Гаджимурад Гасанов - Млечный путь Зайнаб. Зарра. Том 2

• Название: Млечный путь Зайнаб. Зарра. Том 2
• Автор: Гаджимурад Гасанов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906916-43-3

Эта удивительная книга «Млечный путь Зайнаб. Зарра» Гаджимура Гасанова заставляет думать, приводит к размышлениям о смысле жизни: надо помнить, что каждый человек смертен, поэтому на этом свете надо жить по божьим законам. С первых же страниц вы будете поражены мастерством писателя, драматизмом литературных персонажей, описаниями картин девственной природы. Такие писатели могут рождаться только высоко в горах, где горные пики Кавказа говорят с небесами, откуда прокладывается Млечный путь!

---

И все же одно ее услышанное имя, одна только мысль общения с ней, желание жить вместе заставляли его трепетать. Он представил, как рядом с ним лежит любимая женщина. Он обнимает ее, горячую, гладкую и что-то шепчет ей на ухо, губами ласкает горячую шею, жаркие, распущенные волосы, ароматные, словно шафран. Он ей повторяет, что завтра, послезавтра, через год, всю жизнь будет то же, но гораздо слаще, горячее, нежнее. И он не представляет свою жизнь без нее, но вместе с тем он не хочет причинять страдания больной жене, что ему стыдно за ту клятву, которую он в сердцах дал Айханум и за то, что собирается нарушить ее. Но он больше не может жить без возлюбленной, ему без нее очень плохо; за пределами ее отсутствия он видит только тьму. И он рад случаю, который дал возможность нарушить данную жене клятву.

Хасан закрыл глаза, как наяву увидел, что из глубины зеленого омута на него пристально смотрят синие, как небо, продолговатые глаза Шах-Зады. Казалось, это не ее глаза, а глаза жительницы с далекой планеты. И во всем облике этой женщины, в ее черной одежде тоже было нечто инопланетное, магическое. Глаза были полны дикой жизни, огня и пылкой страсти.

В годы разлуки с любимой, ему казалось, что он свою жизнь прожил, за гранью этой жизни нет другой жизни, тем более наполненную мирскими радостями. Он познал все тяготы жизни: потерю близких людей, унижение, любовь, наслаждение, грех, очищение. И тогда он решил себя посвятить мечети, больной жене. И вдруг земная жизнь предстала перед ним по-новому – в облике прекрасной женщины. И он принял ее как вечную жизнь. Любить, быть любимым – разве не это божье царство на земле? Он осознавал, что не владеет собой и обманывается, все время обманывается.

С самого рождения его по жизни повели не туда. Ведь он родился обыкновенным человеком, подвластным людским влечениям, слабостям, а не отшельником, посвятившим свою жизнь мечети, жене-калеке. И он отчасти страдал оттого, что не мог отдаться во власть природным инстинктам. Он страдал оттого, что был полноценным мужчиной, и ему нужна была любимая и любящая женщина, нужны мирские наслаждения, горечь любви и поражения. И всякие барьеры, запреты лишь еще больше усиливали его неутоленные желания…

* * *

Жена не открыла глаза, когда он вошел. Лицо ее пылало. Что с ней? Лихорадка? Нет, на губах пена. Рядом с ней на постели лежит пустая склянка. Поднял, прочел надпись на этикетке: «Цианистый калий». Руки задрожали, склянка выпала под ноги. Он положил ладонь на ее лоб – лоб был холодный. «Неужели?!» – в глазах померк свет. Намочил полотенце, им вытер ее губы. «Может, жива?!..» – не верил он своим глазам. Откинул одеяло. Живот страшно раздулся, на нем вспухли черные волдыри. Такие волдыри выскочили и ниже сосцов. Он поспешно истолок лекарство, его в стакане размешал с охлажденной кипяченой водой, ручкой деревянной ложки раскрыл ее рот и влил лекарство. Лекарство вытекало обратно. «Что делать? – думал он, вышагивая по комнате. – Что делать? Я убил ее! Я ненавижу себя! В глубине моего существа, в самой основе моей души, иногда для меня вполне неосознанной, таится и скрыто действует сила первородного греха – сила темная, безумная и беспредельная. Эта сила отдаляет меня от всего духовного, замыкая в греховный мир, делая жестоким. Она, я знаю, является бесовской силой, началом моего духовного вырождения. Эта бесовская сила отрывает меня от всяких нитей, связующих с Земным и Небесным мирами…»

На жену страшно было смотреть. Помутневшие глаза неестественно округлились; черты ее лица неузнаваемо изменились; челюсть отпала на грудь, показывая оставшиеся во рту искривившиеся коричневатые зубы и зажатый в углу откушенный язык. На его месте редко кто выдержал бы одного вида самоубийцы. Его из дома вытолкнула какая-то сила, он выбежал на задний двор и остановился, в беспамятстве глядя перед собой. Он перестал замечать ход времени. Вдруг неожиданно в его памяти всплыла картина из прошлой жизни: Пестрый лес, пестрая листва, красный боярышник, калина, обклеванная птицами, в серых кустах рододендрона заброшенное гнездо куропатки, одиночный куст шиповника на лужайке. А рядом, в середине осеннего темного леса, на небольшой круглой поляне – клен. Желтые, оранжевые листья, падающие с клена на землю, оголенный лес. На макушке Джуфдага – белая шапка первого снега. На душе тревога. Глаза потемнели от нахлынувших слез. К горлу подступил предательский комок…

Вечерело, когда он понемногу начал приходить в себя. С отчаянием вспомнил, что все это время жена пролежала одна. «Ненавижу будни, – бубнил он одну фразу, норовя успеть домой. – Каждый день надо ходить на работу, просто потому, что мне с женой надо на что-то жить.» Ему подсказывает внутренний голос: «Чего же ты, Хасан, прибедняешься? У тебя в Алма-Ате, Ташкенте, Самарканде, Бухаре в банках десятки миллионов долларов ежедневно накручивают проценты!»

