Алексей Иващенко - Война внутри

• Название: Война внутри
• Автор: Алексей Иващенко
• Жанр: Научная Фантастика

Старый Сергей живет в будущем, где ученым удалось выделить частицу, отвечающую за духовную энергию человека и открыть «Путь» в пространство, которое люди принимают за свой материализовавшийся внутренний мир. Но однажды будни старика меняются – его призывают на войну с тем, что люди считают Богом. Через сто лет после описанных событий планета разрушена катаклизмом, а выжившие бесплодны и не способны умирать. Среди руин цивилизации странствует археолог Монета, разгадывая, что же случилось с миром.

---

Посередине второй комнаты стоит стол. Хлам, живущий на столе, отправляется на пол, снесённый руками Клизмача. Пальцы врача осторожно пробегают под столом, пытаясь угадать скрытое в чреве ссохшегося куска мёртвого дерева. Щелчок, и Монета бережно тянет на себя кусок крышки.

Карта Красных Песков с кучей мельчайших корявых надписей, прицепленных клочков исписанной бумаги и просто переделанных фрагментов загадочно отражается в двух парах глаз. Люди с гордостью молчат. Насладившись, Клизмач протягивает Монете малюсенький карандаш, источенный с двух сторон. Бледный археолог наклоняется над открывшимся холстом, болезненно прижимая раненую руку.

– Смотри, тут и тут мы несколько ошибались. Тут многоэтажка идёт чуть севернее, вот так, перерисуй потом, хорошо? Вот тут радиации – ложкой накладывай, вот тут химическое озеро. Тут я пробовал сунуться, сплошные духовки и фосфорные бомбы неразорвавшиеся, мерзости всякой уйма, короче, не полез, ясно и так. Тут их и накрыли, я даже видел куски «джунглей». – Карандаш Монеты устало путешествует по разрисованному куску плотной кожи, нанося новые отрывки. – Видел столбы – тут и тут. А тут я видел Жадность (Клизмач присвистывает), обойти нереально, нужно отвлекать. Холм великана, так и так, тут песок застывает, как от жара, идти – просто сказка, тут песок снова начинается, тут кратер, отличный, копал там дней пять, всё в кошмарном состоянии, и такая эмблемка, – Монета стучит в науш своим карандашиком, – встречается так часто, как блохи на башке Хомяка.

– М-да… – протягивает врач. Монета находит в себе силы самодовольно улыбнуться. – Тебе бы время, ты б и Господу в зад залез, везучий прохвост. Знаешь, я тут припоминаю, кратер-то каких размеров был?

– Такого я ещё не видел.

– Отлично, просто отлично! Против Вас то-са стояло всего около десятка ангелов…

– А поддержкой не пожертвуешь! – Усталые глаза Монеты нервно загораются. – Значит, осталось поглядеть, кто там из них такую штуку мог грохнуть! Может, из боевых у них всего пару и было?

– Э, э, ты губу-то подзакатай. – Тон Клизмача не соответствует произнесённому, его лысина безумно качается взад-вперёд. Он тоже заведён. – Ты иди отлёживайся пока, я тут почитаю, теперь моя работа.

Стол возвращается в своё обыденное состояние. Монета счастливо выбирается в меньшую вонь, жуёт скопившуюся гадкую слюну и смачно сплёвывает.

– Эй, ты всё ещё у меня, мудила! – услышав плевок, взвизгивает врач.

– Да моё говно чище твоей халупы! – Монета глядит на принесённого им человека, через боль накручивая комбинезон обратно на своё белёсое тело.

– Так и быть, счёт за лечение можешь оплатить, когда впаришь найденное барахло, – великодушно протягивает Клизмач.

– Я же тебе цикаду отдал, сукин сын!

– Расценки растут – кризис, – пожимает плечами врач.

Монета сплёвывает ещё раз, надевает на чёрствые кисти плотные перчатки с электростатическими вкладками на пальцах, возвращает на место очки, маску и отправляется к мусорщикам.

***

Чернота пустого сна трескается открывающимися глазами – шум внизу будит острожного Монету. Археолог может позволить себе снять на пару дней комнатку на корабле по приходе с равнины. Почти пустое помещение отапливается ночью и проветривается днём. Дорого, но комфортно. Тем более что Монете нужен максимальный отдых после похода. Археолог берёт свой крошечный личный терминал, сверяет время. Он проспал около двадцати двух часов. Отлично, но теперь невыносимо хочется жрать. Комната обставлена скупо, но уютно, а контроль температуры позволяет пройтись по ней без защитного обмундирования. Монета спал полностью голым, наслаждаясь отсутствием сложного комбинезона.

Археолог встаёт, звонко мочится в закрывающееся металлическое ведро в углу, надевает только комбинезон, берёт с собой нож, вешает на грудь пропуск и отправляется в бар внизу. Комната надёжно закрывается, администрация следит за своим статусом, а сам корабль набит плечистыми охранниками, часть которых сидит на зазе. Кроме того, археолог опечатан. По мере приближения к бару класс комнат ухудшается, но Монету не волнует их контингент.

