Маргарита Берг - Кадры сгоревшей пленки. Бессвязный набор текстов

• Название: Кадры сгоревшей пленки. Бессвязный набор текстов
• Автор: Маргарита Берг
• Жанр: Русское современное

Сборник, который было трудно собрать. Возможно, связь между текстами существует только в воображении автора. Но тут уж ничего не поделаешь. От реальности к фантастике, из прошлого в будущее, от рождения к смерти.

---

Муля (Самуил) М*ов был старше Олички на семь лет. У этого красивого и тихого кудрявого юноши не было кисти правой руки. Обычно, когда его начинали расспрашивать, предполагая геройские подвиги Гражданской, он скромно, не входя в подробности, отвечал, что ранили его в Красной Армии, но в первом же бою, поэтому повоевать и совершить что-нибудь славное ему так и не довелось.

Муля лгал – он лгал из осторожности. Руку ему, шестнадцатилетнему, отрубил пьяный петлюровец во время глуховского22 еврейского погрома в 1918 году23.

Самуил Соломонович М*ов был из семьи небогатой. Отец его держал в Глухове дровяной склад. У Самуила было два брата – Саул и Герц, – и младшая любимая сестра Рива.

Рива-то знала, что и как случилось с рукой брата. От нее узнала и Оличка, очень с ней подружившаяся. Но дальше это знание не пошло. Потомки Мули и Олички узнали правду только в период горбачевской перестройки, когда старики давным-давно уже покинули наш суетный мир.

Рива дожила.

Муля и Оличка поженились в 1931 году, уже в Ленинграде. В 1932 у них родилась дочка Инна, а в 1940 – лопоухий мальчик Толик. Оличка расцвела, превратилась в настоящую красавицу. Ее рисовали художники – и на этих портретах видна личность: твердая, бескомпромиссная и щепетильная. Муля был тихий болезненный человек, язвенник и сердечник. Левой своей единственной рукой он управлялся превосходно, завязывал шнурки и варил себе по утрам манную кашу. Он обожал жену, не сводил с нее глаз, слушался ее всегда и во всем.

Потом случилась война.

В 1941 году Оличка с детьми отправилась в эвакуацию. Они ехали много суток, под бомбами, мамы поили детей болотной водой, процеженной через марлю. Муля остался работать в Ленинграде. В том далеком сибирском селе, где волею случая оказалась Оличка, правильно оценили ее характер и репутацию. Мать двоих малолетних детей работала полтора года председателем колхоза. В блокадном Ленинграде, где уже ели павших лошадей и трупы, язвенник Муля поимел разрыв желудка. Его вывезли из города по Дороге Жизни – по льду Ладожского озера.

Послевоенная жизнь этой семьи почти утратила романтику. В 1951 году мальчик Толик уронил на пол домашний бюст товарища Сталина, и отбил бюсту нос. Семья оказалась в ужасном положении: бюст без носа в доме был пропуском хозяев на тот свет, выброшенный же бюст без носа был, наверное, двумя такими пропусками. Глухой осенней ночью пламенная синеблузница Оличка пешком – пешком! – выбиралась за город с Васильевского Острова. В сумке у нее, завернутые в десяток газет, качались отдельно – товарищ Сталин и отдельно – его нос. Ужасные улики были закопаны в гнилую землю пригородных болот.

Муля работал главным бухгалтером небольшой сапожной фабрики. Оличка работала в исполкоме, в госбанке и в архивах. Ее, с официально оконченными семью классами, отличала исключительная аккуратность и грамотность. Как следствие блестящего домашнего обучения. Кроме того, она умела молчать. Многие годы Оличка, сохраняя верность идеалам своей коммунарской юности, блюла аскетизм даже в самых дорогих сердцу красивой женщины мелочах: она не пользовалась косметикой. Темно-рыжие роскошные оличкины волосы начали седеть, когда хозяйке едва перевалило за двадцать. В среднем возрасте Оличка стала белая-белая, ее обрамляющие молодое яркое лицо волосы обрели тот самый цвет, который называется «седой, как лунь»24 – серебристо-белый и ровный, без всякой пегости.

В отличие от Самуила, который растерял связи с семьями братьев, осевшими где-то на Украине или погибшими там в войну (любимая Рива не в счет, с ней связь сохранялась всегда), Оличка поддерживала письменную связь с сестрами – с Москвой, Горьким25 и Душанбе. Интересно, что никто из этих коммунарок не общался с братом, Израилем. Как впоследствии пытался объяснить старший сын Софы, один из создателей знаменитых кораблей на подводных крыльях26, – потому что Израиль, мол, женился на русской, а семья в те годы была к этому не готова.

Поразительно: как это совмещалось у них в каждой одной отдельно взятой голове? Чтобы мировая революция, и коммунистическое будущее, – и тут же древнее, почти подсознательное, страшное табу: жениться – только на «своих»! С десятилетиями табу слабело, но в какой-то части последнего советского поколения продержалось-таки до конца.

