Юлия Слапогузова - Три большие разницы. Рассказы о том, чего не бывает

• Название: Три большие разницы. Рассказы о том, чего не бывает
• Автор: Юлия Слапогузова
• Жанр: Русское современное

Что такое любовь? Много ли общего имеют мечты и реальность? Герои рассказов сборника «Три большие разницы» ищут и находят ответы на эти вопросы.

---

– Как там твои социопаты? – это она про коллег. – Только не надо их путать с интровертами, дорогая. Они не боятся общества, они его цинично используют в своих шкурных интересах. Они опасны для психики окружающих. Ни жалости, ни совести, ни любви. От таких надо держаться подальше.

Я делаю вид, что для меня это открытие.

– Психопаты, социопаты, – продолжает Жанна, – это диссоциальное расстройство личности, характеризуется, в частности, игнорированием социальных норм, агрессивностью, импульсивностью, неспособностью любить и потребностью использовать людей. Среди руководителей процент таких людей чрезвычайно высок, поверь мне, ведь именно руководящая должность даёт возможность реализовать тягу к власти и потребность в самоутверждении.

Я же говорю, Жанну всегда приятно слушать. Даже когда она говорит о работе, это всё равно – песня. Я коротко изложила вопрос.

– Итак, – Жанна затянулась длинной электронной сигаретой (подозреваю, что курила она исключительно для красоты), – Италия, Нидерланды и Венгрия. У тебя странный набор направлений для путешествия с шефом. Если выбирать по алфавиту, то Венгрия. Если по климату, то Италия. А если хочется драйва, то однозначно Нидерланды.

– Дорогая, – ответила я ей в тон, – у меня два неполных дня. Давай не называть страны, сосредоточимся на более мелких деталях, например, на городах. Есть Рим, Амстердам и Будапешт. И про голландский драйв. Амстердам – довольно скучный город для тех, кто там бывал хотя бы несколько раз. Красные фонари, каналы и несколько музеев. Ночная жизнь умирает в восемь вечера, когда закрываются кафе и супермаркеты. Курящие траву в кофе-шопах арабы – вот всё, что сегодня составляет ночную жизнь Амстердама.

Жанна сделала вид, что задумалась.

– Ты всё уже решила, – сказала она, – но хочешь, чтобы я сказала это вслух.

Я промолчала скорее утвердительно, чем отрицательно.

– Холодное московское лето. Суета. Ты устала. Тебе нужно солнце, море и много калорийной вкусной еды.

– Рим.

– Но не забывай: мы – хозяева своей истории. Никто, кроме нас, не напишет сюжет. И мы всегда можем всё изменить, скомкать ненужную страницу, выбросить и переписать заново. Ты полетишь в Рим, это твоё решение. Это слово прозвучало в твоей голове. Ты с тем же успехом могла сейчас услышать в своём подсознании и «Амстердам», и «Будапешт». А всё, что ты услышишь лично от меня, – моя новая песня. Вчера в студии записала.

Жанна торжественно вручила мне флешку. Обожаю её.

Есть такая музыка, которая вызывает невыразимые чувства. Чувства – есть, а названия им – нет и быть не может. Как новый запах. Как новый вкус. Есть, конечно, общепринятые определения стилей и инструментов, дающие возможность хотя бы слабого выражения музыкальных эмоций в словесной форме. Да, Жанна играла и пела джаз, но как – объяснить невозможно. Как дыхание. Как полёт. Да, это был полёт.

Наш самолёт приступил к снижению. Впервые в жизни я летела бизнес-классом. Ничего особенного, только много людей с лишним весом вокруг. Шеф постоянно трогал мои колени, и я боролась с желанием вытереть ему слюни. В джинсах и узкой рубашке он выглядел ещё хуже, чем в костюме. В общем, он был мне больше безразличен, чем неприятен. Обычный врун и притворщик. Лицемер. Лицо банка. С лицом-банкой. Стюардесса смотрела на меня с сочувствием и наконец велела пристегнуть ремни. Самолёт мягко приземлился. Рим.

Есть одна вещь, которую я не люблю в путешествиях: багаж. И дело в не в том, что его могут потерять, хотя и это тоже. Просто не люблю тратить время на его получение. Я летаю с маленьким чемоданчиком, который беру с собой в самолёт. Но сегодня я была рада, что существует эта обязательная для путешественников процедура – толпиться возле транспортёрной ленты, ожидая, пока из недр аэропорта не выползет змея разноцветных сумок.

Мой шеф отправился получать багаж. Я помахала ему рукой и удалилась якобы в туалет, а на самом деле на улицу, в такси и в город. Я продумала свой побег заранее. К чёрту лицо-банку. В Риме меня ждёт Марио.

