Эдвард Даль - Игра с отражениями (оборванная исповедь)

• Название: Игра с отражениями (оборванная исповедь)
• Автор: Эдвард Даль
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-91775-279-2

Пытаясь возместить непереносимую утрату любимого человека, герой повести идёт на отчаянный и противозаконный эксперимент с непредсказуемыми последствиями.

---

И вот, представьте себе, когда мы учились на третьем курсе, в университете появился молодой американский профессор, которого пригласили прочитать курс, кажется, на физическом факультете. Где и как он познакомился с нашей «сексопилкой», я не знаю, но очень скоро их стали часто встречать вместе в разных местах небольшого старинного города, в котором находилась наша древняя альма-матер. Профессор, судя по всему, совершенно дурел от девушки, и, как я подозреваю, не в последнюю очередь от её аромата. Во всяком случае, я сам однажды невольно подглядел, как он, обнимая свою европейскую подругу в укромном уголке одного из пригородных парков, притиснул свой длиннющий нос к её шее над самым вырезом воротника кофточки и, ритмично раздувая ноздри, страстно втягивал в себя ненавистный мне запах, который со всей очевидностью доставлял ему неизъяснимое наслаждение. Меня тогда чуть не стошнило, а профессор, успешно отчитав свой курс, увёз нашу однокурсницу с собою в Штаты, где, по слухам, женился на ней.

Всё это я к чему? Ах да. Зацепила меня чем-то Диана. Я не смог себе тогда объяснить, чем именно, но сильно зацепила.

Что было дальше? Помните? – Начались медленные танцы, которые, как обычно, представляли собою относительно ритмичное топтание попарно в обнимку в полутёмном помещении. Партнёры в этом соблазнительном кружении постоянно менялись, и вскоре под моими руками оказались талия и плечи Дианы. А её лицо, волосы, шея – у самых моих глаз, рядом со щекой, вплотную к подбородку…

Ох, уж эта талия! Когда я только положил на неё руку, меня тут же захлестнуло какое-то необычно сильное и при этом совершенно физическое удовольствие. И ведь обнимал я до этого других девушек за талии и достаточно часто, надо сказать, но всё это было не то… А тут что-то такое, – как бы самостоятельно живущее, приятно упругое и одновременно нежное, будто бы передающее руке удивительно тёплый и мягкий, слегка пульсирующий ток необъяснимо приятного ощущения… Трудно представить, да? Есть в чувственных восприятиях вещи, которые вообще невозможно объяснить. Вот, оргазм, например. Это – как что? Только через личный опыт познаётся! Только через личный опыт!

Во всё то время, которое я потом пробыл рядом с Дианой, все эти два с небольшим года, всякий раз, когда мне приходилось обнимать её за талию, я неизменно испытывал всё то же ощущение, острота и прелесть которого не затухала, не стиралась и не становилась менее пленительной. Это, знаете, что-то глубинное должно совпасть, волны, что ли, какие-нибудь в резонанс должны войти… Не знаю.

А ещё у неё был свой запах. Еле слышный за тонкой плёнкой аромата духов, но свой, и необычно меня привлекавший. Пока мы танцевали и при этом тихо болтали о чём-то, я заметил за собой, что всё время стараюсь осторожно втянуть воздух носом, чтобы ещё раз уловить его и понять, в чём всё-таки дело. Наверное, за этим занятием я был немножко похож на того самого американского профессора, который жадно нюхал свою избранницу. Ну, разве только, я делал этот менее откровенно.

Нет, не в этот вечер, но где-то через неделю после того, как мы начали встречаться, до моего сознания наконец дошло, что означает этот запах и отчего меня постоянно тянет уткнуться носом в то самое место, в котором шея Дианы переходила в плечо.

* * *

Всё очень просто – мама.

Что я мог помнить о ней через двадцать лет после того, как видел её в последний раз? Почти ничего. Она исчезла из моей жизни слишком рано, в ту самую пору, когда отношения любого человеческого детёныша с матерью только-только начинают перерастать рамки чисто биологической связи. Наверное, оттого и в моих воспоминаниях превалировали какие-то примитивно-чувственные моменты: телесное тепло, нежность прикосновений, звуки голоса, запах…

Да, да, и запах.

…Мне лет пять. Я болею. У меня высокая температура, и наблюдаемая мною часть вселенной, ограниченная стенами детской комнаты, вся залита липким жаром, от которого пухнет голова, который сделал противными еду, питьё, свет электрической лампочки… Даже игрушки вызывают у меня отвращение, и я не в состоянии слушать сказку из любимой книжки. Меня тошнит, временами даже рвёт, а ещё почему-то страшно. Болезнь погрузила моё сознание в омут отвратительно кружащейся мути, и чтобы не утонуть в ней, всякий раз, когда к моей кровати подходит мама, я вцепляюсь в её руку. Только эта рука, только неясный в притушенном свете лампы абрис её лица, только её голос, воркующий что-то ласковое и, видимо успокаивающее, составляют все мои желания и все мои потребности в этом взбаламученном болезнью мире.