Оличка воспитывала своих детей достаточно жестко. Может быть, поэтому личная жизнь Инны – она стала учителем географии – никак не клеилась. Один муж ее оставил, второго она оставила сама – он разводил пчел и коз в городской квартире. Оба мужа не были евреями. Тут у Олички что-то не получилось. Инну Самуиловну, стеснявшуюся отчества, в школе называли Инна Семеновна.

Кроме того, как выяснилось, Инна не могла иметь детей – сказалось военное детство.

Толик окончил электротехнический техникум. Он был мальчик очень способный, но ленивый и невозможно хулиганистый. Характером в саму Оличку, а не в мягкого отца, – ох, как трудно оказалось Ольге Борисовне ладить с ним! Призванный в армию, Толик оказался где-то под Красноярском, и как раз попал в недобрый час испытаний химического оружия на секретном соседнем полигоне. Комиссованный27 вместе со всем своим подразделением на полгода раньше срока, Толик привез районному военкому запечатанное страшными печатями письмо, содержание которго навсегда осталось для него тайной. В семье подозревали, что партийная принцесса Оличка по своим каналам узнала содержание запечатанного конверта. Но если даже это было и так – Оличка унесла эту тайну с собой в могилу.

И тут, после всех этих царот28, – без преувеличения – счастье привалило. Толик привел невесту. Прелестную девочку Женечку. Юную, тоненькую, большеглазую. В своей мягкости принципиальную, как сама Оличка. Студентку-отличницу. С папой-фронтовиком, подполковником-медиком, и мамой – санитарным врачом. Еврейку!!

«Ну, как вам наша Женечка?» – гордо спрашивала Ольга Борисовна гостей на свадьбе в декабре 1963 года.

А в 1965 году мир изменился окончательно. Женечка родила дочку. Это маленькое, глазастое, очень болезненное и смышленое существо перевернуло вселенную для Ольги Борисовны и Самуила Соломоновича. Беря кроху на руки, жесткая Оличка теряла характер. И это было новое, еще неизвестное счастье.

Для тех, кто не догадался, как ее назвали, будем называть ее пока что Внучкой.

Оличка, не задумываясь, вышла на пенсию – чтобы вырастить и выходить девочку.

Когда Внучка была совсем малышкой, ей иногда снился страшный сон про дедулину руку – Муля не носил протезов. Во сне дедуля вытягивал культю, с болтающимся на ней рукавом, перед собой, она начинала раздуваться, превращаясь в огромный серый шар, наконец, шар лопался – и из него вылетал трехголовый Змей-Горыныч…

Первый инфаркт случился у Мули, когда Внучке было пять лет.

А когда Внучке было семь лет, оличкина дочь Инна заболела рассеянным склерозом29. Еще семь лет Оличка боролась за нее. Она сняла вместе с Инной комнату, оставив Внучку на попечение Мули. Не вынеся этой разлуки – час езды друг от друга – Муля вскоре страшно и окончательно заболел сердцем. Полгода он умирал, сидя синий в больничных подушках, – Оличка металась между мужем и дочерью, – дрожа, задыхаясь и плача от слабости. После его смерти Инна добавила к рассеянному склерозу рак, и пережила отца всего на полтора года. В день ее смерти Оличка не проронила ни слезинки.

Оличка так и не стала старушкой. Маленькая, скромно, но безупречно одетая, Старая Дама в черном берете, из-под которого выглядывали идеально чистые, аккуратно подстриженные, легкие-легкие серебряные волосы, она четко печатала бисерный шаг, и перед ее сухим взглядом расступались люди и раздвигались ветки. И никто не подозревал, что едва заметный налет темной, красиво оттеняющей белизну волос, помады на губах – первой косметики подрастающей внучки! – впервые занял свое место на этом лице едва ли месяц назад. Принципиальная Оличка только в последние годы жизни сдала этот бастион.

Внучка было очень на нее похожа. Она была так страшно похожа на Оличку, что та боялась – как бы Внучке не досталось и оличкиной судьбы…

Она попыталась уговорить Толика с давно и успешно делающей карьеру Женечкой родить второго ребенка. Те – им было уже хорошо за тридцать – не рискнули.

В последние два года жизни Оличка молилась Б-гу, в которого не верила, чтобы он избавил ее и близких от тех немыслимых и нескончаемых страданий, в которых уходили ее муж и дочь. Еврейский Б-г принял ее молитву. Оличка болела всего неделю, она болела – слегка. Она так и не научилась глотать таблетки – брала их в рот, наливала в рот воду, запрокидывала голову, и держала ее так, ожидая, пока таблетки провалятся сами. Она лежала дома и читала что-то легкое, и к ней забегала Внучка со своими подростковыми глупостями. И через неделю, отправленная в больницу исключительно по сверхъестественной добросовестности молодого участкового, в одну секунду покинула этот мир – от обширного инфакрта – с улыбкой на устах, пять минут спустя после ухода из больницы Женечки. О ее смерти, как было вполне принято тогда в России, семье не сообщили, и Толик выяснил, что мамы нет в живых, только когда на следующий день обнаружил в ее кровати другого человека.