат два пустых мешка, можете ими прикрыться.

Андрей с Кондратьичем закрылись в кабине. Лизавета, обхватив себя за плечи, пыталась согреться, а Федор вытаскивал из-под брезента мешки. Посмотрев на дрожащую от холода Лизу, Шальнов расстелил брезент пошире, положил два найденных мешка, сделав что-то наподобие постели, и непререкаемым тоном молвил:

– Иди садись на брезент, а если хочешь, так и ложись. Иначе на своей коробке до утра дуба дашь!

Лиза, выбивая зубами мелкую дробь, беспрекословно села рядом с Федором и машинально приникла к его плечу. Федор, не отстраняя ее, одной рукой прикрыл ноги девушки мешком, второй мешок бросил себе на колени и замолчал. Лизавета, немного согревшись, попросила:

– Расскажи, как там в селе? Как мои – Гриша, Колька, Маруся? А ты? Невеста есть?

– Я, Лизка, женатый человек!

И гордо добавил:

– Уже папаша! Пять месяцев дочке, Любаньке.

– Неужто с Настей поженились? – подивилась Лиза.

– С нею, зазнобой! – легко и с явным удовольствием ответил Федор. – Угомонилась, сидит сейчас с ребенком.

«Еще бы не угомониться, – подумала Лизавета. – Лучшего парня в деревне отхватила!»

Ей живо вспомнилась нашумевшая еще до войны история. Сельская красавица, Настя Куликова, неожиданно сбежала с фининспектором Станиславом Борисовичем, представительным мужчиной, контролирующим последние два года деятельность колхоза. На то время за Настей ухаживал завидный, по сельским меркам, жених Федор Шальнов. Девица принимала его знаки внимания, но мечтала о городской жизни. Фининспектора из области приняла как положенный ей от судьбы подарок…

Куда ее Станислав Борисыч завез, где они находились – так никто и не узнал. Только через две недели Настя Куликова незаметно, огородами, пробралась домой. Добиться от нее какого-либо объяснения было невозможно – несостоявшаяся невеста хранила молчание.

То время, пока Насти не было, Федор ходил сам не свой. Если же кто при нем позволял непотребно отозваться о Куликовой – с пеной у рта ее защищал, вплоть до рукоприкладства… И конечно же, пошел сразу к ней. Неизвестно, какой разговор был между ними, но Шальнов заметно повеселел. Вскоре в колхоз прислали с проверкой другого представителя, и история забылась. Затем Федора вместе с другими проводили на фронт, а Настя осталась его ждать.

Между тем Шальнов продолжал дальше:

– Мы маму схоронили, отец с нами живет. Переживает до сих пор. Немного повеселел, когда Любочка родилась… Назвали ее по бабушке. Моя мама тоже Люба…

– Сочувствую тебе, Федя! – участливо молвила Лиза. – Мне бы самой домой добраться, маму на ноги поставить!

Лизавета положила на плечо Федьки руку, от движения мешок с ее колен сполз, и Федор наклонился, чтобы поправить. Щекой коснулся лица Лизы… А она и замерла: оказывается, это приятно! И представила, что так может быть долго-долго… Вот так, щека к щеке… А чтобы надежнее, второй рукой Федора обняла, решив, что эту ночь она у судьбы сворует за свои мытарства на чужбине. От жизни подарка не дождаться – она запомнила предсказания фрау Мильды… Много это или мало – Лиза не думала. Было темно, тихо… Федор прошептал:

– Погоди! – поднялся и закрыл мешком окошко в кабину.

Потом вернулся к Лизавете…

* * *

Когда Андрей заглянул в кузов, Федор и Лиза сидели рядом на брезенте, как два примерных школьника за партой, каждый прикрыв колени своим мешком.

– Ну что, Федор Николаич, едем? Темновато еще, но потихоньку. Вы здесь не замерзли?

Федор проворчал:

– Чего сразу – Николаич? Федор я!

– Ну нет! Ты теперь должностное лицо, поэтому и Николаич.

