Джон Кутзее - Школьные дни Иисуса

• Название: Школьные дни Иисуса
• Автор: Джон Кутзее
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-95969-3

В «Школьных днях Иисуса» речь пойдет о мальчике Давиде, собирающемся в школу. Он учится общаться с другими людьми, ищет свое место в этом мире. Писатель показывает проблемы взросления: что значит быть человеком, от чего нужно защищаться, что важнее – разум или чувства? Но роман Кутзее не пособие по воспитанию – он зашифровывает в простых житейских ситуациях целый мир. Мир, в котором должен появиться спаситель. Вот только от кого или чего нужно спасаться?

---

На следующий день после обеда к ферме подъезжает грузовик, и с него спрыгивает тучный, краснолицый мужчина. Роберта встречает его и ведет в общежитие.

– Сеньор Симон, сеньора Инес, это сеньор Роблес. Я вас оставлю, поговорите о своих делах.

Разговор у них краток. Сеньор Роблес, как он сам сообщает им, любит детей и хорошо с ними ладит. Он с радостью познакомит юного Давида, которого так хвалила сеньора Роберта, с основами математики. Если они согласятся, он будет заезжать на ферму дважды в неделю – давать мальчику урок. Никакой платы ни в каком виде он не примет. Общение с юным живым умом будет ему достаточной наградой. Сам он, увы, бездетен. Его жена ушла в мир иной, и он один в этом мире. Если среди детей сборщиков кто-то еще пожелает примкнуть к урокам с Давидом, сеньор Роблес будет рад. Родители – сеньора Инес и сеньор Симон – тоже, конечно, могут присутствовать на занятиях, само собой.

– А вам не скучно будет преподавать азы математики? – спрашивает он, Симон, родитель.

– Разумеется, нет, – говорит сеньор Роблес. – Для истинного математика основы науки – самая интересная часть, и обучение юных умов основам – самое дерзкое начинание; дерзкое и благодарное.

Они с Инес рассказывают о предложении сеньора Роблеса нескольким сборщикам на ферме, но когда подходит время первого занятия, присутствуют лишь Давид – единственный ученик, и он, Симон, – единственный родитель.

– Мы знаем, что такое «один», – говорит сеньор Роблес, начиная урок, – а вот что такое «два»? Таков интересующий нас сегодня вопрос.

День стоит теплый и безветренный. Они сидят под тенистым деревом у общежития, за столом – сеньор Роблес напротив Давида, он, Симон, тоже сбоку, скромно, с Боливаром у ног.

Сеньор Роблес достает из нагрудного кармана две авторучки и кладет их рядом на столе. Из другого кармана извлекает маленькую склянку, вытрясает из нее две белые пилюли и кладет их рядом с авторучками.

– Что общего между этими… – удерживает ладонь над авторучками, – и этими… – ладонь над пилюлями, – молодой человек?

Мальчик молчит.

– Не обращая внимания на их отношение к письму или медицине, рассматривая их просто как предметы – нет ли некоего качества, которое и у этого, – он отодвигает авторучки слегка вправо, – и у этого, – отодвигает пилюли чуть левее, – общее? Какого-нибудь качества, которое делает их похожими?

– Это две авторучки и две пилюли, – говорит мальчик.

– Хорошо! – говорит сеньор Роблес.

– Две пилюли одинаковые, а две авторучки – нет, потому что одна синяя, а вторая красная.

– Но их по-прежнему две, правда? Так что же за качество у пилюль и авторучек общее?

– Что их по две. Две авторучки и две пилюли. Но это разные две.

Сеньор Роблес бросает на него, Симона, раздраженный взгляд. Достает из кармана еще одну ручку и одну пилюлю. Теперь на столе три авторучки и три пилюли.

– А что общего у этих… – ладонь над авторучками, – …и у этих? – ладонь над пилюлями.

– Что их по три, – говорит мальчик. Но это не одни и те же три, потому что авторучки – разные.

Сеньор Роблес не обращает внимания на это уточнение.

– Но им не обязательно быть авторучками или пилюлями, верно? Я мог бы запросто заменить авторучки апельсинами, а пилюли – яблоками, ответ вышел бы тот же: их по три. Три слева – апельсины – имеют общее свойство с тремя справа – с яблоками. В каждом наборе – по три. Итак, что мы узнали? – И, не успевает мальчик ответить, сообщает ему, что́ они узнали: – Мы узнали, что три не зависит от того, что́ входит в набор, будь то яблоки, апельсины, авторучки или пилюли. Три – свойство, которое для всех этих наборов общее. И, – тут он убирает одну авторучку и одну пилюлю, – три – не то же самое, что два, потому что, – он раскрывает ладонь, а в ней – исчезнувшая авторучка, исчезнувшая пилюля, – я вычел по одному предмету из каждого набора. Так что же мы узнали? Мы узнали о том, что такое «два» и что такое «три», и в точности так же можем разобраться, что такое «четыре», «пять» и так далее до сотни, или до тысячи, или до миллиона. Мы поняли кое-что о числах, а именно: любое число – наименование свойства, общего для определенных наборов предметов в мире.