С Марио мы познакомились в прошлом сентябре. Международная компания начинающих яхтсменов арендовала яхту. У меня была лишняя тысяча евро. Не шубу же на неё покупать, – я решила, что буду увлекаться яхтингом и вошла в компанию. Оплатила участие в переходе Сардиния – Корсика и обратно. Всё было бы хорошо, но оказалось, что мой организм не выносит качки, а в конце сентября в этих местах штормит. В общем, меня тошнило всегда и везде, и даже у берега. Когда мы отчалили, мой отдых превратился в ад. Меня тошнило в каюте и на палубе. Хватая ртом воздух, я сошла в первом же порту Корсики. Наша яхт-компания должна была сделать круг и через неделю забрать меня там, где оставила. Мне было дано напутствие не скучать. Вечером в мой скромный номер постучался один из участников качки – итальянец Марио. Сказал, что не смог оставить меня одну на растерзание корсиканцам.

Марио было сорок шесть, большую часть жизни он провёл на Сицилии, но сейчас, по его словам, жил в Риме, в самом сердце древнего города. Один. То есть с мамой. Марио поселился в соседнем номере нашей игрушечной гостиницы в порту Бонифачо и приносил мне каждое утро кофе в номер. Так прошла неделя. За неделю я научилась отличать крок-мадам от крок-месье и правильно есть устрицы. Каждый наш день начинался с бутылки «розе», ей и заканчивался. Мы пили это розовое пойло в гостинице, ресторанах, на берегу, на скалах утром, днём, вечером и ночью. Марио оплачивал все расходы, был пылок и сдержан одновременно. Каждый вечер он галантно провожал меня в номер и ни разу не вышел за рамки приличий, хотя мог бы.

Через неделю нас забрали на яхту, и мы двинули обратно на Сардинию. Штормило ещё сильнее, мы плыли весь день. Марио закутывал меня в полотенце, чтобы я не сгорела на солнце, когда лежала на палубе, свесив голову за борт. Подносил в термосе отвар имбиря. Он бледнел, когда меня выворачивало, и улыбался, когда видел, что мне полегчало. В аэропорту Альгеро на Сардинии он пропустил свой рейс, чтобы посадить меня на самолёт, и целый год писал мне письма и смс, в которых признавался в любви и мечтал познакомить с мамой. Милый, милый Марио. Такой настоящий, живой. Я помню, как он задерживал дыхание, когда прижимал мою руку к своей груди. И кудряшки выбивались из-под ворота его рубахи.

Сегодня Марио встречал меня на улице, возле древнего своего дома, в котором жил, наверное, ещё сам Октавиан Август. Марио обнял меня, и его кудряшки, выбивающиеся из-за ворота рубахи, пощекотали мне щёку. Кругленький, смуглый, он надел сегодня всё самое лучшее из гардероба – белые джинсы, белоснежную рубашку, он благоухал парфюмом и был так влюблён, что можно было увидеть над ним стайку купидонов. Рядом с ним было тепло и надёжно, и хотелось замереть в этом гнезде ароматов и красоты.

Мы поднялись в его квартиру – огромную, как две Италии, с лепниной на высоченных потолках. Сразу на кухню. Кофе и завтрак. Марио всегда повторял, что женщину нужно кормить. На кухне колдовала его мама. Картины она, как ни странно, не портила. Мама готовила макароны (о, простите, пасту). В посудине невероятных размеров эта паста смотрелась, как огромный клубок змей, копошащихся в помидорной крови. А рядом стояли посудины поменьше с салатами, соусами и приправами. Мама была большая, красивая, с низким голосом и чёрными густыми бровями. Мама. Он слушался её, как мальчик, и я должна была вести себя так же. Как только мы сели за стол, мама навалила мне такую порцию, что у меня закружилась голова. Мы завтракали часа два с половиной, мама подливала нам кофе, я улыбалась изо всех сил, а Марио переводил вопросы мамы – какая у нас семья, много ли родственников и какое вино я предпочитаю в это время суток. Мама прищуривала глаз и вопрошала, не из тех ли я заморских красавиц, что съедают на завтрак половину варёного яйца. Такие женщины им не подходят, ни есть не умеют, ни готовить. Её мальчик должен правильно питаться. Сорокасемилетний мальчик смотрел на маму с обожанием. Мамма миа.

В это время суток по выходным я обычно не ем и не пью. В это время суток я обычно вижу десятый сон. Я встала ночью, мы с шефом вылетели в такую рань, что я даже не подозревала о существовании такого времени суток. Сейчас я не хотела ничего, кроме как упасть, желательно рядом с Марио, и поспать хотя бы час, а лучше три. Мама поняла это и пригласила меня отдохнуть. Она засобиралась на рынок. В этом царстве гастрономических безумств что-то закончилось и требовалась дозаправка. Она велела Марио показать мне мою комнату и собираться с ней на рынок – одной ей покупки не донести.

Я провалилась в липкий дневной сон. Гул самолёта, потный шеф, Марио в гнезде макарон… Когда проснулась, был белый день. Прекрасное время – не поздно и не рано. Я встала и пошла осматривать квартиру.