Александр Намгаладзе - Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию

• Название: Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию
• Автор: Александр Намгаладзе
• Жанр: Русское современное

Часть 5 продолжает сериал «Записки рыболова-любителя». Описаны события краха коммунизма и распада СССР, связанные с участием автора в борьбе за пост директора Полярного геофизического института и, как доверенного лица, в выборах Народных Депутатов СССР и РСФСР. Знакомство и сотрудничество с Полуэктовой, Оболенским, Игруновым и Новодворской, апатитским ДОСПом и калининградскими «неформалами». Фото на обложке: Горбачёв и Оболенский на Съезде народных депутатов СССР (к главе 508).

---

– Скажите, а Вы рассекретите штатное расписание? Вывесите его на стенке? (Яхнин).

– Насчёт стенки – не знаю. Но секретным оно не будет.

– Как Вы собираетесь править и откуда?

– Я бы хотел править не сам, а через надёжных замов – один здесь, другой – в Мурманске, чтобы самому всё-таки заниматься наукой. Но это в идеале, то, к чему следовало бы стремиться: организовать дело так, чтобы личное вмешательство требовалось лишь изредка, в экстремальных ситуациях.

– А где будет дирекция?

– Часть в Мурманске, часть здесь.

– А где Вы сами будете жить?

– Я уже вчера отвечал на этот вопрос. Пока не знаю.

– Как Вы относитесь к хоздоговорам, и каким должно быть соотношение между фундаментальными и прикладными исследованиями?

– Они должны дополнять друг друга, как это вообще и имеет место в мировой науке. Хоздоговора нужны, особенно в нынешнюю эпоху самофинансирования, без них просто не обойтись. Но они не должны быть самоцелью. Деньги ради денег – Академия Наук не для этого существует. А ПГИ – академический институт. Я в своей научной практике всё время сочетал хоздоговорную деятельность с фундаментальными исследованиями. В геофизике это не проблема, на мой взгляд. Изучая суббурю, например, можно решать и сугубо теоретические, и прикладные задачи.

– Вы работали завлабом. Представляете ли Вы масштабы задач, стоящих перед директором института? Ведь это совсем другой уровень!

– Представляю. Вы хотите спросить – по зубам ли мне директорство? Разумеется, я считаю, что по зубам, иначе не брался бы.

– Будете ли Вы создавать свой отдел в институте?

– Это далеко не самая первоочередная моя задача, но когда-нибудь, наверное, буду. Какой? Пока конкретно ничего не могу сказать.

– Ум-меете л-ли Вы с-слушать с-собес-седника? – заикаясь, спросил Белоглазов.

– Это очень хороший вопрос. Я считаю очень важным – уметь слушать собеседника. Но вот умею ли я? Во всяком случае, я стремлюсь к этому, учусь этому, стараюсь. А вот как получается – не знаю. Наверное, не всегда получается, как надо, терпения не хватает иногда. Но тут ведь, знаете, нет пределов совершенствования. Важно, что я придаю этому большое значение и стремлюсь к совершенствованию.

– Почему Вы не член партии?

– В своё время не вступил, так и остался вне рядов.

– А почему не вступили в своё время?

Тут Мингалёв решил мне помочь громкой подсказкой с места:

– Не смог выбрать, в какую партию вступать!

– Знаете, вопрос, пожалуй, не мне надо задавать, а тем, кто вступил: почему они вступили? Коммунистов у нас 20 миллионов, а беспартийных гораздо больше. Я, как большинство людей, не вступил и всё. Что тут объяснять? Объяснять надо тем, кто вступил.

В зале заулыбались.

– А как Вы собираетесь взаимодействовать с парторганизацией? В чём Вы видите её задачи?

– Ну, задачи парторганизации она сама себе ставит, а не дирекция. Это её задачи. Я же буду рад любой помощи в своей работе со стороны парторганизации.

– А как Вы относитесь к ДОСПу?

– Положительно.

– А как Вы относитесь к смертной казни? (Козелов).

– Категорически против.

Аплодисменты.

По окончании собрания Слава сказал, что досповцам я понравился – наш человек! И вообще лучше выступал, чем вчера. Лаконичнее.

480. Выступления на собраниях в Мурманске и Лопарской

Выдохся я после этого выступления окончательно. А впереди ещё Мурманск, Лопарская. Вечером чуть расслабился у Мингалёвых за обильным ужином с шикарными маринованными подосиновичками – ныне очень урожайный на грибы сезон был.

В субботу был в гостях у Мальцева, играл с ним в шахматы, обедал, а после обеда принимал в гостинице сначала интервьюеров от пэгэёвской стенгазеты, потом Яхнина от СТК – всё досповцы. Яхнин интересовался – серьёзно ли я намерен бороться?

– А что? Похоже, что несерьёзно? Где это я дал такого маху?

– Нет, всё нормально. Просто борьба будет тяжёлой, Вы это понимаете?

– Понимаю. И буду бороться. Серьёзно.