Спроси археолога прямо – он никогда не признается, что внутренне считает себя слишком мягким и сентиментальным. Кроме того, Монета думает, что этот мир ни к чему хорошему не может прийти в принципе: все только стареют и не умирают. Единственное спасение – хобби. Бессмысленное хобби в мире невидимой боли, терзающее его своей неприменимостью. Временами на Монету накатывается состояние отчаяния, он думает: а зачем и кому вообще нужно то, что он делает? Но всё же куда чаще археолог со страстью отдаётся своему увлечению – Монете нравится собирать информацию о мире, в котором он живёт, и складывать в некое подобие книги. Такой себе географический справочник от дилетанта. Монета не имеет никакого понятия, как следует писать подобные книги, он просто узнаёт и записывает, даже что-то схематически зарисовывает. Иногда его мучает надежда, что это кому-то пригодится. Какому-то последнему человеку на Земле. Этому бесконечно несчастному существу. Монета гонит от себя эти мысли, считая их проявлением той, достающей его, собственной слабости. Именно из-за хобби он так легко сошёлся с Клизмачом. Только Клизмача интересуют исключительно Красные Пески и их клады. А Монете интересен весь мир. Никто не знает об этом увлечении – друзей сейчас заводить не принято, так что Монета закапывается в свои наброски с самостоятельностью настоящего интроверта.

И вот этот момент – он заслужил отдых, сытный завтрак и беседу с очередным странным типом. Общаться Монете сложно – от природы он молчун, но алкоголь всегда был хорошим способом заполучить недостающие тебе черты. Археолог садится в освещённом жёлтым баре, наслаждаясь каждой проходящей секундой. Левая стена провалена внутрь длинной очередью металлических фильтров. Звук от мелькающих за решётками вентиляторов почти не долетает, поскольку на заднем плане, похрипывая, играет музыка старого мира. Монета знает эту композицию – «Будет летний дождь», исполняет Рей Бредбери. Так сказал бармену насмешливый человек, продавший пластинку вместе с проигрывателем. А любопытный археолог, в свою очередь, всё выведал у бармена. Иногда он даже бравирует этим знанием перед коллегами. Не многие тут могут считаться любителями музыки.

Монета заказывает себе у грудастой официантки тарелку плесневого мха с прожаренной ножкой ментотаракана. Про женщин можно будет подумать ближе к вечеру.

Большинство преуспевающих археологов предпочитают питаться едой, похожей на ту (или той), которая была до Большого Катаклизма. Монета слабо ориентируется на чужое мнение и считает это блажью. Когда банка консервов будет стоить как жареный таракан, он подумает. Приканчивая высококалорийную пищу, Монета выбирает себе цель. Его интровертность вызывает дискомфорт в предчувствии первого контакта, но ажиотаж охотника помогает сгладить данное ощущение. Утром в баре не так много персонажей. Компания в углу выглядит опасной и общается исключительно между собой. Другой угол занимает Фаита Иа Мамбуэй – абориген, произношение имени которого доставляет Монете настоящее наслаждение. Обычно аборигенов недолюбливают, но Мамбуэя тут все знают и терпят. Монета обязан огромным куском своей книги этому тихому человеку и питает к нему лишь уважение с завистью. Внутренне Монета понимает, что Фаита Иа Мамбуэй имеет куда более высокие моральные качества, чем он сам. Да и в жизни кое-что понял своей извращённой аборигенской мудростью. Он качественно отличается от множества своих сородичей – во-первых, он умеет говорить и читать на всеобщем, во-вторых, он ненавидит и презирает алкоголизм, как бич своего рода. Пожилой, во множестве татуировок, выбритые виски переходят в копну чёрных, не поддающихся химии волос. В уши, нос и губы Фаиты Иа Мамбуэя аккуратно вдето множество элементов древнего мира – крупные болты, гайки и какие-то фигурные микросхемы. Сам пожилой абориген сидит, придерживая на носу очки без одной дужки, привязанные к шее длинным шнурком, и читает настоящую бумажную книгу. За спиной, под курткой, мягко дышит его симбионт – лично им выращенная из головастика лягушка Ма-то. Земноводному ампутируют конечности, зашивают рот, снимают кожу на животе и прикладывают к лишённой кожи спине человека. Дальше идут три недели обрядов, связанных обычно с принятием наркотиков и литров сока чу, пока животное и человек не срастаются организмами. Жаба, живущая в химических озёрах, отлично фильтрует кровь и наполняет её своими телами, помогая аборигену выжить в таких ядовитых местах, где не справляются лучшие костюмы. К сожалению, она практически бесполезна против радиации. Поэтому находки Фаиты Иа Мамбуэя обычно связаны именно с труднодоступными отравленными территориями. Это уже четвёртая жаба аборигена. Предыдущие погибли из-за сложной жизни искателя чудес. Монета недолюбливает мерзкое существо – уж больно жаба похожа на недоразвитого младенца с крупным ртом в стежках. Тот будто смотрит по сторонам и болезненно улыбается. Именно за это сходство аборигены и называют жабу Ма-то – «дитя яда». Монете хочется ударить существо в его желеобразное тело под упругой кожицей и расплескать повсюду то, что выйдет наружу. Как-то он даже попросил Фаиту Иа Мамбуэя прикрыть рожу своему симбионту, но абориген считает, что так существо заскучает. Бр-р, Монету аж передёргивает.