Наталья Калинина - Станция похищенных душ

• Название: Станция похищенных душ
• Автор: Наталья Калинина
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-95811-5

Заброшенная железнодорожная станция по праву пользуется дурной славой. Там пропадают люди и появляются призрачные поезда. Ева уже сталкивалась с необъяснимым, когда много лет назад на станции исчез парень из их компании, и его до сих пор не нашли. Но теперь дело коснулось семьи девушки – следы ее младшей сестры ведут как раз к проклятому месту и теряются там. Поиски осложняются тем, что кто-то угрожает самой Еве, а еще на ее пути оказывается человек из прошлого – тот, кого она когда-то безответно любила…

---

– Мама, у тебя дочь пропала. Две недели назад. Ты что, не понимаешь? – сорвалась на злой шепот, в котором клокотало негодование, Ева.

– Это ты не понимаешь! – отчеканила мать. – Валентина выкинула очередной финт, а ты развела панику! Я тоже подростком сбегала из дома.

– И из одного своего побега вернулась беременной, – съехидничала Ева. – Кинула меня на бабушку и продолжила свои похождения! К счастью, Валентина не пошла в тебя. Да даже если бы она, как ты говоришь, на две недели ушла к подруге или, допустим, к приятелю, разве тебя это не волнует? То, что твоя дочь где-то скитается? А может, кто-то ее держит взаперти и издевается над ней? Тебя это не волнует?!

– Волнует! Меня волнует то, что я тебе доверила свою младшую дочь, считая, что на тебя можно рассчитывать. А ты оказалась такой безответственной! Вот что меня волнует! Конечно, я переживаю за Валентину! И если с ней случится что-то плохое, я с тебя спрошу. Три шкуры с тебя спущу, если с ней что-то случится! Как я могла тебе так доверять?! Думала, что уж к тридцати годам ума у тебя прибавилось! Не удивительно, что тебя и замуж никто не берет.

– Ма!..

– И детей своих тебе заводить не стоит, такой безответственной!

– Мама!

– Что «мама»?! Я тут с ума схожу от страха и переживаний! А ты мне звонишь, чтобы упреки свои высказать. Хватит уж, не маленькая!

– Я тебе звоню, чтобы узнать, когда ты прилетишь!

– Чтобы исправить то, что натворила ты? Да я бы точно не стала бездействовать, как ты! Я бы всех уже на уши поставила, на этого следователя бестолкового так насела, что он бы вмиг отыскал мою девочку! А ты только и способна на то, что меня попрекать и о каких-то видео мямлить. Действовать нужно! Дейс-тво-вать!

Ева сжала мобильный так, что его тонкие грани врезались до боли в ладонь и пальцы. Будто ее воля, она бы раздавила его, чтобы яд материнских слов не вливался ей в уши, не отравлял кровь, не вызывал бессильные слезы негодования. Она бы с радостью отключила вызов, если бы это ей не вышло еще дороже. Рассориться с матерью совсем Еве не хотелось. Девушка зажмурилась изо всех сил, как когда-то в детстве, когда мама начинала отчитывать ее за какую-то оплошность. Маленькая Ева воображала себе, что когда она сильно-сильно жмурится, то «закрывается», и материнские упреки не навредят ей, лишь слегка оцарапают снаружи сердце. Она представляла себе красное пульсирующее сердце, на котором появлялись кривые штрихи-порезы от града острых стеклянных осколков. И крепче жмурилась, прикладывая уже не только мысленные, но и физические усилия, чтобы «завернуть» сердце в защитный кокон. Эта детская привычка и святая вера в «волшебное средство» настолько оказались сильны, что Ева до сих пор, на пороге своего тридцатилетия, продолжала зажмуриваться в телефонных разговорах с матерью.

– В общем, ты меня поняла, – закончила свой монолог мать. И Ева с тихой радостью обнаружила, что ее детское «волшебство» помогло ей практически без урона в очередной раз перенести бомбардировку упреками и обвинениями.

– Да, мама.

– Позвонишь, – кратко сказала та и первой, как всегда бывало, отключила вызов. Ева положила телефон на тумбочку и вытерла ладонью взмокший лоб. От внезапно навалившейся плотным одеялом слабости подкашивались ноги и кружилась голова. Ева налила в чашку холодного чаю, разболтала в нем три ложки сахара и залпом выпила.

Как обычно, позже, чуть остыв от разговора и справившись с саднящей болью, нанесенной ей ранящими словами, она принималась искать оправдания матери. Как всегда, это были одни и те же, с детства вбитые ей в голову и самой матерью, и бабушкой.

… Мать родила ее очень рано, забеременев в неполные пятнадцать лет от какого-то безымянного «негодяя», как называла его бабушка. Когда родилась Ева, бабушка взяла на себя заботы о внучке, потому что молодая мать должна была получить аттестат. Мама окончила учебное заведение с грехом пополам и поступила по настоянию бабушки в местное швейное училище. Только вместо учебы продолжала безбожно гулять в надежде устроить личную жизнь. Маленькой Евой она совершенно не занималась, интереса почти не проявляла и считала ее обузой.

