Николай Железняк - Одинокие следы на заснеженном поле

• Название: Одинокие следы на заснеженном поле
• Автор: Николай Железняк
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-95813-9

«Жизнь – бескрайнее заснеженное поле… Его нужно пройти от начала и до конца». Павел Иосифович Барабаш, когда-то выдающийся ученый, а теперь больной старик, вспоминает прошлое и думает о вечности. Все уверены, что он одинок, но сыновья чувствуют с ним невидимую связь, а он не прерывает общение с ушедшей женой. Каждый человек – вселенная, и когда с ним что-то происходит, это отзывается в душах его близких.

---

Ветра совсем нет, а комочки снега, падая, кувыркались словно через препятствия, но слегка. Под собственным весом. Наверное, они терлись о воздух своими зазубринками. Ведь все знают, как снежинки растопырены и сложно устроены. В такую погоду их очень легко ловить на варежку. Если успеешь – мама поторапливает. Поймал одну звездочку, она не тает – мохнатая, – пока ее не слизнешь незаметно.

Впереди, когда покидаешь круг света под очередным фонарем выдерживающего мучение наказания стояния столбом столба, еще на мгновение бело. Завеса снега колыхнулась перед глазами, и опять нависает ночь.

Они шли по полосатому черно-белому асфальту. Расчищал тротуар, скребя широким фанерным совком лопаты и сбрасывая рыхлые отвалы еще белого снега под безжалостные черные шины машин, дворник в ушанке и тулупе, похожий на медведя с серым фартуком. Потом обычно размашисто дугами разметая тротуар, но всегда оставляя белую непрерывную снежную дорожку для санок. По ней передвигались те, кому повезло. Он тоже хотел, чтобы его везли, как тех ребят или девчонок. Трудно было понять кого: укутанных одеялами, в шапках с отвернутыми ушами и со стоймя поднятыми затянутыми шарфами воротниками пальто.

Он любил кататься, у него есть санки старшего брата, тот вырос и уже не ездит, как малышня. Папа умел разгонять санки особенно лихо, бежал впереди, оглядывался, смеясь, потом дергал веревку в сторону: завихрение, резкий поворот, пролет вперед, так что после смыканья веревки разворачивает лицом назад к смеющемуся папе, и белый пласт летит из-под полозьев. Бывало, санки переворачивались, но все равно здорово. Падать даже лучше. Папа рассчитывал круговерть – совсем не больно. Особенно если в сугроб. Притом папа за шарфом не следит, и можно в голос смеяться. Их ведь выпустили гулять вдвоем. Мама готовит, старший брат учит уроки.

От самого дома он сегодня канючит о санках. Конечно, ему в них лучше, соглашается мама, но только ему, а о ней он не подумал. Мама сказала, что она не может его везти. Ей тяжело, она задыхается. Она повторила, убеждая его, что он уже большой.

Мама вела его в новую – для постарше – группу.

Он не понимал: его уводят зачем-то из дома, где так хорошо, тепло и он всех знает и любит. Он не увидит маму. Долго? Совсем? Он сделал что-то не так? Она отказывается от него? Он несносный?

Страшно, когда впереди неизвестность и неизвестно, как к нему отнесутся. Замирает все внутри и сжимается что-то в теле, напрягая мышцы от коленей до тех мест, где ноги заканчиваются вверху, с внутренних сторон.

Там будет воспитатель, а не няня. Воспитывать его будет. Другая женщина. Там много других детей, они все его возраста, за ними тоже присматривает воспитатель. Так положено. Это коллектив.

Прыгают одни и те же привычные, но с которыми никак не обвыкнешься, мысли. Зачем туда собирать детей, когда у всех есть мамы? И у него есть своя. Разве у них нет дома?

Кто-то ведь должен и деньги зарабатывать. Чтобы покупать еду и одежду.

Его тянут на буксире. Так тянут отстающих. Маме тяжело так идти с ним. Она дергает его руку.

Слово «должен» так часто повторялось последние дни. Раньше его тоже говорили, но сейчас он совсем взрослый и должен чего-то больше. И понимать должен.

Он останавливается, опускает голову, зарывается лицом в щипучий, мокрый от дыхания шарф.

Опять он уткнулся носом в землю!

Он плачет, закусив шарф зубами, сопротивляется, не хочет идти, задерживает маму, тянет ладонь, так что ползет варежка, оставаясь у нее в руке.

Это капризы. Ведь они обо всем договорились дома, и он обещал. Не держат слово только слабаки. Там такие же дети, их много и всегда весело. Он там не один. Дома хорошо, но там ему будет интересно играть.

Упрямство. Ничего, кроме упрямства.

Он смотрит на маму снизу вверх, стараясь поймать ее взгляд, но она ступила в черную полосу между освещенными участками, и он не видит маминых глаз. Нет, она не глядит на него, смотрит вдаль.

Тогда оставайся, говорит ему мама. Она устала бороться и препираться с ним. Он ее довел.

И мама уходит. Она выпускает его руку, делает то, чего он добивался, отпускает, его варежка выскальзывает из ее черной лаковой перчатки, стянутой у запястья черной пуговкой кнопки. И мама уходит дальше, не оглядываясь.

Он остается один. Мимо так же продолжают проходить тени людей и их скошенные длинные ноги с туловищем, перебегающим по прутьям забора. Вперед – назад. Он стоит.

Мама удаляется.

Он не бежит за ней. От обиды?

Уходит.

Ее уже не видно, не разглядеть, как ни всматривайся, темное пальто слилось с другими одеждами, фигурами, темнотой… Ее нет, и ничего уже не сделаешь, он ее потерял.

Мысль о том, что делать, пришла без паники. Он осознает свое положение, не бежит. Ведь ему все равно придется что-то делать, куда-то идти от холода. Идти за мамой – тогда надо торопиться, чтобы догнать, – или назад, откуда они пришли, домой. Найдет он дорогу обратно, свой поворот? И если идти вперед, увидит, найдет в темноте маму? Оставаться и ждать? Или идти куда-нибудь, уходить? Рядом пронесся грузовик, брызгая грязной жижей из-под задних сдвоенных толстых колес, вдалеке – равномерный скрежет по асфальту, прохожие поспешают по своим делам. Подойти к кому-нибудь или остаться одному?.. Самому. Все идут мимо, не отвлекаясь от своих забот. Никто не подходит к нему. Видит его мама? Или она совсем ушла, потеряла, бросила его?

Потом всегда, когда мама уходила, или ее долго не было с ним, или перед сном, он пытался воспроизвести в уме ее образ, вспомнить лицо, родинку над правой бровью, голубые глаза – на случай, если она не вернется никогда или умрет. У него с трудом получалось представить ее зримо – плохая память на лица, – он тяжело запоминал даже знакомые черты. Вот светлые волосы с легким душистым, сладковатым запахом выплывали из памяти легко. Мама наклоняется поцеловать его в лоб перед сном, близко, лица не видно. Она уходила, пожелав покойной ночи, и если ему удавалось поймать ее овал, если тот оставался с ним, то он засыпал, мысленно удерживая его перед собой.

Плачет в голос – нет, молча – или уже не плачет; или слезы текут, но он молчит? Наверное, он плачет, хотя себя не слышит – он думает. Люди проходят, минуя его, значит, им он тоже не нужен. И надо выбираться самому. Надо идти одному. Куда-то. Куда? Но идти придется.

Он один. Он неожиданно вошел в новый, незнакомый, казавшийся ранее таким знакомым, мир. И он и мир разом стали другими.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.