Давид Шварц - Циклотимия

• Название: Циклотимия
• Автор: Давид Шварц
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017

Циклотимия – это термин, введенный Кальбаумом, для обозначения легких форм депрессии и приподнятого настроения, рассматриваемых как фазы одного заболевания – маниакально-депрессивного состояния. У больных с циклотимией могут иметь место все симптомы биполярных расстройств: депрессивные, маниакальные и смешанные состояния. Так говорит наука. Говорит она красиво, но непонятно. Так что же мы все психи, маньяки, циклотимики, если смена приподнятого настроения на депрессивное состояние свойственна практически любому живому человеку. А теперь посмотрим, что думаю я по этому поводу. Пожалуйста, заходите, не смущайтесь. Здесь не клиника. Здесь литература!

---

К моменту моего появления в его кабинете он догрызал голову какому-то проектному институту, занимавшему в восьмиэтажном здании два верхних этажа.

– Мне рассказали о ваших работах, – повторил он, – я хотел бы, чтобы вы перешли к нам. Я хочу предложить вам сектор. Начнем сотрудничать, а там видно будет…

– Сектором я не потяну объем работы, – тут же ответил я, – здесь нужен отдел.

– Да? – он посмотрел на меня более заинтересованно, – и каким вы видите этот отдел?

– Мне бы лист бумаги…Карандаш у меня есть.

Я набросал структуру отдела, включающего семь секторов.

– Так, – сказал Чебаков, – а людей наберете?

Я попросил еще лист бумаги и посекторно стал набрасывать фамилии ребят, с которыми работал и которых знаю как облупленных.

– Так, – уже живее спросил Чебаков, – а они знают, что…

– Знают. Они давно ищут новое место работы. Профессионально они уже достигли потолка, им там неинтересно.

– Хорошо, – подвел итог директор, – я проведу в министерстве этот новый отдел. Начинайте работать. Детали согласуйте с ним, – и он кивнул на зама.

Тот выпучил глаза: – Артем, а ты выбьешь у министра штат на новый отдел?

– А ты сомневаешься?

Все. И дело закрутилось.

Уверенность этого человека, его авантюризм поражали всех, кто с ним сталкивался.

Погорел впервые он на столкновении с городскими властями.

Те два верхних этажа здания института занял я со своим отделом, который был сформирован примерно за три месяца, и еще три расширившихся смежных отдела.

Чебаков устремил свой хищный взор на первый этаж здания, где располагался районный ЗАГС, подговорил ребят и темной ночью десять человек вскрыли двери, стащили загсовские пожитки в угол, внесли свои столы и оборудование и к утру уже работали на новом месте.

Аннексия госконторы закончилась тем, что за самоуправство директора сняли с работы и перевели в мэнээсы. Кстати, по этому поводу приехал сам министр и вдвоем с секретарем обкома партии они решили дело.

Проработав год, Чебаков уехал в Украину, в город Желтые Воды, где создал новый институт от того же министерства. Затем стал переманивать своих сотрудников туда. Человек пятьдесят из нашего института, в том числе несколько начальников отделов и ведущих специалистов, уехали к нему. За мной он прислал нарочного, который расписал прелести жизни на новом месте, но я не уехал по семейным обстоятельствам.

Через год узнаю, что Чебаков расширил дело, раздул институт до пятисот человек и присоединил завод к институту, став гендиректором объединения по образцу нашего.

Правда он не учел, что в тех краях работали крепкие ребята, которым он перешел дорогу!

Обиженных оказалось много, все со связями, и вот уже возбуждается дело против гендиректора Чебакова по поводам, найти которые – плевое дело!

Его снова увольняют и передают дело в суд.

И вот он уже сидит дома и готовит допровскую корзинку, готовясь сесть на энное число лет.

Но борец в нем возобладает и он начинает бороться.

В это самое время гремит перестройка. Восходит звезда Горбачева. Собирается съезд с тронной речью нового советского вождя.

А в это время…

В Желтых Водах человек с готовой допровской корзинкой пишет письмо лично Михалсергеичу о преступных действиях мошенников из тихого украинского городка.

Письмо идет кружным путем, детективно, через Харьков, Киев и еще какие-то города и доходит до столицы. Мало того, до съезда. Мало этого, аж в самые белые ручки нового Генсека. Мало и этого – попадает во-время!

И в тронной речи М.С.Г. громит мерзавцев- гонителей прогрессивного гендиректора, клеймит их, обласкивая Артема Чебакова, как светоча новых веяний!

Дальше – проще. Уродов гонят, а победитель снова на коне и машет крупнокалиберной шашкой!

После чего я теряю его следы, но отголоски того, что после падения Горби Чебакова все-таки засадили в кутузку – до меня доходят.

И вот радостная весть: он уже академик и работает во славу науки!

Ура! Правда победила, враги унижены, наша взяла!

Правда, все это я наблюдаю уже издалека, с теплого берега Средиземного моря, с высоты приобретенного опыта.

Примечание: фамилия директора изменена, г. Желтые Воды – выдумка, дело было в другом городе.

