Последняя Сайен - Мой мир. Сборник стихов

• Название: Мой мир. Сборник стихов
• Автор: Последняя Сайен
• Жанр: Поэзия

«Мой мир» – это дебютный поэтический сборник Последней Сайен, включивший в себя стихотворения, написанные в период с 2006 по 2016 годы. В книге представлены семь тематических разделов: «Раннее», «Героям меча и магии», «О том, что болит», «Родине», «Молитвы раненой души», «Посвящения» и «Чебоксарский цикл».

---

Героям меча и магии

Я чашу страсти пил до дна не раз

Я чашу страсти пил до дна не раз,
Её вино что цвет степной полыни.
Всё лживо в ней: и лик, и взор, и глас —
Они меня не трогают отныне.

Дорога мне достанется в удел,
По ней в рассвет уйду, мечту лелея.
Чтоб вечно снился мне сияющий предел —
Златой чертог певца и брадобрея.

Пройду сквозь хлад, дожди и нищету,
Оставив неги тяжкие вериги,
И всё, что сердцу дорого, в тщету
Вменю навек по зову древней книги.

Пусть будет небо крышей для меня
И мягким ложем – трав сплетенье сельных,
Хватило только песне бы огня,
Безумья снов и сумерек весенних.

Ведьмак и чародейка (Ночь на Танедде)

«Принципы можно нарушить, страх – преодолеть» (Йеннифэр из Венгерберга, А. Сапковский «Ведьмак»).

Она мечтала лишь о достижимом
И на наивное «Прости, но как же я?»
Ему шептала мягко, но с нажимом:
«А ты… ты – мой, как я – уже твоя».

Когда же он, измученный душою
В боях извечных и витках судьбы,
Просил: «Останься. Я тебя не стою,
Но вновь терять… Мне страшно.
Может быть…»,

Она лишь нежно гладила щетину
Небритых скул, не проронив и вздоха.
Она любила этого мужчину,
И врать ему – не ждущему подвоха?..

Как чародейка, может быть, морали
И лишена была она порой
(Как многих чувств лишён её герой),
Но одного уж, видно, не украли

У них ни люди, ни ужасный рок…
Разлука ж только закрепила тот урок,
Что им судьба всю жизнь преподавала,
И породила правило меж них —
Она надежд на счастье не давала,
А он не лгал, что вдруг оставит их.

Так, в тишине, тревожной от предчувствий
И неизбежной близости разлук,
Седой ведьмак, несведущий в искусстве,
И Королева Льдов не размыкали рук.

Он для неё прекрасные виденья,
Мечтой исполненные, в памяти рождал,
Она ж, как всякий раз в подобные мгновенья,
Читала мысли, зная, что он ждал.

И слёз непрошеных дорожки отирая
Ладонью с бледных исхудалых щёк,
О том не ведала, что пара месяцев ещё
И, на расчётливость былую невзирая,

Свободной волей на мучения пойдёт
За ту мечту, хоть верить и не смеет;
За дочь чужую, что своею назовёт,
И за любовь… И выстоять сумеет.

 И даже если без счастливого конца
Та сказка страшная окажется в итоге,
В балладах вспомнят их отважные сердца,
Любить посмевшие у смерти на пороге.

Память огня

Память огня хранит
Светлые сны и лица,
Древних ступеней гранит,
Руны на жёлтых страницах,
Песни неспетой печаль,
Рыцаря пылкие речи…
Кто виноват, отвечай,
Что люди не помнят наречий?
Что больше в легенду не верят
И правду узнать не готовы,
Что жизнь сапогами мерят,
Поправ волшебство и слово…

Однажды, в полночный час,
Покинув проклятый город,
Бездушно-безликих вас
И ваши пустые сны,
Уйду я искать ответ,
Искать тот бессмертный повод,
Что вёл меня сотни лет
По светлым следам весны.

И я разожгу костёр,
Презрев суеверья смертных,
У дальних пределов земли
В таинственной чаще лесов;
И, к небу поднявши взор,
Развеяв золу по ветру,
Огню прошепчу: «Внемли!» —
И он мой услышит зов.

В тот час мне откроется всё:
Что было и что свершится;
Узнаю я, для чего
Пришли мы на этот свет,
И тайное знанье своё
Под сердцем сберечь как птицу
Мне будет важней всего
На многие сотни лет.

А если вопросят вдруг:
Зачем хоронить под спудом
Сокровище – дивный дар,
Доверенный мне судьбой,
Отвечу тому: «Мой друг,
Ведь люди не верят в чудо.
Для тех, кто душою стар,
Обманщики мы с тобой…»

Колыбельная для Беллы

По мотивам саги Стеф. Майер «Сумерки».

Ты как солнечный луч,
столь нежданный для этих широт,
Ворвалась в мою жизнь, разгоняя докучливый морок.
Тёплым ветром лесным,
Притяженьем родимых ворот,
Неуёмным желанием знать, что и я тебе дорог.

Неразумной овечкой проникнув в мой сладостный плен,
Ты для дикого зверя навеки осталась мечтою.
И тогда я узнал, сколь пленительным может быть тлен,
И как тесно венчает бессмертие нас с пустотою.

Спи же, Белла – творенье прекрасное мира людей.
Спи спокойно, ведь я в эту ночь твои сны охраняю.
И пусть жизнь быстротечна – ты будешь счастливою в ней,
Ничего обо мне и проклятьи подобных не зная.

Кто бы мне рассказал, что любовь так бывает слепа
И что столько прекрасного в ней безрассудства таится.
Но теперь ты со мной… Столь наивна, нежна и глупа,
Что не страхом, а страстью твоё подсознанье томится.

Мне так хочется крикнуть: «Беги и останься в живых!» —
Только руки всё крепче и крепче объятья сжимают.
Что ж, пускай будет так, как сама ты решишь за двоих,
А меня муки совести больше, чем «жажда» сжигают.

Спи, родная, теперь и не думай о завтрашнем дне.
Он в надёжных руках моих вместе с трепещущим сердцем.
Ну а ночью я вновь твой восторженный зритель в окне,
Жаль лишь только: ладоням твоим об меня не согреться.

Если б мареву сна был подвластен мой бдительный ум,
Если б древние веки сомкнула дневная усталость,
Мне приснилось бы море и дом, предназначенный двум.
Мне б приснилось, как ты в лунном свете нагая купалась.

Но сначала, пускай будет свадьба, алтарь и цветы…
Будет вальс при свечах… Всё, как память и сердце вещают.
Белла Каллен… Возможно, всё это – пустые мечты,
Только пальцы задумчиво перстень семейный вращают.

Спи, мой ангел, спи крепким младенческим сном.
Спи, моя ясноглазая хрупкая Белла.
Догорает последним виденьем рассвет за окном…
Эта вечность – для нас, если вечности ты захотела.

Селеста

Ты по пятам за мной ходишь, Селеста,
Как-будто сбежать от тебя могу.
Но есть ли от смерти укромное место?
Его для любимых своих сберегу.

В бою неравном, где стон и крик,
Над чёрной бездной, в стану врагов
Я снова вижу твой бледный лик
И чую лёгкость твоих шагов.

Печален взор твой и хладноок,
Аида сумрачного сестра!
Смотри: не дрогнет в руке клинок!
Не подоспела ещё пора.

Когда ты задуешь мою свечу,
Жалеть не стану – светло жила.
Я буду готова. Лишь знать хочу,
Что служат правде мои дела.

Содденский Холм

«Все стояли насмерть, и множество полегло. Но чародеи… Каждый ребёнок у нас знает имена тех четырнадцати, выбитые на камне, что на вершине Холма стоит» (Йурга из Заречья, А. Сапковский «Ведьмак»).

Обычный холм, с обычным лесом и рекой,
Своей прохладою манящей, у подножья.
Обычный лагерь пионерский и покой.
Здесь жизнь обычная струится бестревожно.

В бору зелёном, средь дубов и тополей,
Играет в прятки увлечённая орава.
Людские дети всех сословий и мастей
Слились в игре одним весёлым дружным сплавом.

И невдомёк им, что когда-то в этот час
На этом месте, под таким же небосводом,
В бою неравном пали тысячи из нас —
Людей и эльфов – за священную свободу.

За жизнь, за счастье в этой жизни, за любовь
Мы клали души, не желая бранной славы,
И как вода на том холме живая кровь
Ручьём стекала на соцветия и травы.

А камень тот, что столь усердно малышня
Ногами топчет, о минувшем не радея,
Плитой надгробною явился для меня
И для тринадцати содденских чародеев.

Но что за дело тем, кто «после», до певца —
Реликта времени, сокрытого под спудом?
Им – счастье, молодость, им – солнце и леса,
Им – их неверие в меня и даже в чудо.

Но если сыщется из тысячи такой —
С душою чистой, неиспорченной сомненьем,
Что остановится пред древнею плитой
И рун потёртых докоснётся в удивленье,

То, свято верю, он увидит как во сне
Мой светлый взор под непослушною копною,
Мерцанье молний, город, тонущий в огне,
И взрывы сфер над гордо поднятой главою.

Услышит крики, звон оружный, заклинаний
Обрывки в страшной и кровавой кутерьме,
Слова, поблекшие, последних обещаний
И стоны Йеннифэр, блуждающей во тьме.

Лётное

И даже если горб заменит крылья,
Я изловлю последнего фистрала.
Иль симурана оседлаю… Но бессилья
Не подпущу, в какой бы раз ни умирала.
Не важно, как, какою жертвой и когда —
Путь к Небесам для нас отыщется всегда!

О мудрости и безумии