Эмманюэль Пиротт - Сегодня мы живы

• Название: Сегодня мы живы
• Автор: Эмманюэль Пиротт
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94746-1

«Сегодня мы живы» – книга о Второй мировой войне, о Холокосте, о том, как война калечит, коверкает человеческие судьбы. Но самое главное – это книга о любви, о том иррациональном чувстве, которое заставило немецкого солдата Матиаса, идеальную машину для убийств, полюбить всем сердцем еврейскую девочку.

Он вел ее на расстрел и понял, что не сможет в нее выстрелить. Они больше не немец и еврейка. Они – просто люди, которые нуждаются друг в друге. И отныне он будет ее защищать от всего мира и выберется из таких передряг, из которых не выбрался бы никто другой.

---

Она вдруг ужасно замерзла. Схватилась покрепче за спинку переднего сиденья и застыла, стуча зубами. «Фальшивые американцы» обменялись еще несколькими фразами. Джип въехал на лесную дорогу. Рене нервничала. Слава богу, солдаты на нее не смотрят. Пусть все это прекратится! Сейчас же! Шины захрустели по насту, машина затормозила, вильнула и остановилась. Водитель вышел, без малейших церемоний вытащил Рене и поставил ее на землю, потом достал пистолет и рукояткой подтолкнул девочку в спину. Второй солдат шел следом.

Вокруг было совсем тихо, звук шагов по обледеневшему снегу гулко разносился в морозном воздухе. Верхушки высоченных сосен раскачивались под ветром, ласкаясь к небу. Рене думала о том, что ужасно хочет пить, и чувствовала, что высокий немец целится в нее. Неужели она на самом деле умрет в этом лесу, после того как столько раз избегала худшего? Что это значит – умереть? Девочка знала приметы смерти, понимала ее необратимость и была наделена даром: чувствовала, как подкрадывается Безносая, и умела уворачиваться… Но на сей раз что-то пошло не так. Рене говорила себе, что потерпела поражение в игре, которая началась очень давно, возможно, когда она была совсем маленькой.

Девочку вконец измучила жажда, она резко остановилась и присела на корточки. Солдат передернул затвор, но Рене не испугалась, зачерпнула полную пригоршню снега, поднесла ладонь к губам, жадно лизнула вкусную зернистую мякоть и… зашагала дальше.

Немца, замыкавшего шествие, ошеломил этот жест. Он давным-давно перестал замечать лица осужденных на смерть людей – взрослых, детей, стариков, они оставались для него безликими силуэтами, которым предназначено было исчезнуть без следа. Но эту малышку он увидел. Она должна была умереть, знала это и все-таки ела снег, чтобы утолить жажду. Он не мог не оценить уверенности, даже беззаботности движения – плавного, по-звериному гибкого. Что-то в нем всколыхнулось, дрогнуло, словно некая внутренняя сила мягко, но настойчиво напомнила о себе. Он знал эту силу в другой своей жизни в великих северных лесах.

Солдат, державший Рене на мушке, проорал «стой!» и так напугал спавшую на дереве ворону, что та разразилась хриплым карканьем.

Рене замерла на месте и выронила куклу. Сердце у нее билось очень часто, грозя разорваться. Зачем этот человек так кричит? Рене выдохнула, и ее дыхание облачком застыло на ледяном ветру. Ей было до слез жалко куклу. Бедняжка Плок вот-вот осиротеет и останется один в стылом зимнем лесу.

Немец никак не мог нажать на спусковой крючок. Он сошел с дороги и теперь целился девочке в висок с расстояния трех-четырех метров. Второй солдат видел, как дрожит его рука, и раздраженно бросил:

– Давай я.

Он вытащил пистолет, направил его на малышку – силуэт без лица, которому суждено исчезнуть.

Рене попыталась представить, как выглядит тот, кто ее убьет, тот, что держался сзади, тот, чей взгляд она мельком поймала в джипе. Как выглядит этот мужчина с низким голосом? Она хотела на него посмотреть. Хотела, чтобы он увидел ее, начала медленно оборачиваться, и они снова встретились взглядом. Глаза у солдата оказались прозрачно-холодными. Они вдруг вспыхнули странным светом, зрачки расширились. Немец выстрелил. Рене вздрогнула, на мгновение зажмурилась, а когда подняла веки, другой солдат уже лежал на снегу, и выражение лица у него было изумленное. В первый момент Рене не поняла, что осталась невредимой. Стрелявший стоял, вытянув вперед руку с пистолетом, и смотрел на девочку, с головы до пят забрызганную кровью.

Эхо выстрела еще звучало в морозном воздухе, а убийца все никак не мог отвести взгляд от спасенной им жертвы, потом опомнился, убрал оружие в кобуру и зашагал по тропинке обратно. Рене подобрала Плока и кинулась вдогонку. Солдат прыгнул в машину, включил зажигание, и она едва успела влезть на соседнее сиденье. Джип сорвался с места, взъярив шинами снег.

Что теперь делать? Куда ехать? Куда ему деваться с этой девчонкой, которая обернулась? Кто оборачивается и смотрит на своего палача? Такую сцену только в кино и увидишь, в жизни никто подобного не делает. Тем более еврейка.