– До миллиона миллионов, – говорит мальчик.

– До миллиона миллионов – и далее, – соглашается сеньор Роблес.

– До звезд, – говорит мальчик.

– До числа звезд, – соглашается сеньор Роблес, – которое вполне может быть бесконечным, этого мы пока не знаем наверняка. Итак, чего мы достигли на первом занятии? Мы выяснили, что такое «число», а также нашли способ счета – один, два, три и так далее – способ переходить от одного числа к другому в определенном порядке. Давай подытожим. Скажи мне, Давид, что такое «два»?

– Два – это когда на столе две авторучки, или две пилюли, или два яблока, или два апельсина.

– Да, хорошо, почти точно, но не вполне. Два – это их общее свойство, и яблок, и апельсинов, и любых других предметов.

– Но они должны быть твердые, – говорит мальчик. – Мягкими они быть не могут.

– Это могут быть и твердые, и мягкие предметы. Любые предметы на свете годятся, без всяких ограничений, если их больше одного. Это важно. Любой предмет на свете подчиняется арифметике. Более того – любой предмет во вселенной.

– Но не вода. Или рвота.

– Вода – не предмет. Стакан воды – предмет, но вода сама по себе – нет. Можно сказать иначе: вода – несчетная. Как воздух или земля. Воздух и земля тоже несчетные. Но можно посчитать ведра земли или канистры воздуха.

– Это хорошо? – спрашивает мальчик.

Сеньор Роблес возвращает авторучки в карман, складывает пилюли обратно в склянку и обращается к нему, Симону.

– В следующий раз приеду в четверг, – говорит он. – Перейдем к сложению и вычитанию – как нам объединить наборы, чтобы получилась сумма, или убрать составляющие набор части и посчитать разницу. А пока пусть ваш сын поупражняется в счете.

– Я уже умею считать, – говорит мальчик. – Я могу досчитать до миллиона. Я сам научился.

Сеньор Роблес встает из-за стола.

– Кто угодно может досчитать до миллиона, – говорит он. – Важно понимать, что такое числа на самом деле. Чтобы иметь крепкую основу знания.

– Вы уверены, что не останетесь? – спрашивает он, Симон. – Инес заваривает чай.

– Увы, у меня нет времени, – говорит сеньор Роблес и уезжает в облаке пыли.

Инес возникает с чайным подносом.

– Уехал? – говорит она. – Я думала, останется на чай. Очень короткий урок получился. Как все прошло?

– Он в следующий раз будет в четверг, – говорит мальчик. – Займемся четырьмя. Сегодня занимались двумя и тремя.

– Не вечно ли вам в таком случае заниматься, если вы разбираете по одному числу за раз? – говорит Инес. – Побыстрее нет способа?

– Сеньор Роблес хочет, чтобы основа знания была крепкой, – говорит он, Симон. – Когда основы окажутся крепко заложены, мы будем готовы возвести на них чертоги нашего математического знания.

– Что такое «чертоги»?

– Чертоги – это такое здание. Эти конкретные чертоги будут, как мне кажется, иметь вид башни, тянущейся высоко в небо. Постройка башен требует времени. Нужно запастись терпением.

– Ему достаточно научиться складывать, – говорит Инес, – чтобы не быть в жизни ущербным. Зачем ему быть математиком?

Молчание.

– Что скажешь, Давид? – говорит он, Симон. – Хочешь дальше заниматься? Ты узнал что-то новое?

– Я уже знаю про четыре, – говорит мальчик. – Я знаю все числа. Я говорил, но вы не слушаете.

– Думаю, надо отказаться от занятий, – говорит Инес. – Пустая трата времени. Поищем еще кого-нибудь, чтоб учил, кого-то, кто может научить складывать.

Он сообщает эту весть Роберте («Какая жалость! – говорит она. – Но родители – вы, вам виднее») и звонит сеньору Роблесу.

– Мы вам бесконечно признательны, сеньор Роблес, за вашу щедрость и терпение, но мы с Инес думаем, что мальчику нужно что-то попроще, что-нибудь более практическое.

– Математика не проста, – говорит сеньор Роблес.

– Математика не проста, согласен, но мы и не собирались делать из Давида математика. Мы просто не хотим, чтобы ему пришлось разбираться с последствиями того, что он не ходил в школу. Мы хотим, чтобы он уверенно обращался с числами.

– Сеньор Симон, я видел вашего сына лишь единожды, я не психолог, у меня инженерное образование, но кое-что я вам все же сказать могу. Подозреваю, что юный Давид, возможно, страдает от того, что называется расстройством познавательной функции. Это означает, что ему не хватает определенной умственной способности, в данном случае – способности классифицировать предметы на основании их сходства. Эта способность дается нам, обычным людям, так естественно, что мы едва ее замечаем. Это способность видеть предметы как составляющие классов, и она делает возможным сам язык, речь. Нам нет нужды видеть каждое дерево как отдельную сущность, как это устроено у животных, – мы способны рассматривать дерево как представителя класса деревьев. Поэтому же возможна и математика.