Валентин Колесник - Взрастание

• Название: Взрастание
• Автор: Валентин Колесник
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2017

Легендарное литературное произведение времен Киевской Руси “Слово о полку Игореве”.…Любой, грамотный человек, знает, о ком был написан этот шедевр, все знают, когда…, но никто, включая историков и ученых не знают “кем?”. Множество предположений, запутанных фактов, мнений и “подозреваемых в авторстве”. Но личность этого человека скрыта веками, зашифрована между строк древних писаний…. Перед Вами всего лишь версия…, попытка ответить на неразрешённый столетиями вопрос. Надо признаться, очень смелая версия. Одна из самых доказательных, написанная на основе исторических трудов. Роман, конечно, художественный, но исторически достоверен. При том, что книга легко читается, у Вас надолго останется горько–сладкое послевкусие реалистичного прикосновения к харизматичным героям, и истории земли, которую позже назовут Украиной. Итак, через что мы прошли? Как любили? Чему радовались? В кого верили? Какой она была, жизнь автора «Слова о полку Игореве», человека, оставшегося в тени истории, и заставившего говорить о своем произведении все будущие поколения, веками, и по всему миру?

---

От разгоревшегося костра ночь вокруг стала еще черней, еще загадочнее. Мягкий, призрачный свет луны и веселое пламя костра высвечивали натруженные лица с открытыми ртами и тревожными глазами. Молодые напряженные тела были готовы в любой момент прийти на помощь княжичу.

Лексей и Тимофей подходили к концу песни. Уже торжественней звучал хриплый голос старого воя и мелодичный, звонкий голос молодого холопа. Они начали двумя голосами петь князьям славу…

И вдруг тишину ночи разорвало тревожное блеяние сотен овец. Под впечатлением песни и от неожиданности никто не мог понять, что случилось. Первым пришел в себя старый Лексей, он по – молодому быстро вскочил на ноги и как бы выдохнул:

– Волки!

Все глянули в сторону кошары. В неверном лунном свете было видно, как через пролом в плетне кошары со страшным блеянием, наскакивая друг на друга, выбегали овцы, а что – то серое, бросаясь из стороны в сторону, валило несчастных животных.

Тимофей схватил свою сулицу и свистнул, подзывая коня. Лексей и молодые холопы подняли крик. От кошары прыжками стал убегать волк. Он нес на спине овцу.

По лугу, припав к шее коня, мчал Тимофей. Волк со своей добычей большими скачками стремился быстрее уйти в лес. Тимофей голыми пятками все пришпоривал и пришпоривал Соколика, кричал:

– Ну же, Соколик, борзо, борзо. Надобно догнать серого.

Конь летел наперерез волку. Тимофей в лунном свете уже видел вытянутую морду волка с прижатыми ушами, видел, как часто ходят его бока. Еще, еще немного и можно будет метнуть сулицу в серого ночного вора. Волк задыхался, терял на траву тягучую слюну, с перепугу и усталости поджимал хвост, но крепко клыками держал за холку зарезанную овцу. Тимофей уже приготовился метнуть сулицу. Уже поднял правую руку. Размахнулся.… Но в это время волк бросил свою несчастную жертву, круто развернулся, присел и с рычанием бросился на шею коня, вцепился зубами в его холку. Конь жалобно заржал и стал на дыбы. Тимофей перехватил копье, сполз на круп коня и уже в падении, вложив всю силу в удар, распорол живот волку. Зверь взвыл. Конь в испуге мотнул головой и так взбрыкнул, что и волк и человек полетели в разные стороны. Тимофей упал в высокую траву, больно ударившись головой о кочку. Он лежал и слышал визг и рычание издыхающего волка, храп раненой лошади и голоса бегущих людей. Тимофей приподнялся, сел, подвигал руками, ничего не болело, только немного кружилась голова. Встал на ноги, подошел к храпевшей лошади, взял за недоуздок, повернул к лунному свету. На шее была с ладонь рана и содрана полосой шкура, по морде Соколика катились крупные слезы.

– Что, больно милый? Больно, больно! Вон, яко он тебя. Ты ужо прости меня.

И конь, будто понимая человека, перестал храпеть и уткнулся мягкими губами в плечо юноши.

Подоспевшие холопы добили волка, восклицая:

– Во волчище! Во матерый! Во серый!

Сыромятными очкурами связали волку лапы, продели сквозь них сулицу и, взвалив на плечи, понесли к хижине пастуха. Старый Лексей нес на спине зарезанную волком овцу, а Тимофей в поводу вел израненную лошадь. Он шел и думал горькую думу о том, что ему до конца жизни не уйти от Захария, придется так и остаться в закупе. За раненого коня купец назначит такую купу, что век ее не выплатить. Если бы не отец, он давно ушел бы на Киевскую гору к гридням или к бродникам на Днепр или Дунай, грабить купцов. Но как оставить хворого отца, которому и воды – то подать некому.

– Ох ты, доля горька, тяжелая, – прошептал Тимофей, подходя к убогой хижине Лексея.

– Ах ты, господи боже, беда – то якая, – суетился Лексей.

– Ты, Тимоша, не горюй за своим Соколиком, рана не вельми сильная. Дней за десять затянется, заживет.

– Что ты речешь, Лексей. Якой Соколик мой? Он и у Захария не был моим…. А нонче его купил свион. За Соколика Захарка с меня шкуру спустит и оставит в закупе до конца дней моих, – говорил обреченно Тимофей.

– А ты речи Захарке – то, что я брал Соколика. Пошто тебе страдать, коль мне пособлял.

