Александр Лысков - Медленный фокстрот в сельском клубе

• Название: Медленный фокстрот в сельском клубе
• Автор: Александр Лысков
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4329-0111-8

Главный герой романа, столичный профессор биохимии Вячеслав Синцов – герой возвращения собственности предков, отнятой в революцию.

Его семья (трое мужчин и три женщины) едет в древнее севернорусское село для обживания полученного в наследство уникального особняка.

Люди научно-артистической элиты вступают в тесные отношения с людьми провинциальными, что приводит к решительным изменениям в судьбах новосёлов.

Трагическая развязка происходит под действием двух сил – неизбежности любви и невыносимости её отсутствия.

---

– Да, надо будет как-нибудь. А ты где, Борис?

– Да у твоей квартиры на площадке. Звоню, а никто не отзывается.

– У нас тут наглухо всё. Я сейчас подойду.

Он вышел на площадку голоногий в коротком лабораторном халате.

Перед ним стоял сосед-таксист на костыле, покалеченный отнюдь не в аварии, как было бы почётнее для профессионала, а в элементарном падении с крыльца «по пьяному делу».

Сосед передал извещение и поинтересовался:

– То самое? Разбогател, Ильич? Если так, то обмыть треба.

– Вечером, вечером…

Уже в притвор двери калека крикнул:

– До связи, Ильич!

Вячеслав Ильич запер дверь, и в свете бра прочитал на почтовом бланке исходный адрес: «European Court of Human Rights».

Это могло быть решение Европейского суда, финал долгого процесса (чуть не двадцать лет забытья, всплеска активности, надежд и разочарований) в деле о возвращении наследства деда Вячеслава Ильича – двухэтажного особняка в селе Окатово.

Он даже слабость в ногах почувствовал, нужно было прилечь на диван, чтобы немного прийти в себя.

Ткнул «вызов» в телефоне и прижал трубку к уху.

Послышался голос сына:

– Пап, чего?

– Пришло извещение с почты, сынуля. Не смотаешься? Письмо заказное надо получить. Мне что-то нездоровится. Зайди прямо к заведующей. Мы с ней приятели.

– О чём речь!

И в ту же минуту Тоха очутился перед отцом.

Вячеслав Ильич передал извещение сыну – ветхая пясть в крупных веснушках посредством бумажки близко сошлась с нервной тонкопалой точёной пятернёй сына – два чуждых века, две несовместимых плоти, два мешка разносортных чувств…

Они с сыном перекинулись парой незначащих фраз.

– Ты что, прямо так в шортах и на почту пойдёшь?

– Я на машине, пап.

– Не по сезону ещё вроде бы эти шорты.

– На машине туда-сюда…

7

Старенький «Фольксваген» семейства Синцовых оказался зажат на стоянке. Как долго Антон ни вилял задом по сантиметру, но всё-таки пришлось пойти на таран, высунувшись в окно, глядеть как бампер его машины приближался к соседней и наконец каснулся.

Сигнализация не сработала, и Тоха решительно начал продавливание – пластмасса по пластмассе – ничего страшного, пускай даже консьержка, севшая в первом весеннем припёке на скамейку у крыльца, заметила, как качнулась порожняя машина, – потёртость будет не столь велика, чтобы хозяин кинулся на поиски обидчика. Чёрный пластик это не какой-нибудь там никель или полироль с тюнингом. Бамперы из пластика словно надувные.

Тоха поехал закоулками вдоль пруда.

Плита льда всплыла и в водяной окантовке были видны дохлые караси величиной с ладонь – назначенный в приходскую церковь бывшего сельца Леонова новый поп поленился нынче вырубить иордань на Крещение, вот и задохлась рыба.

А может быть, – подумал Тоха, – спустил втихаря какую-нибудь гадость папочкин «Х-прибор».

Возле бетонной стены этого «Х-прибора», увитой праздничными, новогодними с виду, спиралями Бруно, протиснулся Тоха на своём авто, минуя пробку на проспекте, – прямо на задки почтового отделения № 128247.

Ключ зажигания влево, язычок света – вправо, ручник – вверх.

И ещё один тумблер (в себе) перевёл Тоха в положение артистичности с вечным стремлением любым способом удивлять публику, неважно какую и как, а зрение – в режим раздвоения личности со взглядом на себя со стороны будто в окуляр кинокамеры.

Сейчас он видел себя выходящим из машины.

Свои ноги в кроссовках с развязанными шнурками.

Красные от холода голые коленки.

«Этот парень» в шортах танцующей походкой идёт по снежной слякоти.

Несколько прыжков по ступеням – и безбашенный водила в пуховике с меховой оторочкой скрылся в почтовом офисе.

За стойкой девушка-операторша в жёлтой форменной блузке наклеивала марки на бандероли.

Марка прилипла к языку при виде клиента одетого явно не по сезону, едва ли что не в трусах.

Она узнала в нём звезду интернета Тоху Fritz`а.

