Евгений Толстых - Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского союза

• Название: Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского союза
• Автор: Евгений Толстых
• Жанр: Военное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-8041-0862-6

Лауреат премии ФСБ РФ в области литературы 2006 года и член Союза писателей России Евгений Толстых написал необычную книгу об обычном советском Герое. Судьба Лаврентия Павловича Берия схожа с судьбой многих и многих патриотов России, пожертвовавших ради нее не только личной жизнью, профессиональным призванием, но и – посмертно – добрым именем.

Берия спас нашу страну от фашистских агрессоров в Великую Отечественную и от угрозы американской атомной бомбардировки в 40-е – начале 50-х, но получил в награду только клеветнические измышления и ложные обвинения. Враги из партийной верхушки даже не посмели судить его открытым и справедливым судом – как судил их Берия в предвоенные годы. Убили при аресте – без суда и следствия. А потом сфальсифицировали расследование, судилище и расстрел.

Каким он был, руководитель политического сыска в 30-е, организатор эвакуации промышленности в грозном 41-м, создатель советской атомной бомбы и баллистической ракеты в тяжелые 40-е? На основании документов, дневников, фотографий и мемуаров Евгений Толстых написал портрет великого патриота России Лаврентия Берия на фоне кровавой и славной истории нашего Отечества в ХХ веке.

---

Однако Григорий Моисеенко скептически относился к его рвению. То, что человек так быстро поменял свои убеждения, настораживало его и он, помня троцкистское прошлое Никиты, останавливал его в служебном рвении.

Скоро по окружкому поползли слухи, что Моисеенко не оправдал доверия партии, и его снимут. Ему приписывали моральное разложение, пьянки и прочие грехи. Он понимал, откуда дует ветер, но ничего не мог противопоставить этим наветам. Он хотел вызвать к себе Хрущева и поговорить с ним по душам, но Никита Сергеевич зашел к Моисеенко сам без приглашения. И глядя добрыми глазами на своего начальника, которого уже довел до отчаяния, посочувствовал:

– Это явный наклеп на вас, но мы все с вами, мы вас всегда поддержим и в обиду не дадим.

Когда в ЦК Украины узнали о сложившейся обстановке в Сталинском окружкоме (видимо, здесь также не обошлось без стараний Никиты), Моисеенко освободили от занимаемой должности.

Так впервые сработало мощное хрущевское оружие – интрига и клевета.

Никита надеялся занять место Моисеенко, но здесь вышла осечка. Политбюро Украины назначило на эту должность В. Строганова. Это было явно не по душе Никите, и спустя какое-то время о новом секретаре стали говорить, как о «старой калоше», «любителе выпить», не знающем специфику угольного и металлургического производства.

У Никиты Сергеевича было какое-то особое чутье на приближающуюся беду. Он умел ускользать и увиливать от опасностей, подставляя под удар кого-либо другого. И в данном случае он рассчитал все правильно. Конфликт со Строгановым был не в его пользу, и он решил напомнить Кагановичу о себе. Вот как об этом пишет в своих «Памятных записках» сам Лазарь Моисеевич:

«Помощник мне доложил, что вот звонит с вокзала приехавший из Донбасса товарищ Хрущев и просит вашего приема. Я сказал: пусть приедет. Я его сразу принял. Помню, как он благодарил за то, что я его сразу же принял. «Я, – сказал он, – думал, что придется долго ждать».

Заметив, что он бледен, я спросил: «Вы, вероятно, прямо с поезда и голодны?» Он, улыбнувшись, сказал: «Вы, видать, догадливый человек, я действительно давно не ел. – Тогда покушайте, а потом будем говорить».

Подали чай и бутерброды, которые он аппетитно ел…»

Каганович, помня слова Сталина о необходимости выдвигать в партийный аппарат сознательных и толковых рабочих, предложил ему должность инструктора орготдела ЦК.

– Поработайте инструктором, – сказал Лазарь Моисеевич, а потом посмотрим.

Каганович ничего не говорит о деловых качествах Никиты Сергеевича, а направляет его в Киев и назначает заведующим орготделом окружкома. В Киеве Хрущев живет в пятикомнатной квартире и соседствует с командующим Украинским (затем – Киевским) военным округом И. Якиром. Одним словом, жизнь обустраивается как нельзя лучше. Об этом еще пару лет тому назад можно было только мечтать. Однако, это стремительное перемещение – из провинциального Сталино в Харьков, а из Харькова в Киев, с одновременным взлетом по служебной лестнице, – лишь возбуждает карьерный аппетит Никиты Сергеевича. Ему хочется большего – стать, к примеру, заведующим орготделом ЦК. С этой целью он снова использует свое испытанное оружие – интригу.

Вскоре поползли упорные слухи, что Хрущев, дескать, человек Кагановича, что его только временно прислали работать в Киевский окружком и скоро он опять вернется работать в ЦК Украины. Но произошло непредвиденное: Кагановича отозвали в Москву, а Генеральным секретарем ЦК Украины назначили Станислава Викентьевича Косиора, который знал о троцкистском прошлом Никиты и не признавал за ним никаких заслуг.