А наутро, как это часто случается с детьми, температура резко упала, и я проснулся там, где свет не раздражает, а радует глаза, где переночевавшая рядом с кроватью игрушечная машинка сама просится в руки, чтобы отправиться в путешествие по одеялу, где звуки стали ясными, а слова понятными, где так вкусно пахнет от принесённой мамой чашки с наваристым куриным бульоном, на поверхности которого среди поблёскивающих монеток жира плавают крохотные кубики подрумяненных гренок.

А потом меня кормят с ложки.

И вот, едва заглотав этот потрясающе ароматный и вкусный бульон, я в совершенно неудержимом порыве любви и благодарности вскакиваю на ноги на кровати и, несмотря на мамины протесты, бросаюсь к ней на шею.

А она? Ну, разве дано ей меня оттолкнуть?

В одной руке, на отлёте, мама продолжает держать опустошённую чашку, а другой – обнимает меня, прижимая к себе. Я же тыкаюсь лицом в то место, где мамина шея переходит в плечо, и по-щенячьи жадно втягиваю носом её запах – запах безопасности, запах заботы, запах жизни, запах любви…

* * *

Вот, что это было. Наверное, в приписываемом Фрейду утверждении, будто мужчина для любви ищет женщину, похожую на мать, что-то всё-таки есть. Во всяком случае, мне показалось, что я нашёл объяснение и той стремительности, с которой развивалось моё чувство к Диане, и той притягательности, которой она для меня обладала. «Мамин запах» вряд ли стал в процессе нашего сближения главным элементом, но, видимо, он разбудил у меня в подсознании какие-то спавшие до этого точки роста, из которых с неизбежностью должно было возникнуть что-то гораздо большее, чем обычная симпатия, скоротечная влюблённость или необременительная связь…

Но для начала мне очень помог Хайм Гершель. Вечеринка продолжалась, и он по мере углубления состояния опьянения заметно терял интерес к проблемам земли обетованной, но зато всё более отдавался во власть собственных мужских инстинктов. Внешне это выглядело, как довольно примитивные домогательства, чем, по сути, и являлось.

После пива с водкой непривычный к такому пойлу Хайм уже не очень хорошо понимал, где и с кем находится. Он довольно бестолково кружился по полутёмной комнате, что, видимо, должно было означать танец, периодически спрашивал у пространства: «Почему у вас здесь так тесно? – а, набредя на любую из девушек, тут же хватал её за руку и начинал тащить куда-то в угол со словами: – Детка, поедем ко мне, тут недалеко…» Однако Дженни к этому времени уже находилась под плотной опекой Акселя, который всякий раз могучим корпусом легко оттеснял Хайма от своей дамы. Сарра девушка самостоятельная и решительная, со смехом, но очень умело отпихивала впавшего в неадекват босса в сторону, после чего тот, потеряв ориентацию, вновь отправлялся в блуждание между столами. Что касается Дианы, то она, едва уклонившись от первой же такой атаки, сама пригласила меня потанцевать, а я уже до конца вечеринки не отпускал её от себя.

* * *

Я сразу почувствовал, что очень хочу ей понравиться.

Я, вообще, люблю нравиться людям, и мне это по большей части удаётся. Рецепт, собственно, не нов и не сложен: немного такта, малость эрудиции, чуток щедрости, несколько великодушия, самоирония и юмор по потребности…

В желании нравиться именно женщинам гораздо больше примитивно-инстинктивного, поэтому я, как всякий самец, имел обыкновение «распускать хвост» в присутствии любой мало-мальски привлекательной особи женского пола, добавляя только в уже известную рецептуру пару дополнительных ингредиентов: более или менее тонкую лесть относительно внешности предмета внимания (как дань сексизму), а также подчёркнуто уважительное отношение к проявлениям дамского интеллекта (в качестве уступки феминизму).

Нельзя сказать, что в подобных случаях я действовал как-то специально расчётливо и цинично. Нет. Всё это получалось у меня вроде бы спонтанно. Но, анализируя свои взаимоотношения с людьми post factum, так сказать, я каждый раз замечал, что придерживаюсь некоторой схемы. А впрочем, если приглядеться, жизнь по разного рода схемам – это, скорее всего, удел любого нормального биологического существа и в том числе человека, некая программа, заложенная в нашей наследственности, которая позволяет более или менее успешно выживать в окружающей природной и социальной среде. Все наши жизненные циклы, все наши морали и законы – суть схемы.