Гумер Каримов - И счастие куда б ни повело…

• Название: И счастие куда б ни повело…
• Автор: Гумер Каримов
• Жанр: Биографии и Мемуары

«И счастие куда б ни повело…» это повесть об Александре Пушкине и Наталье Гончаровой, о счастливом лете 1831 года, проведенном в Царском Селе. Размышление о жизни, о любви, о счастье.

---

– Мне и года не было, когда родители повезли меня в Михайловское деду показать… – рассказывал Александр. – А дед крутого нрава был старик, бабку мою, Марью Алексеевну, после того, как она ему дочку, мать мою, родила, бросил да прогнал со двора, – Пушкин рассмеялся. – Да-да, велел жене просто убираться из дома, а дочь у себя оставил… Сам же тайно женился на Устинье Толстой…

– Какой ужас! – расширила глаза Наташа. – Прогнал? Как можно!

– Но и бабка не промах была. Взяла и пожаловалась брату его Ивану Абрамовичу, генерал-поручику, другу Орловых, герою Наваринской битвы. Приютив Марью Алексеевну у себя в Суйде, тот дал жалобе ее законный ход…

Дело в ее пользу и закончилось. Сама императрица утвердила решение суда. Согласно оному незаконный брак деда расторгли, малолетнюю дочь Надежду Осиповну возвратили матери, бабке моей Марье Алексеевне, с назначением ей в приданое села Кобрино. Только она вскоре продала Кобрино и, последовав в Москву за отцом с матерью, купила в Подмосковье село Захарово, где до лицея я проводил каждое лето с сестрою Оленькой и братцем Левушкой.

А деда даже сослали в Михайловское, где и жил безвыездно до самой смерти. Так что, Наташа, я не первый ссыльный в собственной деревне, – засмеялся Пушкин.

– Я помню Post scriptum в твоей «Родословной», – Наташа прищурилась, вспоминая:

Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.

– И еще… – Наташа не дала говорить Пушкину, продолжила:

И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала
И пал впервые Наварин.

– Все верно, Наташенька, умница! Я только хочу добавить, что бабушка моя, Марья Алексеевна, – продолжил поэт, – была ума светлого и для своего времени образованная гораздо… Писала прекрасным русским языком, коим Антон Дельвиг восхищался… А на меня оказала влияние замечательное… Происходила по матери из рода Ржевских. Бабушка очень дорожила родством сим… Любила вспоминать былые времена. А вот я тебя сейчас повеселю, – Пушкин обнял жену, тихо засмеялся. – Рассказывала бабка анекдот о дедушке своем, любимце Петра первого. Однажды заехал к нему царь поужинать. Подали любимый пирог монарха «Блинчатый», да тот не захотел чего-то его откушать. Убрали пирог со стола. На другой день дед велел подать пирог этот себе… И с ужасом обнаружил, что вместо изюма в пироге оказались тараканы, к которым Петр Великий чувствовал неизъяснимое отвращение…

– Какой кошмар! – Наташа невольно прижалась к мужу, ей было явно не по себе. – Ну и «повеселил».

– Представляешь, Ташка, что его недруги учудили? – Александр, успокаивая, погладил жену, как ребенка, по голове. – Подкупили повара в надежде, что царский любимец дорого за сию шутку заплатит. Хорошая была у меня бабушка, сказок много знала…

– Только ты мало о ней рассказывал, а няню, Арину Родионовну воспел…

– Про няню я тебе потом расскажу, – прервал ее Пушкин, – а сейчас, позволь, закончу о своей бабушке. Говорят, до шести лет был я ребенок толстый и неповоротливый. Маменька моя, «прекрасная креолка», как ее называли в свете, была весьма этим озабочена. А своей тогдашней молчаливостью я ее вообще приводил в отчаяние. Она почти насильно водила меня гулять и заставляла бегать, чего я ужасно не любил… Поэтому охотнее оставался с бабушкой, залезая в ее корзину и наблюдая, как она занимается рукоделием…

Ольга Сергеевна Павлищева, будучи на год старше Александра, добавляет к этим воспоминаниям брата: «Однажды, гуляя с матерью, он отстал и уселся посреди улицы; заметив, что одна дама смотрит на него в окошко и смеется, он привстал, говоря: «Ну, нечего скалить зубы»».

Весь путь от Москвы до Петербурга они провели в карете наедине, никого не пуская в свой счастливый мир. Пушкин искренне радовался: так хотелось скорее сбежать из Москвы, от утомительной, слава богу! пережитой свадебной суеты, от занудной и жадной до денег тещи, светских пустых вечеринок, разве что интриг полных… Остаться вдвоем в целом мире.