Личную жизнь мать, не смотря на активные поиски методом проб и повторяющихся ошибок, почти устроила лишь тринадцать лет спустя, когда в череде кратковременных вспышек ни к чему не приводящих связей зажглась звезда настоящего романа – блестящего, немного колючего, но согревающего холодными вечерами, как турецкие свитера из мохера с люрексом, мода на которые запоздалой волной докатилась до их поселка. Мать двенадцатилетней Евы наконец-то встретила Мужчину: того, который осыпал ее сальноватыми комплиментами, дарил безвкусные украшения из цыганского дутого золота и бесконечные вазочки из чешского стекла. Того, который мог бы стукнуть кулаком по столу, заявляя о своей мужской позиции, и витиевато выругаться, но затем тайно подложить под клеенчатую скатерть на кухонном столе несколько крупных купюр «на ребенка, хозяйство и помаду». Мужчину, который покупал Еве кукол, вислоухих плюшевых зайцев и журналы-раскраски, а однажды разорился для девочки на немецкие зимние ботинки на «тракторной» подошве и с толстым слоем искусственного меха внутри. Который звал располневшую и потускневшую любовницу «Моей Королевой», смотрел на нее с таким обожанием, что и сомнений ни у кого не возникало – любит. Но когда мать Евы уже подбирала в местном салоне свадебное платье, отыскивая в ворохе однотипных синтетических ужасов то, которое бы скромно скрыло ее наметившийся живот и, наоборот, нецеломудренно подчеркнуло наливающуюся грудь, грянуло несчастье: ее Мужчину взяли на очередной квартирной краже. Измученную токсикозом, стремительно полневшую и отекающую женщину безжалостно таскали во время следствия по кабинетам, едва ли не пришивая ей соучастие, но в итоге оставили в покое. А жениха осудили на несколько долгих лет. Мать Евы до самых родов ездила на свидания и носила сумками передачи. Собиралась ждать. Да только вскоре после рождения девочки, названной Валентиной в честь покойной матери жениха, отец девочки умер в тюремной больнице от стремительно развившейся легочной инфекции.

Мать погоревала-поплакала, а когда успокоилась, вновь принялась за попытки обустроить личную жизнь. Младшую дочь, красивую и наряженную как куколку, оставила на попечении матери и старшей дочери, которой только исполнилось пятнадцать лет. А сама уехала в столицу. Ее не было семь лет. Только иногда приходили поздравительные открытки с праздниками да редкие посылки, в которых оказывались не по размеру большие или маленькие платья и слипшиеся дешевые карамельки. Мать объявилась в их доме неожиданно, без всякого предупреждения. За эти годы она располнела еще больше и постарела. Еве навсегда врезался в память резкий душный запах ее духов и скатывающаяся на пористой блестящей коже розовая пудра. Но мама была счастлива: ее щедро подведенные глаза блестели, с губ не сходила улыбка, и впервые она по-настоящему была ласкова с девочками.

– Я выхожу замуж и уезжаю. В Штаты, – открыла мама за чаем с привезенным ею бисквитным тортом причину своей радости. – Со Стивом мы познакомились по Интернету. Он уже дважды прилетал в Москву. Прилетит в третий, мы поженимся и вместе уедем.

– А дочери? – спросила строго бабушка, и мать сразу как-то сникла, потускнела, как елочная игрушка, с которой, явив неприглядную пластмассу, слезла позолота.

– Ма, ну ты ж понимаешь, – ответила мать и забегала глазами, стараясь не встречаться взглядом ни с напрягшейся Тиной, ни с Евой, которой новость подарила ложную надежду на переезд из маленького скучного городка в Америку.

Бабушка брякнула чашкой о стол, встала и вышла. В кухне повисла тяжелая и плотная тишина, которая оказалась красноречивей всяких слов. Тина вдруг громко всхлипнула и, с шумом сдвинув стул, выбежала следом за бабушкой.

– Ева? – беспомощно обратилась мать к старшей дочери. Тот раз оказался единственным, когда мать обратилась к ней не свысока и даже не на ровне, как взрослая к взрослой, а приниженно-заискивающе. – Ева, ну хоть ты меня понимаешь?

И девушка от неожиданности кивнула.

… Да, она понимала и оправдывала свою мать-кукушку, которой тогда едва исполнилось сорок лет, и в которой материнский инстинкт оказался сильно подавлен сексуальным, как презрительно сказал бы кто-то сторонний. Мама так и не научилась быть мамой, и Ева в этом даже частично винила себя: будь, может, она красивой и успешной, как хотелось бы матери, смогла бы разбудить в той нужные чувства. Но нежность матери была направлена не на дочерей, а на мужа – тщедушного сутулого очкарика Стива, компьютерного гения. С его гениальностью мать и носилась, как с младенцем в пеленках, берегла, холила, взращивала. У Стива то и дело возникали то проекты, то проблемы, которые заключались в том, что ему больше суток не приходило в большую шишковатую голову очередное гениальное решение. На родину мама прилетала за это время трижды, в первый раз – на похороны бабушки, и дважды – навестить дочерей. Она была счастлива, Ева не могла это не заметить по ее изменившейся внешности: мама сильно похудела и похорошела, нашла хорошего парикмахера и сменила безвкусные хламиды на стильные брюки и блузы. Но все же каждый раз после тесного общения с мамой у Евы оставалось ощущение, что та до сих пор выставляет ей счет за те безвкусные мешковатые платья и слипшиеся в несъедобные комки растаявшие карамельки.