Ален де Боттон - Курс любви

• Название: Курс любви
• Автор: Ален де Боттон
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94747-8

Спустя более двадцати лет после написания «Опытов любви» Ален де Боттон вновь обращается к этой вечной теме.

Друзья Рабиха и Кирстен всегда задают им один и тот же вопрос: как вы познакомились? О, это счастливая история, которую они оба любят рассказывать. Но есть вторая часть истории, о том, что было дальше, но об этом почему-то не принято спрашивать…

Два человека находят друг друга, влюбляются, женятся. Общество говорит нам, что это и есть счастливый конец. На самом деле это только начало. Новая книга Алена де Боттона о любви, романтиках, о браке и о том, как в нем выжить. Он исследует современные отношения с юмором, психологической точностью, пытаясь найти ответ на вопрос, который волнует каждого: что же значит на самом деле любить и быть любимым? И возможно ли «жить долго и счастливо»?

---

Происходит это так, начало, привлекающее к себе слишком много внимания: Рабиху тридцать один год, он живет в городе, который едва знает или понимает. Раньше он жил в Лондоне, но недавно перебрался в Эдинбург. Его прежний работодатель – архитектурное бюро – избавился от половины штатных сотрудников, неожиданно упустив важный контракт. Переизбыток рабочей силы вынудил Рабиха закинуть сеть своих профессиональных поисков глубже, чем ему бы хотелось, что в конечном счете привело его к согласию работать на шотландскую студию дизайна городской среды, специализирующуюся на площадях и перекрестках. Он одинок уже несколько лет, с того момента, как отношения с графической дизайнершей потерпели неудачу. Рабих вступил в местный клуб здорового образа жизни и зарегистрировался на интернет-сайте знакомств. Он присутствовал на открытии галереи, выставляющей предметы кельтской культуры. Посещал одно за другим все мероприятия, мало-мальски имевшие отношение к его работе. Все напрасно. Несколько раз он ощущал интеллектуальную связь с женщиной, но никакой физической – или наоборот. Или, того хуже, мелькал лучик надежды, а следом звучало имя ее парня, обычно стоявшего в другом конце комнаты с выражением тюремного надзирателя на лице. И все же Рабих не сдавался. Он – Романтик. В конце концов после множества пустых суббот это произошло – почти так, как он был приучен (искусством главным образом) ожидать. Начинается круговое движение на дороге А720, идущей на юг от центра Эдинбурга, соединяющей трассу с замкнутым кварталом элитных домов, выходящих окнами на поле для гольфа и пруд, – поручение Рабих принимает не из интереса, его обязывает скромное положение в иерархии своей компании. Со стороны клиента контроль над исполнением изначально поручили одному из старших членов Городского совета, но за день до начала реализации проекта ответственного постигла тяжелая утрата и на его место выдвинули менее значимого коллегу. С Рабихом они обмениваются рукопожатием пасмурным утром в начале июня, чуть позже одиннадцати часов. На Кирстен Маклелланд флюоресцирующая куртка, каска и пара грубых резиновых сапог. Из того, что она произносит, Рабих Хан слышит не так-то много: не только из-за непрерывно грохочущих ударов стоящего поблизости гидрокомпрессора, но еще и потому, что, как ему предстоит убедиться, Кирстен частенько говорит довольно тихо, как принято в ее родном Инвернессе[4], где в течение разговора уходят от основной темы еще до того, как завершают предложения, словно на полпути собеседник высказал какое-то возражение и можно попросту переходить к обсуждению других, более значимых вещей. Несмотря на ее одеяние (или, говоря правду, в какой-то мере именно из-за него), Рабих сразу же замечает в Кирстен ряд черт как психологических, так и физических, которые ему импонируют. Например, невозмутимость, с какой она отвечает на покровительственное отношение полностью мужской строительной бригады из двенадцати человек; тщательность, с какой проверяет исполнение различных пунктов графика; ее уверенное безразличие к требованиям моды и ее индивидуальность, представленную легкой кривизной передних верхних зубов. Когда совещание со строителями заканчивается, клиент с контрагентом отходят в сторонку, присаживаются на скамью и вместе проходятся по контракту. Но уже через несколько минут начинает накрапывать, и, поскольку в строительной конторе помещения для работы с документами нет, Кирстен предлагает пройти до ближайшей улицы и отыскать кафе. По пути туда, укрывшись под ее зонтиком, они завязывают разговор о путешествиях. Кирстен сообщает Рабиху, что старается выбираться из города при первой же возможности. Не так давно, например, она отправилась на озеро Карриган, где, разбив палатку в нехоженом сосновом бору, вдали от людей и всего отвлекающего и безумного в городской жизни, ощутила необычайный покой и всеохватность бытия. Да, она отправилась туда одна, отвечает она: ему представляется, как под пологом палатки она расшнуровывает походные ботинки. Когда они доходят до улицы, то никакого кафе не видят, так что укрываются в «Тадж-Махале», унылом и безлюдном индийском ресторане, где заказывают чай и (по настоянию хозяина) тарелку лепешек-пападам. Подкрепившись, разбираются с документами, сходятся на том, что бетономешалку надо вызывать не раньше третьей недели, а завозить брусчатку еще через неделю. Рабих изучает Кирстен с тщательностью судмедэксперта, стараясь при этом не выходить за рамки благоразумия. Он замечает легкие веснушки на ее щеках; любопытное сочетание уверенности и сдержанности в мимике; густые до плеч темно-рыжие волосы, зачесанные на одну сторону; а еще привычку начинать фразу с отрывистого: «Тут такое дело…» Из их делового разговора ему тем не менее удается выудить и проклевывавшиеся время от времени более личные черты. На его вопрос о родителях Кирстен отвечает (с заметной неловкостью в голосе), что в Инвернессе ее воспитывала одна мать, отец же рано утратил интерес к семейной жизни.

