Эрик Форд - Народ и власть в России. От Рюрика до Путина

• Название: Народ и власть в России. От Рюрика до Путина
• Автор: Эрик Форд
• Жанр: Политика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906914-64-4

Эрик Форд – известный публицист, пишущий о русской политике и истории. В первых главах своей книги он дает исторический обзор, в котором перед читателем предстанут такие государственные деятели, как Иван Грозный, Петр I, Екатерина II, Николай I, Николай II, Ленин, Сталин и другие. Автор показывает, как жил при них народ и как относился к этим правителям.

От исторического обзора он переходит к современности и разбирает путинский период правления. Принцип анализа, который избирает Э. Форд, тот же: что власть при Путине дала народу в политическом, экономическом, социальном планах; в чем причина поддержки или неприятия путинского режима определенными слоями населения.

---

Вскоре главным борцом с ересями стал игумен подмосковного Волоколамского монастыря Иосиф Санин, провозглашенный православной церковью святым Иосифом Волоцким. Подобно новгородскому архиепископу, он восхищался деятельностью испанской инквизиции и переносил ее способы в Россию. В «огненных казнях» и тюрьмах Иосиф видел «ревность» к православной вере. Он проповедовал, что руками палачей казнит еретиков сам «святой дух» и призывал всех «истинных христиан» «испытывать и искоренять лукавство еретическое», грозя строгим наказанием тем, кто «не свидетельствовал», то есть не доносил на еретиков. Одно лишь сомнение в законности сожжения противников церкви Иосиф считал «неправославным». Ни о какой свободе совести, ни о какой свободе слова нельзя было даже помыслить: жестокие русские законы, преследующие гражданские свободы, Иосиф называл «божественным писанием», подобным пророческим и апостольским книгам». [Конец цитаты].

* * *

Не ограничиваясь средними веками, Грекулов продолжает дальше свой рассказ о влиянии православия на жизнь в России. Мы приведем лишь некоторые выдержки из этого рассказа:

«…При Петре I был создан Приказ инквизиторских дел; выступление против православной церкви, критика ее догматов и обрядов рассматривались как «богохуление». «Хулители веры, – говорил Петр, – наносят стыд государству и не должны быть терпимы, поелику подрывают основание законов». Виновным выжигали язык раскаленным железом, а затем предавали смерти.

…В годы правления Екатерины II, «философа на троне», как ее называли льстецы, духовное ведомство всюду видело мятеж против церкви и настаивало на суровых мерах для искоренения «злых плевел». По поручению Синода (главный орган по управлению церковью в России, созданный Петром I) петербургский митрополит Гавриил представил свои соображения о том, как бороться с церковными противниками. Гавриил предложил виновных смирять прежде всего публично – одевать в позорную одежду и выставлять как преступников на всеобщее осмеяние. Затем им следовало дать тридцать ударов плетью о двенадцати хвостах, выжечь каленым железом клеймо на лбу – буквы ЗБХ (злобный богохульник) и сослать навечно в каторгу, где использовать на самых тяжелых работах «вместо скотов». Жестокость этого наказания Гавриил объяснил тем, что отступление от православной церкви, безверие и богоотступничество являются заразой для государства.

Предложения митрополита нашли широкое применение. Так, например, на Волыни крестьянина Генриха Немирича обвиняли в том, что он «безбожный оскорбитель тела и крови Христовой». По настоянию церковников его предали суду, и суд вынес решение: «Отдать его под меч палача, предать тело четвертованию, а перед тем живцом вырвать язык и драть полосы из тела, затем все тело порубить на мелкие куски и раскидать по дорогам в пищу диким зверям».

…При Николае I в Севастополе двадцать солдат были осуждены за отход от православия. Часть солдат забили до смерти шпицрутенами, прогнав через строй в пятьсот человек, остальных пороли розгами.

…Православное духовенство насаждало неприязнь и вражду ко всему западному; на церковных соборах утверждались индексы запрещенных книг, – книги, признанные вредными, предлагалось сжигать на теле лиц, у которых они были обнаружены. Даже Академия наук не была свободна от бдительного контроля церкви. Священники проверяли издания Академии, выискивая в них места «сумнительные и противные христианским законам, правительству и добронравию». Особенную ненависть вызывал у церковников Ломоносов, – Святейший Синод требовал, чтобы произведения Ломоносова были сожжены, а сам он был отослан в монастырь «для увещания и исправления»!

Тогда же была публично сожжена книга Аничкова, профессора математики Московского университета, потому что митрополит Амвросий счел эту книгу «вредной и соблазнительной». Другой профессор, Мельман, по доносу митрополита Платона был отстранен от преподавания и отправлен в Тайную канцелярию, где его подвергли пыткам.

