Дмитрий Урушев - Святая Русь. Подлинная история старообрядчества

• Название: Святая Русь. Подлинная история старообрядчества
• Автор: Дмитрий Урушев
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-96435-2

Книга историка-религиоведа Дмитрия Александровича Урушева посвящена старообрядчеству. История этого исконно русского духовного движения от трагического раскола середины XVII века до наших дней предстает в портретах выдающихся его деятелей (протопоп Аввакум, боярыня Морозова и др.), в рассказах о достопамятных событиях, традициях и культурных особенностях. Книга написана на богатом фактическом материале, что не лишает ее легкости стиля и простоты изложения. Она будет интересна самой широкой читательской аудитории, не только подготовленным специалистам, но и людям, впервые услышавшим о старообрядчестве.

---

Эти священники, верные защитники церковного предания, написали и подали Алексею Михайловичу челобитную против введения новых обрядов, которую царь не замедлил передать Никону. По приказу патриарха многие из несогласных попов были арестованы и сосланы.

Расправившись с главными обличителями и почувствовав себя свободнее, Никон решил устроить церковный собор и, прикрываясь его авторитетом, продолжать реформы.

По предложению патриарха царь созвал в 1654 году собор, чтобы рассмотреть и отменить те русские чины и обряды, которые отличались от современных греческих. Каптерев писал, что патриарх, действуя по чужому наущению, «русские церковные чины, несогласные с тогдашними греческими, прямо называет на соборе неправыми и нововводными, между тем как в действительности это были правые, старые греческие чины и обряды, некогда перешедшие на Русь от православных греков и у нас неизменно сохраняемые»[28].

Точная дата проведения собора неизвестна. Предполагают, что он состоялся в феврале или марте, ибо в середине XVII века церковные соборы традиционно проводились накануне или в самом начале Великого поста.

Церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) писал: «Собор был созван в марте или в апреле… после 27 февраля и прежде 2 мая»[29]. Современный историк Сергей Владимирович Лобачев считает, что собор заседал 12 февраля – в первое воскресенье поста (Неделя православия)[30].

На собор Никон постарался созвать лишь тех лиц, «от которых не ожидал себе никакого противоречия, которые дрожали перед всемогущим патриархом и не отваживались на заявление своих, неугодных ему мнений»[31].

Прибыли пять митрополитов – Макарий Новгородский, Корнилий Казанский, Иона Ростовский, Селивестр Крутицкий, Михаил Сербский; четыре архиепископа – Софроний Суздальский, Маркел Вологодский, Мисаил Рязанский, Макарий Псковский и епископ Павел Коломенский. Также присутствовали одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протопопов и несколько приближенных царя.

На соборе выступали только царь и патриарх. А присутствовавшие молчали, не смея перечить и единогласно одобряя все решения.

Каптерев считал, что причиной удивительного единодушия участников собора был тонкий психологический ход, предпринятый царем и патриархом: «На соборе, кроме подбора известных лиц, предприняты были и особые меры, чтобы решение поставленных Никоном вопросов совершалось обязательно в известном наперед, Никоном и царем предрешенном смысле… На соборе 1654 года царь первый подает голос, а за ним и все другие за такое или иное решение поставленного Никоном вопроса. И царь делает такой необычный для него поступок, конечно, с особою целью, чтобы своим подавляющим царским авторитетом предупредить со стороны собора возможность отрицательного ответа на поставленный Никоном вопрос. Расчет был верный»[32].

Заседание собора началось с выступления патриарха. Обращаясь к царю и духовенству, Никон говорил, что должно истреблять всякие новины в Церкви, а все, преданное святыми отцами, должно сохранять безо всякого повреждения, приложения и изменения. Патриарх, выступая якобы против церковных новшеств, на самом деле готовился предложить собору новые греческие обряды. Но большинство иерархов не уразумело хитрости Никона и безропотно пошло за ним.

После патриаршего обращения собору был задан первый вопрос:

– Новым ли нашим печатным книгам следовать или греческим и славянским старым, которые купно обои согласно един чин и устав показуют?

Царь, а за ним и покорные иерархи ответствовали:

– Достойно и праведно исправить противо старых харатейных и греческих[33].

После этого собору было предложено несколько примеров, свидетельствующих о различии русских и греческих обрядов: о времени служения воскресной литургии, об отверстии царских врат до великого входа, о положении мощей при освящении церкви и прочее.

Всякий раз, говоря об этих отличиях, Никон предлагал переменить их по греческому образцу, ложно ссылаясь на древние книги. И собор неизменно давал на это согласие.