– Совсем не идеальное начало, чтобы внушить мне веру в людей, – говорит она с насмешливой улыбкой (он замечает, что ее левый верхний передний зуб немного кривоват). – Может быть, именно поэтому мысль о «долгой и счастливой жизни» после свадьбы, честно говоря, меня никогда не занимала.

Ее слова едва ли обескураживают Рабиха, который напоминает себе одну мудрость: циники – это всего лишь идеалисты с необычайно высокими мерками. Через широкие окна «Тадж-Махала» ему видны быстро летящие облака и – вдалеке – солнце, неуверенно направляющее лучи на черные вулканические купола Пентландских холмов[5]. Он мог бы довольствоваться мыслью, что Кирстен вполне приятный человек, с которым можно потратить утро на исправление досадных промахов муниципального управления. Мог бы свести свое суждение к тому, какие глубины, вполне возможно, таят в себе ее критические оценки конторской жизни и шотландской политики. Мог бы примириться с тем, что вряд ли возможно мимоходом распознать ее душу за бледностью лица и изгибом шеи. Мог бы обойтись замечанием, что она, возможно, довольно интересна, но ему понадобится еще лет двадцать пять, чтобы узнать ее лучше. Вместо всего этого Рабих уверен: он отыскал ту, кто наделена самым выдающимся сочетанием внутренних и внешних качеств: умом и добротой, юмором и красотой, искренностью и отвагой, – ту, по которой он будет скучать, едва она выйдет из комнаты; ту, чьи пальцы (в данный момент чертящие зубочисткой слабые линии на скатерти) ему страстно хочется гладить и сжимать своими; ту, с кем ему хочется прожить остаток жизни. Ужасаясь возможности обидеть, не имея понятия о ее вкусах, сознавая риск неверно расценить намек, он проявляет о ней крайнюю заботу с деликатностью, на какую только был способен.

– Прошу прощения, вы предпочитаете сами держать зонтик? – спрашивает он, когда они пускаются в обратный путь на строительство объекта.

– О, если честно, мне все равно, – отвечает она.

– Я рад буду держать его для вас… если не возражаете, – настаивает он. – На самом деле, как вам угодно, – тут же одергивает себя. Как ни радостны открытия, он старается оградить Кирстен ото всех, кроме некоторых, сторон своего характера. На этом этапе лучше не показать истинную сущность.