Антон Кондратьич, высунувшись в другую сторону кабины, поддержал шофера:

– Андрюха прав, Федор! Никакого панибратства! К маковецкому председателю даже в области относятся уважительно. Так что держи марку! За столом, со своими кумовьями, можешь без отчества. И давайте поехали быстрее. А то у меня хоть и одна нога, но затекла, силушки нет!

Через час они были в Маковке. Только начинало светать, еще сохранились сумерки. Подъехали к дому Антон Кондратьича, хата Андрея стояла рядом, и Федор предложил:

– Оставайся, Андрюха, дома. Мы с Лизаветой пешком пройдемся, здесь недалеко.

Шли молча. В деревне начали лаять собаки. Лизавета волокла свою коробку, постоянно ударяясь коленкой об угол. Шальнов видел, что ей тяжело, не помогал намеренно, чтобы не привадить… Первый дом на их пути был Федора. Вот-вот подойдут, а Федька должен успеть сказать очень важную вещь. Не зная, с чего начать, он в конце концов, как из ружья, выпалил:

– Лизавета, ничего не было! Запомни!

Затем медленно, по слогам растянул:

– Ни-че-го не было. Запомнила?

Лиза молчала и следила, чтобы ящик не бился об ноги, будто сейчас это было самым важным делом. Она даже посапывала от усердия, молча продолжая идти. Со стороны можно думать, что Федора Лиза и вовсе не слышала.

Шальнов, стараясь выглядеть правдиво, продолжал:

– Лизка, пойми, я теперь первый человек в селе. Буду ездить на конференции в район, в область… А Настюха моя, упаси бог, как узнает! Разволнуется, молоко пропадет. Она же у меня кормящая. Ну, случилось у нас с тобой… давай забудем, а? Пообещай мне!

Он пытался заглянуть Лизавете в глаза, но ее голова была опущена, а взгляд прикован к коробке. Подошли к дому Федора. Лиза, не останавливаясь, молча шла дальше. Федька вдогонку закончил контрольным выстрелом:

– Тебе все равно никто не поверит!

Лизавета споткнулась: контрольный попал в цель, и безжизненным голосом, глухо молвила:

– Это я, сама… Я виновата!

После паузы, оправдываясь, добавила:

– По дому соскучилась…

Сделав усилие, почти обыденно спросила:

– Федор Николаич, когда выходить на работу?

Официальное обращение «Федор Николаич» Шальнов принял за добрый знак и успокоился. Повеселевший, а потому щедрый, ответил:

– Побудь недельку с матерью. Может, что поможешь.

И, бросив уже на ходу: «Ну, бывай, Лизавета! – направился к своему дому.

Лиза зашла к себе во двор, около сарая зазвенела цепь, раздался хриплый собачий лай.

«Неужели Валет до сих пор жив?!» – мелькнуло в сознании, и Лиза, бросив ящик среди двора, бесстрашно метнулась к собачьей будке, словно к спасительному берегу:

– Валет, это ты?! Узнал меня?..

Это был Валет, и он узнал ее. Пес был совсем старым, с впалыми, будто слипшимися боками. Лизавета опустилась на корточки, прижала руками животное к себе, зарывшись лицом в грязную шерсть… И наконец разразилась слезами. Когда рыдания становились слишком громкими, зажимала зубами клок собачьей шерсти, чтобы заглушить. Боялась разбудить родных в доме – пусть поспят. Валет ей вторил, периодически поскуливая и облизывая соленое лицо Лизы…

У нее не было обиды на кого-то или что-то конкретное. Она оплакивала все и вся: окаянную войну, свою неприглядную внешность, старого Валета…

Через какое-то время Лиза успокоилась. Согревшись около собаки, ждала, когда проснутся родные. В конце концов послышался стук отодвигаемого засова на входной двери. Вышел Гриша. Он всегда подымался раньше всех. Когда умер отец, еще до войны, Григорий был за старшего в семье. На войну не взяли – инвалид. Пацаном отдавило руку колесом телеги. И сейчас вышел в пиджаке с пустым рукавом, заправленным в карман.

Лиза, поднявшись на ноги, осипшим голосом прохрипела: