Луи Буссенар - Беглецы в Гвиане

• Название: Беглецы в Гвиане
• Автор: Луи Буссенар
• Жанр: Европейская старинная литература

Французская Гвиана середины XIX века – ад для каторжников и политзаключенных, «сухая гильотина», превращающая людей в еле живые скелеты. Но есть здесь и такие, чья воля к жизни и характер только обостряются в местном удушливом климате, подобно знаменитому кайенскому перцу. Из Сен-Лоранской колонии бежит важный государственный преступник. Старший надзиратель, всегда готовый начинить свинцом любого каторжанина, на этот раз получает строгий приказ: «Взять живым!» Приказ есть приказ. Несмотря на грозу, подручные с собакой отправляются в путь. Они и не подозревают, что охота будет непростой, ибо беглец – человек-тигр.

В очередной том «Мастеров приключений» входит лихая южноамериканская робинзонада Луи Буссенара «Беглецы в Гвиане».

---

Сильное кровопускание принесло беглецу пользу и, по всей вероятности, спасло его от смерти.

Робен оделся и с усилием встал на ноги. Он все еще был очень слаб и едва мог ходить, но все-таки решился идти дальше, несмотря ни на что.

Он огляделся кругом и вскрикнул:

– Что я вижу?.. Неужели это не сон?.. Бананы… кокосы… ананасы… Да никак здесь жилое место?.. Я хочу есть, я умираю с голоду… Надеюсь, те, кому все это принадлежит, не будут в претензии, если я воспользуюсь чем-нибудь… Будь что будет…

Инстинктивным движением он выхватил из ножен тесак, отрезал себе ананас и, очистив душистый плод, принялся жадно есть.

Освежившись и немного заморив червячка, Робен направился к маленькому шалашу, который виднелся метрах в ста от него.

Уединенная хижина была построена из ветвей и прикрыта листьями ваи – особого рода пальмы. Эти листья так прочны и крепки, что сделанная из них крыша может служить лет пятнадцать. Дверь хижины была крепко заперта.

– Тут живет негр, – сказал Робен, знакомый с характером негритянских построек. – Хозяин хижины, должно быть, где-нибудь неподалеку; быть может, он такой же беглец, как и я. А хозяйство свое он держит в большом порядке, надо отдать ему должное.

Робен постучался. Ответа не было.

Он постучался еще и на этот раз посильнее.

– Что нужно? – отозвался из шалаша разбитый голос на ломаном французском языке.

– Я ранен и умираю с голоду.

– Бедный вы человек!.. Но вам нельзя входить ко мне в хижину.

– Отчего же? Я ради Христа прошу, чтобы вы меня впустили… Я умираю… – пролепетал беглец, чувствуя, что им овладевает внезапная слабость.

– Я не могу… не могу… – отвечал разбитый голос, как бы прерываемый рыданиями. – Возьмите все, что хотите, и кушайте, но в хижину не входите и не дотрагивайтесь там ни до чего, иначе вы умрете.

– Помогите!.. Умираю!.. – прохрипел несчастный Робен, у которого подкосились ноги, и он упал на землю у порога хижины.

Разбитый голос, по-видимому, принадлежавший какому-то старику, продолжал:

– О, бедный господин… О, Боже мой!.. Я не могу оставить его так умирать.

Дверь шалаша отворилась, и Робен, лежавший без движения, увидел перед собой, как в тумане, чью-то ужасную фигуру; он смотрел на нее и не верил глазам, думая, что бредит. То был негр, весь изуродованный проказой.

Над страшным, покрытым язвами лицом белела копна курчавых седых волос; все тело было покрыто отвратительными струпьями.

При виде несчастного прокаженного у него сжалось сердце.

Старик негр, тяжело переступая искалеченными ногами, топтался около умирающего и, не решаясь до него дотронуться, чуть не плакал от бессильного отчаяния.

– Боже мой! Боже мой! – вскрикивал он. – Несчастный белый умирает, а я ничем не могу ему помочь… не могу поднять его… Господин! Господин! Встаньте сами и отойдите под тень вот этого дерева.

Робен понемногу приходил в себя. При виде несчастного прокаженного у него сжалось от жалости сердце, но отвращения он не почувствовал.

– Спасибо, друг мой, сердечное спасибо за ваши хлопоты, – сказал он негру. – Теперь мне лучше, и я могу идти.

– О, господин, подождите уходить! Я вам дам на дорогу воды, кассавы, рыбы. Все это есть в шалаше у старого Казимира.

– Спасибо, друг, спасибо! – прошептал Робен. – Бедный старик! Сам такой несчастный, а как много сострадания к ближнему сохранил в своем сердце! – добавил он как бы про себя.

Старый негр весь просиял от этой благодарности, он как бы вырос в собственных глазах от одного сознания, что еще может быть полезен ближнему.

Он увидел перед собой, как в тумане, чью-то ужасную фигуру

Вернувшись в хижину, он скоро вышел оттуда, неся на палке пустую тыкву, которую наполнил водою из реки, и подал раненому.