Они встречаются через неделю. На пути все к тому же «Тадж-Махалу» для обсуждения отчета по бюджету и проделанной работе. Рабих спрашивает разрешения понести ее сумку с папками, в ответ она смеется и просит его не быть таким женофобом. Момент не кажется подходящим, чтобы открыться ей: он с не меньшей радостью поможет ей дом передвинуть… или станет выхаживать ее от малярии. К тому же факт, что Кирстен, по-видимому, не нуждается в особой помощи и во всем остальном, только усиливает энтузиазм Рабиха: слабость в конечном счете вызывает очарование только в сильных.

– Тут такое дело, половину моего отдела взяли и отпустили, вот я фактически сейчас и работаю за троих, – поясняет Кирстен, когда они усаживаются. – Вчера закончила не раньше десяти вечера, хотя, впрочем, это все потому, что у меня словно бзик такой – все держать под контролем.

Рабих боится сказать что-то не так и не может найти стоящую тему для разговора, но, как всем известно, молчание – свидетельство тупости, поэтому длинные паузы непозволительны. Кончается все долгим описанием того, как мосты распределяют нагрузку на свои опоры, за которым следует анализ соотношения тормозных скоростей шин на мокрой и сухой поверхностях. Его неуклюжесть, по крайней мере, признак искренности: мы не волнуемся, когда соблазняем не особо интересных нам людей. Куда ни кинь, всюду он ощущает слабость своих притязаний на внимание Кирстен. Представление о ее свободе и самостоятельности пугает его не меньше, чем восхищает. Он понимает, что у Кирстен нет особо веских причин дарить ему свою любовь. Он также понимает, что у него нет права просить ее быть с ним добрее, это исключено. Он сейчас находится только на периферии жизни Кирстен. Затем происходит ключевое испытание: выяснение, являются ли чувства взаимными, – предмет почти детской простоты и тем не менее способный вынести бесконечные семиотические исследования и детальные психологические гипотезы. Она похвалила его серый плащ. Позволила ему заплатить за их чай и лепешки-пападам. Ободряюще отнеслась к прозвучавшему в разговоре его признанию о желании вернуться в архитектуру. Однако при всем этом она, казалось, чувствовала себя неловко, даже слегка раздражена была при трех его попытках завести разговор о ее прошлых отношениях. Не поддалась она и на его намек заскочить в кино. Подобные сомнения распаляют желание. Как уже успел осознать Рабих, наиболее привлекательны не те люди, которые сразу же принимают его (он сомневается в их решениях), и не те, которые никогда не дадут ему ни единого шанса (он привыкает к их безразличию), а скорее те, кто по непостижимым причинам (видимо, из-за романтических интриг или природной осторожности, физического состояния или психологической подавленности, религиозной приверженности или политических разногласий) позволяют ему немного постоять на ветру. Томление оказывается (на свой собственный лад) изысканным. В конце концов Рабих находит в бумагах совета номер ее телефона и в одно субботнее утро шлет ей эсэмэс, сообщая, что, по его мнению, чуть позже вполне может быть солнечно. «Я знаю, – почти тут же приходит ответ. – Съездим в Ботанический? Кирс». Что они и проделали и уже спустя три часа любовались самыми необычайными в мире деревьями и растениями в Королевском ботаническом саду Эдинбурга. Вот они видят чилийскую орхидею, их поражает запутанность рододендрона, они останавливаются между елью из Швейцарии и громадным красным деревом из Канады, чьи похожие на пальмовые ветви шуршат под легким ветром, долетающим с моря. Рабих уже растратил всю энергию на выдумывание бессмысленных комментариев, типичных для таких мероприятий. И не из-за высокомерия или уверенности в собственном праве, а от нетерпеливого отчаяния он обрывает на половине фразы Кирстен, которая читает пояснительную табличку: «Альпийские деревья ни в коем случае нельзя путать с…», – берет в ладони ее лицо и нежно прижимает свои губы к ее губам, в ответ она закрывает глаза и крепко его обнимает. Жутковато позвякивает колокольчик фургона с мороженым на Инверлейс-Террас, галка горланит на ветке дерева, привезенного из Новой Зеландии, и никто не замечает двух людей, наполовину скрытых за чужеземными деревьями, в один из самых нежных и важных моментов в их жизни.