А эта еще и снега решила поесть! Мужчина покосился на свою незваную спутницу. Она смотрела прямо перед собой, щуря глаза на морозе. Брызги крови у нее на лице высохли, черные локоны развевались на ветру. Она напоминала юную Медузу горгону. Чертовка! А его кретин-напарник – Франц? Нет, Ганс, – веривший в победу тысячелетнего рейха, новый золотой век и прочий вздор, лежит сейчас в снегу и смотрит мертвыми глазами в небо. Вместо девчонки он убил товарища и теперь сам не понимал, зачем.

Они покинули базовый лагерь два дня назад, утром 16 декабря. Для начала взорвали мост с несколькими америкашками. Это в программу не входило, но, раз уж те оказались не в том месте и не в то время… Оставшихся в живых и раненых Матиас прикончил ножом, из экономии патронов, а Ганс только смотрел, и в его глазах плескался ужас. Потом они развернули дорожные указатели, чтобы сбить союзников с толку, отправить в одну жалкую деревушку вместо другой. С янки разговаривал он: у Ганса был чудовищный баварский акцент, и он понятия не имел, кто такой Лестер Янг[8]. Американцы проявляли осторожность и задавали много вопросов – их проинструктировали насчет выброски диверсантов. «Гриф»[9] – такое помпезное название получила задуманная Гитлером операция, реализацию которой он поручил Отто Скорцени[10]. Фюрер рассчитывал занять мосты через Маас и дойти до Антверпена, чтобы захватить самый крупный арсенал союзников. План, само собой, был самоубийственный, и в возможность его осуществления верили только тупицы вроде Ганса.

Он вдруг почувствовал себя опустошенным, свернул на какую-то дорожку и углубился в лес, решив, что будет двигаться, пока есть бензин. Сейчас ему хотелось одного – выспаться, думать он будет потом. Дорога закончилась у ручья, мужчина с девочкой бросили джип и пошли вдоль замерзшей воды. Малышка молча семенила следом за своим спасителем, ловко уклоняясь от обледенелых сугробов. Время от времени немец ловил на себе ее взгляд и дико раздражался. За толстым буком показалась хижина, выглядела она пустой. Он приблизился к дому, двигаясь плавно, как большая дикая кошка, достал оружие и секунду слушал у двери. Рене стояла рядом, почти не дыша. Наконец он решился, резко толкнул ногой створку и шагнул через порог. Никого. Он кивком позвал Рене за собой.

Внутри оказалась всего одна комната с большим очагом в каменной стене. Скудная кухонная утварь и матрас на полу свидетельствовали о том, что здесь кто-то бывает. Немец насобирал веток и разжег огонь. Рене старательно помогала, хотя пальцы у нее совсем окоченели. Закончив, он рухнул на матрас и мгновенно заснул с пистолетом в руке.

Рене сидела на полу у стены и смотрела, как он спит. Она не уйдет. Не шелохнется. Будет его сторожить и разбудит, если почувствует опасность. Где-то далеко стреляли. Немец громко задышал, расслабился, подтянул колени к груди. Лицо его разгладилось, как бывает только в глубоком сне. Рене по-прежнему очень хотела пить, но решила дождаться, когда он проснется и добудет им воды.

Там, в лесу, она сразу поняла, что он ее не убьет. А потом второй немец, тот, что ужасно трусил, рухнул на снег. Умереть должен был он. Так и вышло. Девочка обвела взглядом комнату, бревенчатые стены в паутине, маленькие грязные окошки, языки огня в очаге.

Мужчина шевельнулся, чуть отвел назад правое плечо, и Рене заметила бьющуюся на шее жилку. Он лежал на спине, положив руку на мерно вздымавшуюся грудь, готовый вскочить при малейшем шорохе, чтобы защитить ее, а если понадобится – снова убить. Окропить снег кровью.

2

Он достал из кармана куртки алюминиевую флягу, отвинтил пробку, сделал несколько больших глотков, потом протянул ее девочке, и она жадно допила все до последней капли. Он вытащил пачку армейских сухарей, вытряхнул один на ладонь и отдал остальное Рене, которая тут же взяла по сухарю в каждую руку.

– Не жадничай… – велел он.

Голос у него был особенный – низкий, как далекий раскат грома, опасно-вкрадчивый.

– Ты и по-французски говоришь? – спросила она.

Немец не ответил, только взглянул с легкой насмешкой. Он проспал несколько часов – за окном стемнело, стрельба стихла – и в глубине души надеялся, что девчонка сбежит, но, когда очнулся, она смотрела не него чернильно-черными глазами, прижимая к груди старую грязную куклу с рожицей деревенского дурачка. Малышка могла воспользоваться моментом и покалечить его, ударить по голове поленом или – того хуже – кочергой, характера ей было не занимать. Это упростило бы жизнь им обоим, но она поступила иначе. Просидела много часов, поджав под себя ноги и пристроив рядом игрушку. Он с самого начала войны не спал так крепко, но голова не прояснилась. Что ему делать с ребенком? Да и с собой… Он протянул девочке еще один сухарь.