Единственным, кто выступил против Никона и новых обрядов, был епископ Павел Коломенский. По свидетельству современников, он был весьма образованным и начитанным человеком, знатоком священного писания и церковного устава.

Старообрядцы говорили, что Павел «муж свят и разума святых писании исполнен бе»[34]. И даже никониане[35] признавали: «Бе же той епископ читатель божественнаго писания и добре веды наставляти к Богу шествующия»[36].

Патриарх предложил собору обсудить вопрос о замене земных поклонов на молитве Ефрема Сирина на поясные. И тут отважился встать и произнести речь Павел Коломенский.

Судя по всему, он заранее готовился к выступлению. В своей речи архиерей высказался в защиту церковного предания – великопостных поклонов. При этом свои слова он аргументировал ссылками на два древних рукописных устава.

Впрочем, епископ выступил не только против отмены земных поклонов, но и вообще против введения новых обрядов. Святитель «советовал любопрением великому государю нашему, благочестивейшему царю, такожде и святейшему патриарху, и всему освященному собору таковое новоначатое дело оставити и до конца истребити»[37].

Но слова архиерея не были услышаны. Собор, уступая давлению царя и патриарха, дал согласие на справу русских богослужебных книг по греческим образцам. Павел Алеппский сообщает, что, когда все духовенство прилагало подписи к соборному постановлению, «коломенский епископ, будучи нрава строптивого, не захотел принять и одобрить тот акт, ни приложить свою руку, не говоря уже о том, чтобы дать свое засвидетельствование»[38].

Однако собор определил, что книжная справа будет производиться «по старым харатейным и греческим книгам». Поэтому епископ все-таки подписал соборное деяние.

Впрочем, под подписью Павел добавил следующие слова, непреклонно оговаривая особое мнение о поклонах: «А что говорил на святем соборе о поклонех и тот устав харатейной во оправдание положил зде, а другой писмяной»[39].

Историками доказано: исправление книг, одобренное собором, последовало отнюдь не по древним византийским и славянским рукописям, как того требовало соборное решение, а по современным книгам, изданным в Венеции. Новые переводы сверялись и исправлялись по современным же книгам, напечатанным в Киеве и Вильно.

По этому поводу американский исследователь Павел Иванович Мейендорф пишет: «Каптерев и др. историки старообрядчества допустили, что реформы основывались не только на древних рукописях, но и на печатных греческих венецианских изданиях и на славянских “литвинских” книгах, вышедших из-под пресса в типографиях Речи Посполитой. Русские литургисты (А. А. Дмитриевский и другие) сделали открытие, что венецианские книги не совпадают не только со славянскими, но и с древними греческими манускриптами. Иногда русские старопечатные дониконовские издания оказывались более верными старым греческим спискам»[40].

В ХХ веке новообрядческое духовенство вынуждено было признать это. Например, протоиерей Георгий Васильевич Флоровский писал: «Противники Никоновой справы с основанием настаивали, что равняли новые книги “с новопечатанных греческих у немец”, с книг хромых и покидных – “и мы тот новый ввод не приемлем”. И так же верно было и то, что иные чины были “претворены” или взяты “с польских служебников”, т. е. “ляцких требников Петра пана Могилы и с прочих латынских переводов”»[41].

Единственным критерием такой справы были слова патриарха, обращенные к главному справщику Арсению Греку:

– Печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не по-старому![42]

Кроме того, самое дело справы было поручено «искусным мужам» – людям сомнительным, таким, например, как авантюрист Арсений Грек, неоднократно менявший вероисповедание.

К тому же новые справщики оказались плохими переводчиками, слепо следовавшими греческому оригиналу, поэтому их тексты отличались нелепым буквализмом и изобиловали ошибками.

«Новые московские тексты калькируют греческий текст и создают неудобочитаемые обороты на славянском языке. Ранние тексты оказываются часто более понятными»[43].

Так началась замена новым церковным обрядом и уставом древних традиций, принятых Русью вместе с православием от Византии и неизменно сохраняемых веками.

Глава 3 Епископ Павел

«Рождение же мое в нижегороцких пределех»[44]. Так начинает свое «Житие» протопоп Аввакум. Так мог бы начать рассказ о себе и епископ Павел, родившийся в том же поволжском краю.

Место рождения будущего епископа неизвестно. По общепринятому мнению, впервые высказанному французским славистом Пьером Паскалем, Павел родился в сельце Колычево[45], стоящем на речке Сундовик, что на правом берегу Волги, «на горах»[46].

Неизвестна дата рождения будущего святителя. Но можно предположить, что Павел был ровесником Никона, то есть родился около 1605 года.