Другой голос ему возражает:

– Эти богатства накоплены нечестным трудом, и они давно для тебя стали харам.

– Потратил бы их на лечение жены.

– Ты же знаешь, у нее неизлечимая болезнь. К тому же она калека с рождения.

– Тогда их пожертвуй в общинную кассу.

– Кто поймет, что я заработал честным путем.

– Бог.

– Бог покинул меня.

– В таком случае не хнычь и жуй свой черствый хлеб.

– А я что делаю?

– Мне надо выполнять обязанности имама мечети, старосты села, в это время дома тихо умирает жена. Она целыми днями лежит одна в пустой комнате, в тишине. А вечером я после работы тороплюсь в мечеть, из мечети домой. Мои сослуживцы, прихожане мечети на меня смотрят и не понимают, что со мной. Потому что никого не волнуют чужие семейные заботы, ничье сердце они растапливают… У меня есть руки, ноги, я совсем здоровый человек, но ничем не могу ей помочь. Если что словами и молитвами облегчить ее душевные страдания. Никто в этом свете нашему горю не поможет. Она обречена. Об этом давно знает она, знают врачи, знают мои друзья. Мои друзья давно стараются повернуть меня лицом к жизни. Но, когда я вижу глаза больной жены, мне становится стыдно за себя, и я прячусь за ней. Друзья стараются меня научить ценить жизнь, даже когда из нее ушли отец, сын, Мила.

Хасан засомневался, может, она не умерла, нуждается в моей помощи. Он вбежал в комнату, зажег свет и окликнул ее, жена не ответила. Коснулся рукой лба жены – лоб был холодный, коснулся губами – он оцепенел. Из его горла вырвался пронзительный крик, долгий, душераздирающий, горестный крик…

Он с лету с пола поднял склянку и метнулся из дома…

2004 г.

Оборотни в горах

Во второй половине лета в горах ни днем ни ночью не прекращались ливневые дожди. Раскаты грома, удары молний трясли горы. Ливни через две недели утихомирились, утром показалось солнце, но к обеду над Джуфдагом начали клубиться дождевые облака. Они, сгущаясь, перемешиваясь с холодными потоками ветра, начали наливаться влагой, приобретая свинцовую тяжесть. Через некоторое время облака, подгоняемые верховым ветром, тяжело погрузились в глубокие овраги, ущелья. Раздался отдаленный гром, сверкнула молния. Ветер стал усиливаться. Где-то далеко, из глубины ущелья, тучи плотной вереницей выскочили на растянутые длинной чередой горбатые холмы, окаймленные желто-оранжевым маревом.

Начиналась гроза, сполохи молний, сопровождаемые трескучими громами, пронеслись за селом. Через короткое время они загрохотали, засверкали над долиной Рубас-чая. По долине реки прошелся сильный ветер, шелестя листвой деревьев, отрывая от ветвей деревьев сухие ветки. За ветром последовала стена ливня. Кругом все покрылось свинцовым мраком, из его гущи серпантином выскакивали молнии, кратковременно освещая стены крутых скал в узком ущелье и реку, беснующуюся в нем. С кручи скал, холмов в низовья с грохотом понеслись мутные потоки. Они объединялись в один селевой поток, который с корнями выкорчевывал огромные деревья, растущие в пойме реки, выковыривал громадные валуны. Он со страшным грохотом несся в Каспийское море.

Спустя некоторое время громы и молнии, отгрохотав, отсверкав, стали уходить все дальше, по долине реки.

На проселочных переулках, дорогах, ведущих к родникам, загонам скота – везде по колено стояла грязь: ни пройти, ни проехаться. Солнце, которое иногда выглядывало из облаков белоснежными барашками, висящих на голубом небосклоне, успевало лишь ненадолго слизывать влагу с макушек деревьев, отяжелевших от влаги. Нескончаемые ливневые дожди, мутные речные потоки, которые бушевали во всех ущельях, впадинах, словно решили затопить этот первозданный зеленый мир.

Хасан с карабином, холодным оружием, запасом еды, патронов на неделю, верхом на коне направляется в сторону Малого Кавказского хребта, на отгонные пастбища колхоза, расположенные под Джуфдагом.

Солнце жжет нещадно, слепни назойливо налипают на него и коня; он обливается потом. В одиннадцать часов утра стало трудно дышать. Хасана одолевали печальные думы. Он не мог простить себе то, что в тот день бандитам, потеряв свою природную бдительность, дал возможность у себя под носом выкрасть Шах-Заду. «А сейчас я не знаю, что с ней, где найти ее след. Может, найдутся добрые люди, которые скажут, где она находится? – размышлял Хасан. – В сердцах людей, кроме темных пятен, остались и светлые стороны! Неужели в горах среди животноводов, пасущих скот, не найдется божий человек, который мне укажет дорогу туда, где находится логово разбойников и где прячут мою жену?»