Рок-звезда поколения «И-Нет» навалился боком на стойку и жестом на посыл взмахнул своей бледной музыкальной пястью.

– Мне начальницу!

– Ой, да ты проходи, проходи!..

Решив исключить девчонок из своей жизни для упреждения боли от измен, как это случилось с Лизкой-металлисткой, и получения максимальной степени свободы, Тоха перед этой почтовой обожательницей напустил на себя холодность и скуку.

Пройдя под откидной доской офисного барьера, намеренно громко хлопнул за собой и далее двинулся шаркающей походкой пресыщенного жизнью человека, будто бы впавшего в забывчивость, взглядом со стороны строго контролируя себя в образе.

Девчонка-почтариха, похоже, получила свою порцию ледяного равнодушия.

Он был доволен собой.

Но уже перед дверью начальницы его остановила мысль: а не попадает ли он из одного капкана в другой? Что предпочтительнее – жизнь с риском потери свободы в захвате женского пола или жизнь под гнётом этой новой охранительной моральной установки?

Он думал об этом, когда передавал почтовое извещение величественной брюнетке в кителе с шевронами, эдакой мамке, пережидая поток её ласковых слов, рассеянно отвечая на вопросы о здоровье отца.

Оставался захваченным сомнениями, достанет ли у него выдержки для осуществления нового курса сугубо мужской линии жизни, – когда начальница офиса звонила отцу и высказывала опасения по поводу посредничества сына в такой важной международной почтовой операции, как получение письма из Европейского суда.

И удивлялся, сколь быстро, всего за несколько минут, пока он сидел в этом кабинете, становилась для него всё менее и менее привлекательной роль женоненавистника, так что уже на обратном пути у барьера в зале он снизошёл до того, что поставил глупенькой почтарихе автограф на каком-то бланке, думая, что вполне может быть, частица женского начала внедрена в мужчин как шпионский чип, подслушивающее устройство, датчик автомобильного навигатора и «так они управляют нами».

Домой поехал через проспект.

Разогнался до ста и завопил:

Мысли
Мой мозг прогрызли –
Не подходите
К медведю-гризли!

Озадаченный решением дилеммы, орал он и в лифте, не очень-то задумываясь, что его слышат на каждом этаже.

Он замолк от изумления перед неожиданно открывшейся дверью лифта, будто никогда этого раньше с ним не случалось.

Едва сдерживая рвущуюся из души музыку, Тоха в прихожей сунул в руку отцу его драгоценность в виде пластикового пакета с логотипом из трёх башенок ЕСПЧ и, оставив родителя контуженным своей душевной бурей, с треском захлопнул дверь «бомбоубежища».

Снаружи на двери зажглась красная лампочка, означающая: не стучать, не звонить, не подслушивать, не волноваться, не ждать…

Родители переглянулись, как бы спрашивая: «Что это было?»

8

Тоха держал родителей на голодном пайке общения единственно от переизбытка своих музыкальных желаний, артистических вожделений. Находясь в метре друг от друга они, имея по отдельной комнате, порой сутками не виделись с сыном. Если бы и Гела Карловна пожелала перенести свою постель к себе в «портняжную», тогда бы получилась у них пещера «трёх холостяков», как шутил Вячеслав Ильич. Соединял их, даже когда они были разделены бетонными стенами, звук, исходящий из студии Тохи. Но не всякий, а низкочастотный, герц так в двадцать-тридцать, неслышимый, но колеблющий телеса как микромассажёр. Так происходило, когда Тоха сочинял музыку в стиле клубняка или для саббуферов прокачанных тачек, то есть автомобилей золотой молодёжи, ездящей в кабриолетах и поражающей пешеходов силой своих динамиков.

Вячеслав Ильич с супругой «подсели» на этот ультразвуковой наркотик, потребность выработалась и физиологическая, и душевная.

Заколебался воздух, значит, сейчас станет легко и благостно с одновременным приветом от сына, мол, жив, здоров и сочиняет.

В таком состоянии они сейчас и находились в холле, испытывая приятные толчки воздуха, как будто от проходящего по Московской окружной дороге за парком старинного паровоза с туристами.

И могло показаться, что Гела Карловна так была захвачена этими переживаниями внутреннего свойства, что вовсе не испытывала приступа женского любопытства – пакет в руках мужа как бы не интересовал её, тем более что она не имела привычки спрашивать мужа, куда пошёл, что делаешь, о чём задумался – короче, не лезла в душу, но совсем не от безразличия, наоборот, каждый чих, каждый вздох его слышала, каждый взгляд ловила, всякое настроение схватывала, однако не была настолько примитивна в своей семейной роли, чтобы когтистой орлицей нависать над домочадцами, а предпочитала матушкой-гусыней неслышно похаживать среди них.

Определённо, команданте надо было побыть одному, и она, чтобы не спугнуть его лунатического состояния, стала медленно удаляться в направлении кухни, сцепив руки под грудью и склонив голову, – ждать, когда его самого принесёт к ней на беседу.