Владимир Бондаренко - Сказки черепахи Кири-Бум

• Название: Сказки черепахи Кири-Бум
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Детские
• Год: 1971

---

Полежал, покряхтел, опять заговорил:

– Помнишь, пес Вертихвост ко мне в гости шел, а Афоня остановил его и говорит: «Не ходи к Спиридону просекой, иди вон той тропкой». А на тропке той охотники яму для волка вырыли и прикрыли кленовыми ветками. Три дня Вертихвост просидел в ней голодный. – Над таким милым псом и такую злую шутку отшутил. И как отказывался, помнишь?

– Как не помнить? Еще Лаврентий все утро тогда Вертихвоста медом у себя в берлоге кормил, чтобы он не серчал на Афоню.

– Да, медом он угощать любил. Я сам у него сколько раз чай пил с медом. Да и тебе, наверное, приходилось?

– Было дело, – сказала черепаха и подтянула к уху одеяло. – Давай спать, Спиридон, поздно уж, устала я, а мне завтра у березы опять сказки рассказывать.

– Да, да, давай спать, – закутался плотнее в одеяло и медведь Спиридон, но уснуть до утра так и не смог, все лежал, глядел в темный потолок и думал: «Что же ты забыл обо мне, Лаврентий, я ведь совсем, совсем один…»

Тревога барсука Фильки

Барсук Филька высунулся в окошко. У березы слышались шумливая возня, выкрики. «Обо мне, наверное, рассказывает черепаха», – подумал Филька и туго-натуго сжал зубы.

Жизнь свою Филька начал с хитрости. Воровал в молодости, с соседями бранился, хотел даже поссорить однажды медведя Спиридона с медведем Лаврентием.

Но только зачем говорить об этом? Все это давно было. Сейчас Филька не тот, что был когда-то. Остепенился и честно доживает свою жизнь.

К березе Филька решил не ходить: лучше не попадаться черепахе на глаза. Может, она забыла о нем давно, а увидит и вспомнит. И поэтому решил Филька не ходить к березе, но знать, о ком речь возле нее идет, хотелось. И попросил Филька Сороку:

– Болею я. Сам бывать у березы не могу. Так ты прилетай ко мне по вечерам и рассказывай.

– С удовольствием, – обрадовалась Сорока. – Мне ведь кроме тебя и рассказывать некому: все сами слышат.

И чтобы не выведали подружки, что барсук болеет. И не летали бы к нему с вестями от березы, ни единой душе во всей роще не сказала Сорока о болезни Фильки. Это был ее секрет, единственная за всю ее жизнь тайна.

За деревьями у березы повизгивал и похрюкивал Кабан. Филька напряженно вслушивался в доносящиеся с поляны выкрики.

– Неужели, – шептал он, – это обо мне выстукивает сказку на березе дятел. Опозорила, опозорила черепаха. О сыне Енота, наверное, вспомнила. И надо мне было обмануть его тогда!

Давно это случилось. Сидел сын Енота на крылечке, а Заяц мимо бежал и подарил ему морковку. Половину Енотик съел, а половину решил на черный день припрятать. Вот только куда спрятать ее не знал. Тут и попался ему на глаза Филька. Окликнул его Енотик:

– Дядя барсук, куда бы мне мою морковку ненадежнее спрятать, где бы ее никто не нашел, а то пропадет.

Поглядел Филька на Енотика – простачок он, запросто можно надуть его. Сказал:

– Давай я ее в живот себе положу. Очень надежное место. Никто твою морковку в животе у меня искать не догадается.

– Бери, – сказал Енотик и отдал барсуку морковку.

Дня через три прибегает к нему, спрашивает:

– Дядя барсук, где моя морковка?

– В животе у меня, – отвечает Филька.

– Давай я ее съем.

И заскреб Филька за ухом:

– Эх, – говорит, – положить-то я морковку в живот к себе положил, а вот как достать мне ее оттуда, не подумал.

– Так ты подумай, дядя барсук, а я завтра прибегу, – сказал Енотик и верно прибежал. Филька еще и с постели не успел подняться, а уж он постучал в окошко к нему:

– Придумал, дядя барсук, как мою морковку из живота достать?

– Нет, – ответил Филька, – не успел. Сам понимаешь, дела всякие: то то, то это.

Ну так ты прямо сейчас садись и думай, а я здесь на лавочке посижу, подожду, пока ты думаешь.

Смотрит Филька на Енотика, ну совсем-совсем еще глупый он, его можно надувать и надувать. Сказал:

– Ты, я смотрю, разумом-то боек, а того в толк не возьмешь, в один день такие дела не делаются. Ты беги играй, а завтра наведайся. И не волнуйся, никуда твоя морковка не денется, место надежное. Вот только положить туда легко, а чтобы достать, думать надо.

– Что ж, я могу и подождать. Мне что сегодня съесть, что завтра, – сказал Енотик и побежал домой. А на другое утро – тук-тук – стучится к Фильке ни свет ни заря.

– Придумал, дядя барсук, как морковку достать мою?

– Нет пока, – отвечает Филька.

– Так ты думай.