Синод организовал еще особую духовную цензуру, которой были предоставлены самые широкие полномочия. Книги сжигали на кострах десятками: произведения Вольтера, Дидро, Руссо, Гольбаха летели в огонь. Не избежал этой участи и «Левиафан» Гоббса: обличения власти и церкви, которые там сделаны, стали причиной того, что она была признана «наивреднейшей» и тоже сожжена.

…Много неприятностей от церкви претерпел знаменитый историк, профессор Московского университета Грановский – на своих лекциях по истории в университете он, де, не упоминал о божественном промысле, критически отзывался о российском средневековье, а западному, наоборот, придает слишком большое значение. Писателю Загоскину пришлось основательно переделать свои романы, потому что московский митрополит Филарет нашел в его произведениях «смешение церковных и светских предметов». [Конец цитаты].

Как пишет Грекулов, по российским законам, действовавшим и в XIX веке, любого «опасного и вероломного насмешника», представляющего опасность для православной церкви, можно было поместить в Соловецкий монастырь на крайнем севере России. Это была, по сути, тюрьма для всех инакомыслящих (позже Сталин устроил в этом монастыре самую настоящую тюрьму для русской интеллигенции). В XIX веке для таких «насмешников» в монастыре было построено специальное здание. Там, в нижнем этаже, были небольшие чуланы, без лавок и окон, куда часто помещали вольнодумцев, – без решения суда, в административном порядке. Стража и тюремные служители находились в полном подчинении архимандрита и содержали узников весьма сурово.

Некоторые из арестантов сходили с ума в этих каменных мешках, но бывало и так, что психически ненормальными объявляли совершенно здоровых людей. Ненормальность их заключалась лишь в том, что они выступили против власти и церкви.

* * *

Впрочем, мы слишком далеко ушли от Московского царства. Я снова обращаюсь к Елене, моему Вергилию, который ведет меня по кругам ада русской истории.

Прочитав написанное мною, она сказала:

– Самый точный диагноз дал союзу, а лучше сказать, симбиозу православной веры и государства Петр Чаадаев. Его считают у нас чуть ли не русофобом, а между тем это был человек, всей душой болевший за Россию. К тому же он храбро сражался против Наполеона в 1812 году, участвовал во многих сражениях – в отличие от тех критиков, кто ругает его в тихой тиши кабинетов, подвергая себя только одной опасности – нажить геморрой.

Чаадаев писал о том, что православие обрекло Россию на отсталость, на замкнутость в своем религиозном обособлении от европейских принципов жизни. В католичестве, а не в православии, было заложено объединяющее начало, которое создало западный мир, то есть его политический уклад, философию, науку, литературу, улучшило нравы, создало предпосылки для свободы личности.

Русская история оказалась заполнена тусклым и мрачным существованием, лишенным силы и энергии, отличающимся злодеяниями и рабством. Самодержавие и православие – вот главные пороки русской жизни, ее темные, позорные пятна. «Мы – пробел в нравственном миропорядке, враждебный всякому истинному прогрессу, – говорил Чаадаев. – Раз уж Бог создал Россию, то как пример того, чего не должно быть: роль русского народа велика, но пока чисто отрицательная и состоит в том, чтобы своим прошедшим и настоящим преподать другим народам важный урок».

– Но ведь нельзя же отрицать, что русская культура богата выдающимися достижениями? – возразил я моей собеседнице.

– Вы видите то, что мы имеем, но не знаете, чего мы лишились, – ответила она. – Государство и церковь безжалостно отсекали все, что не вписывалось в прокрустово ложе официальной идеологии. Еще при Иване Грозном на Стоглавом соборе было заявлено, что все, не соответствующее духу православия, не должно существовать в России. Наши живопись, зодчество, литература должны были оставаться такими, как это было заведено «у наших отцов». В результате в Европе наступила эпоха Высокого Возрождения, а мы продолжали копировать древние византийские образцы. Только благодаря непостижимому искусству наших мастеров в России удавалось создавать шедевры даже в этих жестких рамках, но у нас в принципе не могло быть своих Леонардо, Рафаэля или Микеланджело. Им для творчества нужна была свобода, а в России ее не было и в помине. Русские мастера творили под гнетом власти и церкви, не смея рассчитывать на малую толику того уважения, которые имели их собратья по искусству в Европе. Печальная легенда гласит, что Барму и Постника, построивших храм Василия Блаженного на Красной площади, царь Иван Грозный приказал ослепить, дабы они не создали еще чего-нибудь столь же прекрасного. Если это выдумка, то правдоподобная, характерная для русской жизни. Вы можете представить себе Леонардо да Винчи, которому герцог Медичи выколол глаза, чтобы тот не написал вторую «Джоконду»?