В воскресенье я перебрался в Мурманск, поселился в «Арктике», где Власков забронировал для меня номер, смотрел по телевизору Олимпиаду (Сеульскую), но как-то рассеянно, невнимательно, без былого азарта – пропал интерес.

От Власкова я узнал, что здесь же в «Арктике» Пивоваров поселился; я позвонил ему, чтобы договориться, как нам поделить Мурманск и Лопарскую, чтобы не мешать друг другу. Пивоваров пригласил меня к себе в номер, где он скучал в одиночестве, кушая виноград перед телевизором. Мы с ним покалякали немного.

Пивоваров сообщил, что он сюда заехал по дороге в Москву на заседание комиссии по Крымской АЭС, в работе которой он участвует как представитель крымской научной общественности, борющейся против этой самой АЭС. Она строится под шестибалльную сейсмичность, а многие сейсмики считают, что эта оценка сейсмичности занижена.

В ПГИ он якобы не очень-то и рвётся, поскольку недавно избран на должность завкафедрой и участвует в конкурсе на должность ректора Симферопольского университета, но Гурий Иванович (Марчук – Президент Академии Наук СССР, из Сибири, и с ним Пивоваров вполне мог быть знаком, кажется, даже работал у него на ВЦ) якобы просил его не отказываться от участия в выборе директора ПГИ.

И что ситуация здесь сложная (Мурманск-Апатиты), он и не очень-то представляет, как из неё выпутываться. Но для него ПГИ – это шанс вернуться в геофизику, от которой в Симферополе ему пришлось полностью отойти: кафедра, которой он заведует, – физики твёрдого тела.

Я выслушал этот нелишённый нехитрого бахвальства рассказ, о себе же распространяться не стал, не было настроения. К Пивоварову я относился спокойно, почему-то он не казался мне серьёзным конкурентом. Мы договорились с ним, что в понедельник я выступаю в Мурманске, а он в Лопарской; во вторник же – наоборот.

В Мурманске я увидел, наконец, строение, послужившее, как ни странно, яблоком раздора между Мурманском и Апатитами – новый лабораторный корпус ПГИ, точнее, сразу два – шестиэтажный, собственно лабораторный корпус и двухэтажная административная пристройка к нему для дирекции и хозслужб. Оба здания из тёмнокрасного кирпича, выглядят прилично, стоят на той же горе, что и старый корпус, чуть пониже его. Вокруг всё разворочено, конечно, но к Новому году собираются сдать в эксплуатацию.

Хороший подарок мурманчанам от Распопова – как никак в его директорство построено. И на фига им апатитян сюда силком тащить? Филиал якобы два этажа отберёт в противном случае. Ну и отдать временно, на договорных условиях, ведь всё равно апатитян быстро сюда не перевезёшь, даже если бы они и захотели этого – жилья-то нет.

До обеда я общался с мурманчанами – ребятами из лаборатории Власкова, отметился у Распопова, потерявшего власть, но не собиравшегося, похоже, уходить из ПГИ, у Пятси – замдиректора по Мурманску и у Терещенко. И.о. директора – Горохова с утра не было.

Распопов и Пятси были любезны, Терещенко – не очень. Он как-то неохотно, расплывчато отвечал на мои вопросы. До этого я с ним практически не сталкивался, слушал только один раз его выступление на секции в ИЗМИРАНе, когда была предзащита его докторской.

Тогда Черкашин достаточно недвусмысленно высказался, что Терещенко со своей диссертацией прёт напролом, не заручившись поддержкой квалифицированных экспертов, и его работу тогда не пропустили, что, впрочем, не помешало Терещенке вскоре защититься на закрытом спецсовете.

Власков считал его толковым специалистом в своей области, уважаемым в его собственной лаборатории, которая, однако, живёт как-то особняком, отдельно от всего института, его ребята заняты своим некогерентным рассеянием и ничего их больше не волнует. Условия для работы им Терещенко создал неплохие, но стиль жизни у них какой-то казарменный, а сам Женя многих отпугивает своей склонностью к авторитарным методам и безразличием ко всему, что не касается некогерентного рассеяния.

Мизун считал Терещенко… плохим, скажем так, человеком; Ляцкий и Мальцев – скользким; Брюнелли – самым сильным радиофизиком и математиком в институте, занимающимся самым передовым и сложным методом исследования ионосферы, и самым подходящим кандидатом на место директора.

Увы, в отношении многоуважаемого Б.Е. черезчур много людей в ПГИ были единодушны в том, что он своего зятя, мягко говоря, переоценивает.

Так вот, в разговоре со мной Женя дал понять, что все эти выборы в народе – ерунда и суета, выбирать будут академики, и надо хорошо знать ситуацию в отделении (ООФА), чтобы на что-то рассчитывать. И по тону его ясно было, что он-то ситуацию хорошо знает, в отличие от некоторых, которые лезут не на своё место.

– И главное, определись: ты за Мурманск или за Апатиты? Если за Апатиты, то я буду против тебя, ты уж извини. И не вздумай юлить – туда-сюда!