Он упредил личную катастрофу и, не откладывая дела в долгий ящик, пошел к Николаю Демченко (в то время заведующему орготделом ЦК и его прямому руководителю) и заявил о желании учиться в Московской Промакадемии…

…В тот же день Никита Сергеевич напросился на прием к секретарю ЦК КП(б) Украины Косиору.

– Грамоты у меня маловато, – с подкупающей откровенностью сказал Хрущев секретарю ЦК, – хочу учиться.

– Грамоты, говорите, у вас маловато, – сказал он, – это скромная оценка ваших знаний. Вы совершенно безграмотный человек. Я как-то видел вашу резолюцию, где вы написали: «азнакомица». В одном слове три ошибки.

Замечание Косиора вызвало негодование в душе Хрущева. Он ненавидел всех, кто указывал ему на его недостатки или малограмотность.

– Некогда было учиться, – сказал Никита, – я шахтер, рабочий человек, воевал…

Эти качества Никита Сергеевич постоянно выпячивал, ставил на первое место и козырял ими.

– А кем вы хотите быть после окончания Промакадемии? – спросил Косиор.

– Металлургом, – ответил Никита, – я не люблю канцелярскую работу.

– Очень хорошо, – в раздумье сказал Станислав Викентьевич, – партии нужны высококвалифицированные специалисты, – и тут же добавил, – только говорят, что вы «человек Кагановича» и едете в Москву по его приглашению. Так ли это?

– Кое-какие вопросы нужно решать, – загадочно намекал Никита Сергеевич, зная, что все, о чем он расскажет по «секрету», завтра будет известно на самом верху. Этой нехитрой интрижкой он хотел поднять себе цену и одновременно узнать прочность своего положения в ЦК Украины. Пущенный слух сработал. Он понял, что после отъезда Кагановича в Москву им никто особенно не интересуется. Это он почувствовал в разговоре с Демченко и с Косиором.

– Ну что ж, – сказал Станислав Викентьевич, – не будем тебя задерживать. Езжай куда хочешь. Хочешь учиться – учись, возможно, что-то из тебя получится.

Москва неприветливо встретила будущего вождя. В Промакадемию его не приняли.

– У вас нет ни образования, ни опыта хозяйственной работы, – сказали ему в канцелярии, – вам лучше пойти на курсы марксизма-ленинизма, которые недавно открылись при ЦК партии.

– А кто же учится в академии? – спросил Хрущев.

Ему объяснили, что в Промакадемию зачисляются директора предприятий, организаторы производств и другие специалисты, имеющие соответствующее образование и опыт работы в различных отраслях народного хозяйства.

– А в порядке исключения вы меня можете принять? – спросил Хрущев, – я шахтер из Донбасса, воевал…

– Исключений у нас не бывает, – сказали ему, – к тому же с вашим образованием вам у нас нечего делать.

Он не пошел на курсы марксизма-ленинизма, а побежал к Кагановичу, который в это время был секретарем ЦК партии. Вот как об этой встрече писал в мемуарах Лазарь Моисеевич: «…в 1929 году мне докладывают, что вот из Киева приехал товарищ Хрущев и просит приема. Я его принял без задержки. Просьба его заключалась в том, что он просит поддержки для вступления в Промакадемию имени Сталина. «Я, – сказал он, – учился на рабфаке, но не кончил, а теперь вот очень хочу доучиться в Промакадемии. Меня могут на экзамене провалить, но я очень прошу вашей помощи – дать мне льготу. Я догоню». В Промакадемии было больше хозяйственников, которых частично принимали с льготами по экзаменам, и я, посоветовавшись с товарищем Куйбышевым и Молотовым, позвонил по телефону и просил принять товарища Хрущева в Промакадемию»…

…В том, что Никиту приняли в Промакадемию под нажимом Кагановича, не было большой беды. Все неприятности в Академии начались, когда Никита Сергеевич посетил десяток занятий. Он вдруг понял, что все слушатели этого учебного заведения превосходили его по знаниям на две-три головы. И что ему никогда не дотянуться до их уровня, на их фоне он выглядел каким-то недоумком.

Никита аккуратно посещал академию, слушал лекции, но ничего не записывал. Перед ним лежала раскрытая тетрадь, а мысли крутились вокруг собственной судьбы. Он не понимал, о чем говорил преподаватель, и оценивающе осматривал своих сокурсников. Он ненавидел их. Ему хотелось подняться выше всех: либо возвыситься самому, либо принизить остальных. Все равно как, лишь бы оказаться над всеми.

«Все они хитрецы, – подумал он, – карьеристы, затаившиеся враги. Пришли в академию дурака валять, отсидеться до лучших времен».

В мемуарах он так и напишет: «В академию пришло много людей, которые, собственно, не особенно-то хотели учиться, но в силу сложившихся политических условий вынуждены были оставить хозяйственную, партийную или профсоюзную деятельность. Вот они и расползлись по учебным заведениям. Промышленная академия стала буквально уютным уголком, где могли отсиживаться такие люди, потому что стипендия приличная, столовая неплохая и общежитие хорошее. У каждого комната, а некоторые маститые хозяйственники имели возможность получить две комнаты и устроиться там с семьей».