Миша Бастер - Ассы – в массы

• Название: Ассы – в массы
• Автор: Миша Бастер
• Жанр: Музыка, танцы

Заключительная часть субкультурной саги «Хулиганы-80» посвящена творческому этажу андеграунда в период, когда в восьмидесятые годы после ослабления цензуры, на сцены и в выставочные залы расползающейся по швам советской империи хлынул поток оголтелой самодеятельности. Это истории о том, как после прорыва на официальную сцену, все кто оказался на ней неофициально, пытались найти свое место в канве процесса, обозначенного руководством страны как Перестройка, Гласность и Ускорение.

---

М.Б. Еще проще. Подо-брей…

Г.А. И тут же его как ветром сдуло. Вот, а оказывается, комитетчики уже окружили дом. И как только вошли, стали проверять документы: первый секретарь того-то. Атташе по культуре такой-то. Ничего не понимают. Начинают извиняться, спрашивать, что вы здесь делаете? А им отвечают: сидим, репетируем спектакль, а это почитатели искусства, в основном иностранцы. Была еще какая-то возня, но власти не рискнули пойти на обострение. Но они очень напряглись на Африку, пославшего их по адресу. Он уже тогда лез за известностью и часто оказывался крайним. Но его выручали мои же товарищи неформалы, которым особое удовольствие доставляло артистическое унижение представителей власти.

Помню, однажды я привез московских неформалов для участия в «Поп-Механике». Гнус был, Кот, Герман «Челюсти». Тогда комсомольцы пытались Африку со сцены сдернуть за ногу. Подкрались. Цап его… и давай тащить. Но не учли, что публика в первых рядах была вся радикально неформальная, и были забиты. Их зашугали так, что больше они на спектаклях не появлялись. Но это было уже позже, в 88-м году…

А тогда «Поп-Механика» только шла по нарастающей, но все ее действия не шли в массу; молодежь на улицах была не задействована, кроме иностранцев и посольств об этом процессе практически никто не знал. Мы с Тимуром долго думали, как это все двинуть дальше, и он подтянул бабушек, чудом сохранивших традиции художников начала ХХ века. Всех Кандинских, Хлебниковых, Филоновых и все истории, связанные с этими процессами. Это был очень важный момент. Тимуру была выделена рампора, и стало создаваться «новое правительство». Была такая история, что если в России когда-либо появится авангардное искусство, то эта рампора должна была быть передана для создания авангардного правительства. Тимур решал ее отдать Африке, и, в принципе, правильно сделал. Потому как некому больше было. Он классный, конечно, персонаж, но не Котельников… Сережа давай с ней везде скакать, хотя Тимур мог и сам возглавить движуху. Поскольку сам все и сделал. Все коннекты с Западом, все организационные вопросы, выставки, но отдал «фасад» – видимо, чтобы Африку поддержать. Юфа с Котельниковым всегда были, но хотели быть в тени, хотя Олег Евгеньевич любил погромить по молодости посольства иностранные в обеих столицах и от акций художественных не сквозил, а потом скромно рядом сидел и улыбался…

Ладно, собралось первое собрание Нового правительства, начался дележ мифических портфелей. Правительство Новой Культуры. Тимур за собой оставил министерство Живописи, Курехин – министр Музыки, а я стал министром Моды. Расписали журнал. И-ди-о-ты…Собрание какие-то начались, и тут же появились какие-то комсомольцы. Стали под эту мазу пробивать помещения. И, как обычно, всех кинули, в итоге…

М.Б. Ну что поделать. Это нормальный, точнее, закономерный результат общения формальных и неформальных структур в СССР. А ныне в России, когда кто-то приходит с улицы, с ними возятся для вида, заимствуют концепт – и посылают. Причем, сейчас это стало нормой на всех уровнях предпринимательства. А тогда без участия комсомола никаких официальных движений никогда не происходило.

Г.А. А еще не менее мощная сессия была, когда я привез из Москвы утюгов, путан и торговок из туалетов. То, что было под рукой, из знакомых. Наглые, веселые, песни русские орут. Адреналин. Всех поселил у Густава. А еще нас винтили прямо на вокзале. Тогда Африка зачем-то украл в вагоне-ресторане хлеборезку, а какой-то дядечка проявил сознательность и стуканул куда следует. Человек пятнадцать нас было, мы спешили, опаздывали на выступление. Приняли нас в отделении, где, конечно же, мы за Сережу вступились, обещали перевоспитать. Я подошел к главному менту и откровенно сказал, что, мол, мы вообще-то артисты и опаздываем. Не подскажет ли он как нам от этой напасти спастись? А он мне, улыбаясь, отвечает: «А ты угадай мое имя, тогда я тебя отпущу» – «Почему только меня – давай всех». – «Угадай имя…» – «Коля?». – «Точно, иди!»… Мини-чудо такое произошло… Говорю: «Всех отпусти» – «Угадай фамилию!». – «Ты что, дорогой, офигел? Может и имя мамы твоей тоже?» – «Нет, всех не отпущу…».

Подождал я всех, поехали мы на концерт. А я тогда Тимура долбил на тему про привлечение московских персонажей. После концерта ко мне подошел Тимур и на полном серьезе сказал, что все люди, которых я привожу, очень замечательные люди, но они не художники и не музыканты, продукта они дать не могут. Я тогда сказал, что я с московскими художниками не очень знаком, но если он мне подскажет, то я с ними поработаю. А как потом выяснилось, они вообще с Москвой не хотели ничего делать и привлекать местные артистические круги – тем более. Сказывалось влияние местной комсомольско-музыкальной ячейки в виде рок-клуба или традиционные для Питера комплексы.