Авиноам

Я о нем уже как-то писал. Но он стоит того, чтобы быть внесенным в цикл «Интересные люди».

Довольно редкое древнееврейское имя для современного израильтянина. Сейчас более модны короткие имена: Гат, Гон, Оз, Рон. А Авиноам – относительная редкость.

Пожилой, уже под шестьдесят. Внешне очень странный: красивое мужественное лицо римского сенатора, вьющиеся каштановые, с сильной проседью, волосы; умные светлые глаза повидавшего жизнь человека и – совершенно неряшливая одежда; стоптанные, ни разу не чищенные, башмаки с вечно развязанными шнурками; мятые, ни разу не глаженные, штаны цвета грязноватого асфальта и странные рубашки с пуговицами через одну.

Но когда раскрывает рот – заслушаешься.

Он – сабра, то есть рожден в Израиле. Инженер с большим стажем. Совершенно исключительная память, которая, наряду с эрудицией и опытом, делает его незаменимым консультантом чуть ли не во всех областях техники.

Все расчеты делает в уме, сходу расписывая по памяти сложнейшие формулы, не прибегая к справочникам. Механика, пневматика, гидравлика, электротехника, электроника – щелкает, как семечки. При этом, не владея специальными конструкторскими программами, от руки делает сложнейшие чертежи безошибочно.

Технологические процессы с массой мелких деталей выкладывает на бумагу, добавляя поразительные нюансы:

– Вот здесь надо делать так и так, я это видел (я разрабатывал, я присутствовал и т. д.) в Чикаго (в Мюнхене…в Оттаве… в Дели…в Кейптауне…в Милане и т. д.) на таком-то заводе (в институте…в университете…и т. д.). Этот процесс происходит так: температура Х, выдержка Y, время Z, и обязательно на оборудовании R при соблюдении стандарта G!

А потом по памяти объясняет, за каким зданием куда повернуть и по каким улицам проехать, и по какому адресу и по какому номеру телефона обратиться по такому-то вопросу к такому-то специалисту. Без записной книжки.

Человеконенавистник. Совершенно не может, да и не хочет, сработаться с людьми. Работает в одиночку. Создал и зарегистрировал фирму, в которой один (!) работник – он сам.

Есть семья, но зная его много лет, я ни разу не слышал двух слов о жене и не знал, есть ли у него дети. Зато у него есть фетиш, на который он молится. Это его мать, которой сейчас 90 лет и она жутко больная. Лет семьдесят назад она приехала в Хайфу из Одессы.

На совещании, в разгар принятия важного решения, он вдруг поднимается и тихонько, по стеночке, двигается к выходу.

– А-а-а, ты куда это? – спрашивает начальство, не поняв, что происходит, – мы без тебя не решим проблемы.

– У меня мама болеет, я должен идти, сейчас надо ей лекарство принять.

– Погоди еще полчаса…

– Нет!

И исчезает за дверью.

Все разговоры, помимо техники, сводятся к самочувствию мамы и лекарствам для нее.

Но работать с ним – удовольствие!

Жизнь сталкивала меня с ним трижды. Первый раз – по работе над совместным проектом в хайтековской фирме, где его продержали около года, но затем вынуждены были с ним расстаться из-за абсолютного неприятия им понятия дисциплина. Он приходил на работу и уходил, когда ему вздумается, делал, что надо ему, но не фирме, контактировал исключительно с теми, кто ему нравился, остальных просто в упор игнорировал.

Второй раз – в другой фирме, где я работал, а он приходил в качестве консультанта и делал свою часть дома. Его вклад в серьезнейшие проекты переоценить невозможно.

И, наконец, в третий раз мы столкнулись с ним в кафе в Бейт-Габриэле на берегу Кинерета.

Я остановился перекусить по дороге в Кацрин, что на Голанских Высотах, ехал туда по делам.

В кафе было мало народу, тихо играла душевная музыка: это место – Мемориал в честь молодого, безвременно ушедшего из жизни парня, созданный его родителями.

Здесь всегда чисто, прибрано, а музыка располагает к спокойствию и умиротворенности.

Авиноам сидел один и безучастно смотрел на странные фотоработы на стене, изображавшие прищепки и веточку, прикрепленные к веревке, и еще какой-то модерн.

Я подсел.

Он вдруг сказал:

– И эта тоже ушла.

Затем, не обращая внимания на мои округлившиеся в недоумении глаза, продолжил:

– Я тебе говорил, что моя жена умерла при родах. Так вот после этого я привел в дом Хению. Она жила со мной два года. Потом уехала отдыхать в Швейцарию, да так ко мне и не вернулась… А дочка ее успела полюбить…

Шесть лет после этого я не прикасался к женщинам. Сам воспитывал ребенка, ухаживал за мамой. Не мог видеть их.

Потом по работе пришлось надолго уехать в Америку. Я работал в Чикаго и Бостоне. Перед отъездом я нанял филиппинку. Молодую. Красивую. Она хорошо относилась к маме и дочке, ухаживала, как родная.