Между тем из хижины доносился вкусный запах жареной рыбы. Когда она была готова, негр угостил ею Робена, который съел ее, не опасаясь заразы, так как считал, что «огонь очищает все». Негр, радуясь, что нашелся человек, которому он может оказать гостеприимство, был на седьмом небе. Болтливый, как все его соплеменники, темнокожий пустился в рассказы о себе, о своей прошлой жизни, вознаграждая себя за долгое одиночество в пустыне.

Добродушный старик не обратил внимания, что постучавшийся к нему в дверь человек был каторжником. Да это его и не интересовало. Несчастный человек стал дорог старику уже по одному тому, что попросил у него гостеприимства и с благодарностью принял его услугу, не побрезговал прокаженным.

Кроме того, старик вообще любил белых. Они всегда были добры к нему. Он был очень стар, так стар, что и не помнил уж, сколько ему лет. Родился он невольником, на плантации некоего Фавара, находившейся на берегу реку Рура.

– Да, господин, – говорил старик не без гордости, – я был дворовым негром, а не рабочим. Я умею и кушанье готовить, и садовничать.

Господин Фавар был добрым владельцем. На его плантации негров никогда не били, обращались с ними хорошо и смотрели на них, как на людей, а не как на рабочий скот.

Казимир прожил на плантации долго, до глубокой старости. Незадолго до 1840 года он заболел проказой, которая вообще сильно распространена в Гвиане.

Больного поселили отдельно, выстроили ему недалеко от плантации хижину и снабдили всем необходимым.

Но вот пробил час освобождения невольников. Владение рабами было отменено. Произошел экономический переворот, вследствие которого многие плантаторы разорились и покинули свои имения. Фавар уехал в Европу, негры его разбрелись в разные стороны. В довершение беды хижину Казимира разрушило наводнение и затопило место, где она стояла. Несчастный прокаженный был вынужден покинуть насиженное местечко и идти куда глаза глядят. Долго бродил он по пустыне, пока не набрел на то место, где впоследствии нашел его Робен. Здесь старик выстроил себе хижину и стал обрабатывать землю. Трудами рук своих он кормил себя круглый год и жил безбедно.

Робен внимательно слушал рассказ старика, за все время не проронив ни слова. В первый раз со времени отъезда из Франции несчастный беглец чувствовал себя сколько-нибудь сносно. Хижина прокаженного после острога казалась ему раем.

Рай обездоленных!

Как хотелось Робену пожать руку бедному старику, который был несчастнее его самого!

– Как хорошо жить здесь! – бормотал он. – Да уж не остаться ли мне тут в самом деле?.. Попробую скажу ему и посмотрю, как он к этому отнесется.

Подумав еще немного, Робен сказал вслух:

– Послушай, Казимир, ты несчастен, я тоже. Меня преследуют люди, я не имею угла, а тебя люди отвергли. Будем жить вместе. Я останусь здесь, и мы будем вместе работать. Согласен?

Негр был поражен. Он никак не ожидал подобного предложения, наполнившего радостью его сердце.

– Ах, господин, господин! – воскликнул он с восторгом. – О, белый, сын мой!

Но вдруг он вспомнил про свою ужасную болезнь, свое безобразие и, закрыв руками лицо, упал на колени, горько рыдая…

Робен заснул под бананом. Сон его был беспокойный, с бредом. Наутро беглец проснулся в сильной лихорадке.

Казимир не потерял голову от горя, а придумал, как устроить убежище для своего нового друга. Хижина, по его мнению, была вся пропитана заразой, поэтому он задумал очистить ее и использовать по новому назначению. И вот старик взял заступ, соскоблил с земляного пола хижины толстый слой, а землю выкинул подальше, набросал на пол горячих углей и, когда они потухли, устлал его весь ветвями макуйи, которые срезал тесаком, не прикасаясь к ним руками.

Очистив таким образом для больного место и приготовив ему постель, негр подошел к Робену и ласково сказал:

– Вставайте, кум, и ложитесь сюда.

Робен послушно, как ребенок, вошел в хижину, лег на приготовленную постель и крепко заснул.

Лихорадка его всё усиливалась. Негр видел это и понимал, что нужно действовать быстро, решительно, иначе гость умрет.

На тщательно обработанной засеке прокаженного росли не только пищевые растения, но и лекарственные. Среди прочих там было очень много кустиков батато – очень горького растения, действующего совершенно так же, как хинин или салицил. Но Казимир видел, что болезнь Робена приняла воспалительный характер, и понимал, что для лечения ее требуются средства более сильные, например, шпанские мушки, нарывной пластырь или, по крайней мере, пиявки.

Где же ему было все это взять?

Старик слегка задумался, но тут же просиял, насколько могло просиять его изуродованное лицо.

– Хорошо, – сказал он. – Это мы сейчас сделаем.

Он взял свой тесак и тыквенный сосуд и, ковыляя на искалеченных проказой ногах, отправился к берегу ручейка.

Разыскивая что-то на земле, он несколько раз наклонялся, брал что-то в руку и затем опускал в сосуд, приговаривая:

– Так, так… Хорошо… Это самое мне и нужно.

Не пробыв в отсутствии и десяти минут, он вернулся к своему больному гостю, наклонился над ним и, вынув из тыквы за голову какое-то блестящее черное насекомое в полтора сантиметра длиной, с толстым брюшком и ясной перемычкой посередине тельца, приложил его задним концом тела за ухо больному.