Параллельно, в этот же момент, Джоанн Стингрей привезла фотки из Америки. Была такая история, что в один из приездов Стингрей передала своему соседу по Беверли Хиллз, Энди Уорхоллу картины питерских художников. Он как человек вежливый, сфотографировался с ними (мол, получил), и прислал в ответ свои любимые работы в виде банок. А Тимур понимал, что без козырей в Москве делать нечего, просто пошлют и все. Мы тогда собрались, поехали сначала ко мне, переоделись. И прямо с утра поехали к Наумцу. Замечательный художник, сейчас живет в Германии. Он классный, но я до этого его нигде не видел. Хотя мастерская была в самом центре Москвы. Наумцу, конечно же, было плевать на наши рассказы про «Ассу», он, знай, показывает свои работы. Говорю Тимуру: «Козырь, наш мандат…» И Тимур показывает раскладушку с фотками, где Уорхолл с работами Котельникова, «Африки», Тимура. Сразу интерес проявился: «Ага, это Энди, что-ли? А работы чьи?» – «Такие-то такие»… – «Не верю, фотомонтаж!» – «Какой фотомонтаж? Полароид». – «Точно, Полароид… Ни фига себе!..». Наумец тут же все понял. Понеслись межпланетные разговоры про мировой авангард и то, что все уже понеслось. На самом деле, можно понять его недоверчивость. После стольких лет в «подпольной жопе» – и тут на тебе, авангард. Свет в конце туннеля. Мы объясняем, что нам нужны новые, молодые боевые люди от искусства. Ответ – знаю, одеваемся и идем. И привел он нас в детский сад, где спектакль с фотографиями повторяется, и Наумец нам подыгрывает.

А помещение огромное. Пустое. Места до фига, а Герман сидит в маленькой комнатке на скамейке из унитазов и бренчит на гитаре. И Коля Филатов со своим гиперреализмом, который всем уже надоел за пятнадцать лет полу подполья. Рассказываем про «Поп-Механику», новый русский авангард. Энди Уорхолл всех поддерживает, показываем фотографии. И с этого момента все забегали и начали рисовать новые картины. После этого едем к Никите Алексееву, Овчинникову, которые немного загрустили, когда их власти за проект «Мухоморы» прессанули, а Костю Звездочетова и Свена Гундлаха вовсе сослали в армию. Там тоже всех заряжаем. Едем по моим посольским, утюговским тусовкам – всех везем в «Детский сад».

А многие художники до сих пор пребывают в иллюзии, что они сами чего-то где-то пробили, ну и пусть так считают. Меня единственное, что тогда радовало, что я наконец-то обнаружил соратников в лице Курехина и Новикова, которые с пониманием относились к поставленным идеям и задачам. Хотя бы на некоторое время. У меня тогда (да и сейчас) сложилось впечатление, что живопись, как самостоятельное явление, нахрен никому не нужна. Музыка нужна. Совокупность кино-музыка-живопись нужна. Все эти мелкие выставки, которые проходили и проходят, нужны очень узкой прослойке и широкие массы не охватывает. А в «Детском саду», как раз был достигнут тот самый «синтез веселья», когда все участвовали во всем и две столицы объединили свои усилия в авангардном направлении. Но в «Детском саду» не было современного продукта, адекватного мировым, на тот момент, стандартам. Художники как-то «подвисли» в своих семидесятых. Гиперреализм – бредятина. Поэтому я взял ситуацию в свои руки и начал всех гундосых художников долбить ежедневно. Артистический элемент уже был, но нужны были еще люди.

Герман приволок меня к Леше Тегину. Тогда он выглядел неважно, забросил живопись и играл на гитаре какую-то испанскую музыку. А выглядел он уже тогда как марсианин. Просто из другого мира и квартира у него была как летающая тарелка. Был у него тогда черный пластиковый наимоднейший диван и цвет у комнат был настолько ровным серым, что глазу не за что было зацепится. Меня поразила Лешина способность доводить все до абсолюта, такая китайская точность. При этом у него постоянно горели неоновые лампы, под звук которых я постоянно засыпал. И все было ровненько, чистенько и спокойненько.

И начал я похаживать к Алексею в гости, подгоняя при этом ему «Секс Пистолз», Ника Кейва, «Сьюкси энд зе Беншенз». А он тогда «сидел» на модном в Москве Клаусе Шульце и дружил с тусовкой другого порядка: Васильевым, Липницким… Нужный, конечно, элемент, но по улице он не ходил, света белого не видел. Поскольку я сам не композитор, а музыка незаменимый элемент перформанса, стал постепенно подсаживать его на более жесткую музыку, и к концу восьмидесятых Алексей стал производить жесткую музыку индустриального звучания, аналогичную раннему «Свонсу». Была заимствована мощь звучания, на базе которого делался русско-тибетский микс, с использованием различных природных звуков. Таких, как извержение вулканов, например. Техническо-духовная линия была отработана за год записей. Когда Тегин стал участвовать в «Поп-Механиках», питерский люд был в отпаде. Такой музыки в Советском Союзе не было.