– Ладно, Лексей. Ужо яко – нибудь отвечу. Неси – ко деготь. Старик заспешил мелкими шажочками, сбегал в курень и вынес оттуда березовый туесок с дегтем. Тимофей острым ножом срезал свисающую шкуру на шее лошади. Конь резко дернулся и снова застыл, прислушиваясь к тому, как смазывали ему дегтем рану и к спокойному шепоту юноши.

– Тихо, тихо, Соколик. Не дергайся. Вот тако мы тебя обиходим. Вот здесь еще помажем. Вот тако. Ты все разумеешь. Ты славный коник. Иди, погуляй, – Тимофей похлопал коня по крупу и пустил его пастись.

Вдвоем с Лексеем они ошкурили волка, смотали шкуру. Молодые холопы собрали разбежавшихся овец, загнали их в кошару и снова все собрались у догоравшего костра. Лексей и Тимофей, опустив головы, молчали. Самый молодой из холопов, Филат, спросил:

– Допел бы ты нам песню, Лексей.

– Не до песен нонче, молодцы. Вишь яко негоже содеялось с конем – то. Пойду к Захарию. Пусть меня карает за коня.

– Никуды ты не пойдешь, Лексей. Моя вина. Конь продан свионам. Я не должен был брать его. Моя вина, – еще раз повторил Тимофей.

– За то, что спас от волка Захарий должен тебя еще наградить, – сказал Филат.

– Ага, наградит. Не преминет наградить вожжами, – помешивая угли в костре, – сказал Градислав.

– Выдюжим, – буркнул Тимофей. – Вожжи – то не самое страшное. Страшнее быть всю жизнь обельным холопом. И пошто то тако деется, что все приходят в сей мир голыми, ничегошеньки не имея, а одни становятся потом господами, а другие рабами. Ну, ладно бы родились вместе с золотом аль со знаком каким, что сему быть боярином, а сему холопом. Тогда бы я уразумел бы сие….

– Тако богу угодно, – сказал Лексей. – Вот родился ты холопом, и быть тебе, Тимоша, холопом. У кого якие матушка да батюшка, тому тем и быти.

– Тимофею хотелось бы из холопов да в князья попасть, – сказал Варак. Все дружно засмеялись.

Тимофей рассердился:

– Хватит вам зубы скалить. Вона Воз яко повернулся, вборзе утро. Собирайте коней, пора домой.

– Тимофею не терпится получить свои вожжи, – снова сказал Варак, но на этот раз никто не обратил внимания на его слова.

Ранним утром, когда еще только серело небо на востоке, когда на горе пробили первые била, Тимофей с холопами вернулись из ночного. По еще сонному подворью ходил старый козел Бек, которого держали в стайне, чтоб ласки не щекотали лошадей. Бек ходил по двору в поисках собаки Бровки, с которой резвился по утрам. Тимофей привязал Соколика у коновязи, а сам пошел к отцу сказать о случившемся. Пока холопы загоняли лошадей в стайню, Варак, чтоб порезвиться, науськивал козла на коня. Козел легонько толкнул Соколика в бок, но конь, не расположенный к игре, отодвинулся от козла. Тогда Варак подвел Бека к морде лошади и хотел за узду повернуть коня, но обозленный Соколик схватил злого холопа за руку зубами. Варак завизжал, схватил хворостину и стал бить невинное животное, норовя попасть по ране. Тимофей вместе с отцом вышел из хижины. Когда он увидел, как холоп бьет Соколика, закричал:

– Ты что деешь, собака? Не тронь коня!

– А пошто он кусается, – показывая окровавленную руку, закричал Варак и еще раз хлестнул коня.

Тимофей, не стерпев, побежал к Вараку и кулаком в ухо свалил его с ног. Перепуганный холоп отполз от сердитого Тимофея, схватился на ноги и побежал жаловаться Захарию.

– Негоже, сыне, людей бити, – сказал Петр, мелкими шажками подходя к сыну.

– Негоже, еже человека. Нешто Варак человек, что бьет язвенного коня? Злее уноши я не видел.

– Не от доброй жизни то. Его бьет отец, бьет Захарий, а он в отместку бьет, кого может.

– Но конь – то в чем повинен? Соколик никогда не кусался. Сие, знать, довел его Варак, что тот его укусил.

Петр подошел к коню, погладил по морде, провел рукой по загривку, похлопал по крупу, разворачивая к чуть поднимающемуся солнцу.

– Успокойся, Соколик. Не все люди одинаковы, яко и кони. Есмь добрые, а есмь и злые. Ты ужо потерпи, Соколик ясный, мы ее, твою ранку чистою росой промоем, мы ее настоями попользуем, запамятуешь про нее. Потерпи, голубок. Будешь еще резвее бегать. Ты, Тимоша, – сказал Петр, выбирая из краев раны шерстинки, – зри, чтобы муха на рану – то не садилась, а я пойду траву да живицу приготовлю, – заспешил, как мог, старый к хижине.

В воротах показался Захарий. Переваливаясь, медвежьей походкой, он направился к коновязи. Узкими заплывшими глазами уставился на шею лошади, потом развернувшись всем грузным телом к Тимофею, прошипел, брызгая слюной:

– Што сие?

– Волк! – отступая на шаг, сказал Тимофей.

– Не углядел? Пошто брал Соколика в ночное? Кто дозволил? Кто, пытаю тебя! – краснея бычьей шеей, кричал купец.

– Да ведаешь ли ты, сучье вымя, сколь мне придется выложить золотых свиону? Не углядел! Заслушался сказок этого старого пня Лексея и не углядел.

Тимофей, опустил голову, молчал.

– Я тя научу, коль отец не учит. Вот пойдем к вирнику, он ужо наложит купу на тебя дармоеда. Пороть! Пороть! – завизжал и затопал ногами Захарий.