– Да я бы всей душой, да некогда. Вот сейчас на охоту идти надо, чего-нибудь на завтрак добыть. А мысли, сам понимаешь, дело такое – тут отвлекаться никак нельзя.

– А ты и не отвлекайся, дядя барсук, садись и думай. На охоту я вместо тебя схожу, добуду чего-нибудь, – сказал Енотик и принес Фильке три кувшинки.

– Ну, придумал, дядя барсук?

– Какой ты шустрый, – сказал Филька, с аппетитом похрустывая сочными кувшинками. – Так быстро такое дело не делается. Завтра приходи.

– Завтра я к тебе не приду, дядя барсук.

– Что так? – удивился Филька. – Или тревожишься? Напрасно. Место надежное. – И с удовольствием похлопал лапой по животу.

– Да, место это у тебя надежное, – сказал Енотик. – Положить положишь, а взять не возьмешь. Пропала моя морковка. Лучше бы я ее себе в живот положил, тоже бы надежно было.

Посмеялся тогда Филька над глупым Енотиком, а сейчас вспомнил этот случай и за голову схватился: что если черепаха расскажет об этом сказку, а дятел выбьет на березе, прочтут ее через сто лет те, кто будет жить через сто лет в Гореловской роще, и скажут:

– Какой он был, Филька-то! Енотика глупого не постыдился обобрать.

– Но ведь это когда было? – вздохнул Филька и потер ладонями горячие щеки. – Эх, хорошо живи – не похвалят, дурно живи – не удивишь никого. Ведь я теперь совсем не тот, что был когда-то. Зачем же за прошлое надо мной сейчас смеяться? Но тут вспомнился Фильке недавний сон его. Приснился он ему недели три назад. Ничего в тот вечер не добыл себе на ужин Филька и потому лег спать с порожним животом. И приснилось ему, будто он в гостях у своего давнего товарища барсука Федора. С детства не виделись они, а тут вдруг приснилось Фильке, что пришел он к Федору, а тот сидит ужинает. А на столе у него чего только нет: лягушки лежат одной кучкой, мыши – другой, орехи – третьей. А на тарелках – желуди, яички овсянки, яички жаворонка и другие разные кушанья. Некоторые Филька не знал даже и назвать как.

Сказал с завистью:

–– Богато живешь ты, Федор. И тепло у тебя и ешь досыта. А я вот сегодня и не ужинал еще. И пообедал так себе. Да и за завтраком досыта не наелся.

– А что же ты тогда стоишь у порога? – сказал Федор и подал табуретку Фильке. – Подсаживайся к столу, будь гостем. Мы ведь с тобой вон как давно не виделись. Ты всех что-то чуждаешься, затворником живешь.

– Такой уж характер у меня нелюдимый, – сказал Филька и подсел к столу: угоститься он любил.

– Исхудал ты, Филя, – посочувствовал ему Федор.

– Жизнь не сладкая, – ответил Филька и в уме прикинул, чего бы придвинуть к себе.

Начал есть. Сперва по-хорошему ел, а потом как набросился на мышей, чуть ли не целиком их заглатывает, давится. Еще одну мышь прожевать не успеет, а уж другую в рот тискает.

Глядел, глядел на него Федор да и сказал:

– Что это ты как, Филька, ешь жадно?

– Проголодался, – ответил Филька, а сам горку лягушек пригреб к себе. Их еще не съел, а уж за орехами потянулся и заодно приглядывался, чего бы еще прихватить.

И тогда не вытерпел барсук Федор, громыхнул кулаком по столу:

– Что же это ты накинулся так на еду мою, даже меня отпихиваешь. Уходи сейчас же. Не хочу с тобой, с таким жадным, за одним столом сидеть.

И выпихнул из избы Фильку, за порог его выставил и дверью за ним так хлопнул, что Филька даже… проснулся. Лежал, смотрел в темный передний угол, злобился на самого себя:

– Дурак я, дурак! И зачем я в самом деле ел так жадно. Потихоньку бы надо, не торопясь. Глядишь, досыта бы наелся, а то вон как есть хочется.

Три недели назад приснилось это, а сейчас вспомнил Филька сон свой, сказал:

– Точно, проведала как-нибудь черепаха про сон мой и выбивает теперь Ду-Дук его на березе, а все смеются. Конечно, им бы только посмеяться, время веселее провести, а мне позор и не на один день… А Кабан, Кабан-то как взвизгивает! У, рыло свиное. Сам еще хуже меня, а хрюкает. Эх, поскорее бы кончился день. Вечером прилетит Сорока и хоть расскажет, что там было, что из моей жизни выбил дятел на березе.

У Фильки стучали зубы. И не только щеки, но и уши у Фильки были горячими.

Чтобы не было беды

Истомился Филька за день, изныл, чуть вечера дождался. И когда вылетела из-за липы Сорока, кинулся к ней:

– Говори скорее, что там было.

– Не торопи, успеешь. Все скажу, ничего не утаю. Когда меня спросили однажды, что самое тяжелое в жизни, я ответила – секрет.

– Чепуха. Всего тяжелее, когда видишь – неправильно день прожил, а поправить уже нельзя: пролетел день-то.