Еще будучи там, в старой столице, 26 марта Александр отписал своему другу Петру Александровичу Плетневу:

В Москве оставаться я никак не намерен, причины тому тебе известны – и каждый день новые прибывают. После Святой отправлюсь в Петербург…

Святая пасхальная неделя в 1831 году приходилась на 19–25 апреля, с переездом Пушкины несколько задержались, отправившись из Москвы только в середине мая…

…Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний…

У Пушкина – ничего просто так. Подчеркнул слово «осень». Отмечал важность и ценность своего любимого для творчества времени года.

… А дома, вероятно, ныне там не дороги: гусаров нет, Двора нет – квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделись бы всякую неделю, с Жуковским также – Петербург под боком, – жизнь дешевая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? Подумай об этом на досуге, да и перешли мне свое решение.

Так что Александр ощущал себя вполне счастливым, ведь осуществилось то, о чем мечтал. Еще 24 февраля 1831 года он писал Петру Плетневу:

Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился.

Воображение рисовало ему романтическую встречу с юностью, с Лицеем, друзьями. Хотя, увы, не будет уже среди них Антона Дельвига… Александр нахмурился: то ли не выдержал барон политического давления жандармов, то ли слаб оказался здоровьем и быстро угас… Скорее, и то, и другое…

Известие о смерти друга пришло за месяц до свадьбы Александра.

Вот первая смерть, мною оплаканная, – писал он тогда Плетневу. – Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем, как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига.

А какой умница был… Как литературу понимал! Мистической поэзии не любил, говаривал: «Чем ближе к небу, тем холоднее». Пушкин улыбнулся лукаво, вспомнив, как барон однажды звал Рылеева к девкам.

«Я женат», – отвечал Рылеев. «Так что же, – сказал на это Дельвиг, – разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?»

«Никто так не воплощал творческое начало лицейского братства, как Антон», – с грустью думал Александр.

Позже он напишет к годовщине лицея стихотворение «Чем чаще празднует лицей…». Будет вспоминать ушедших товарищей. Это реквием по ним:

Шесть мест упраздненных стоят,
Шести друзей не узрим боле,
Они разбросанные спят —
Кто здесь, кто там на ратном поле,
Кто дома, кто в земле чужой,
Кого недуг, кого печали
Свели во мрак земли сырой,
И надо всеми мы рыдали.

«На ратном поле» погиб полковник С. С. Есаков. Застрелился во время компании 1830-31 годов. Из-за потери оружия – нескольких пушек. «В земле чужой» сгинули умершие от чахотки Н. А. Корсаков и П. Ф. Саврасов. От «недуга» также скончались Н. Г. Ржевский и К. Д. Костенский. «От печали» умер Дельвиг. После пережитого стресса от грубых нападок и угроз Бенкендорфа…

А за всеми этими смертями лицеистов, вступивших в жизнь накануне Отечественной войны 1812 года, – судьба поколения. Пожалуй, самого трагического в истории России.

Пережив смерть друга, Пушкин предчувствует и свою скорую смерть:

И мнится, очередь за мной,
Зовет меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший гений.

Печальное пророчество сбылось. Следующим лицеистом, покинувшим этот мир, будет Пушкин.

Мысли текли дальше. Карамзина нет вот уже пять лет… Пушкин любил долгие беседы с историком. Жаль… В памяти промелькнули эпизоды встреч и бесед с ним еще с лицейских времен… Как, будучи больным гнилою горячкой, лежа в постели, с жадностью и со вниманием прочел восемь томов «Истории государства Российского». Труд историографа наделал много шума. Три тысячи экземпляров в месяц разошлись… Этого и сам Карамзин не ожидал. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную… (Подумав о женщинах, Александр вспомнил спутницу историографа, верную жену Карамзина и свою тайную любовь с юности…) Но об этом он не стал распространяться перед Натали…

Когда по моем выздоровлении я снова явился в свет, толки были во всей силе и могли отучить всякого от охоты к славе. Ничего не вообразить глупей светских суждений, которые удалось мне слышать на счет духа и слова «Истории» Карамзина. Одна дама (Кн. Е. И. Голицына. – Г. К.), впрочем весьма почтенная (ставшая затем одним из прообразов «Пиковой дамы». – Г. К.), при мне открыв вторую часть, прочла вслух: «Владимир усыновил Святополка, однако не любил его…» Однако!.. Зачем не но? Однако! Как это глупо! Чувствуете ли всю ничтожность вашего Карамзина? Однако!..