Коллектив авторов - Идейные процессы в Иране

• Название: Идейные процессы в Иране
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Образовательная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906859-99-0

Новейшая история Ирана – история вызовов и потрясений. За это время в Иране произошли две революции, прекратили существование две монархические династии, рухнул сам монархический строй, а Иран стал исламской республикой и одним из немногих подлинно исламских государств в мире. Иранская интеллигенция на всем протяжении этой эпохи чутко реагировала на вызовы времени, что выразилось в появлении разнообразных социальных и философских направлений мысли. В настоящей книге дается срез интеллектуальных течений в новейшей истории Ирана Адресуется широкому кругу читателей.

---

В своем трактате «Далаиль барахин ал-фуркан» он также представил в защиту монархии двенадцать доводов и одно дополнение, в которых он порицает, осуждает и доказывает «ложность суждений несовершенных умов», отвергает и порицает конституционализм, осуждает все бесчестие и греховность совещаний, консультативных собраний и создания парламента, порочные последствия учреждения газет и журналов, опираясь на аяты Священного Корана и различные предания[117]. Автор трактата «Кашф ал-мурад» также ясно говорит о несоответствии конституционного строя шариату, считает противозаконными и запретными (харам) многие действия парламента и конституционалистов (такие как взимание новых налогов, введение принципа дифференциации налогов в зависимости от действий, введение таможенных сборов, превращение феодальных наделов в вакфы, наличие законодательной и исполнительных властей, фиксация цен на товары, проведение переписей населения и скота и т. д.), а в конечной счете заявляет, что конституционное движение полностью противоречило шариату с самого момента введения конституционной монархии и вплоть до принятых в этот период законов и частных вопросов законодательства[118].

Шейх Фазлолла Нури следующим образом излагает свое отношение к конституционализму в трактате «Запретность конституции»: «Не должно оставаться никаких сомнений в том, что Конституция противоречит исламской религии Лучшего из людей Достопочтенного Пророка, да пребудет над ним приветствие и мир, и исламское государство не может существовать под властью конституционного законодательства, иначе как отказавшись от Ислама. Следовательно, если кто-либо из мусульман предпримет усилия, чтобы мы стали мусульманами конституционного толка, его усилия направлены на уничтожение религии, а сам такой человек является вероотступником, к которому применимы все четыре заповеди о вероотступниках[119] [120]».

Во избежание многословия можно вкратце выразить основные принципы в рассуждениях Шейха Фазлоллы, нашедших отражение в его трактате «Запретность конституции», следующим образом:

Шейх Фазлолла считает источником конституционализма смуту, исходящую от новых сект и сторонников естественной религии, которая пришла от соседей.

Он считает нововведением строй, основанный на издании циркуляров и законодательной деятельности.

Он отвергает принцип представительства (векалят) и отстаивает принцип покровительства (велаят).

Он считает разработку конституции и ее принятие большинством голосов запретным с точки зрения шариата и нововведением в религии.

Он считает равенство (равноправие граждан государства) противоречащим шариатским законам.

Он считает свободу слова и печати причиной размывания основ религии и уничтожения шариата.

Он считает, что политический строй зиждется на двух принципах: обладание мандатом на правление от Пророка и монархия, без которых исламские заповеди выйдут из употребления. Муджтахиды выступают в роли хранителей религиозных заповедей, а монархи являются обладателями могущества. Он наделяет шаха титулом «султан – покровитель Ислама», конституционалистов называет «очевидными нечестивцами», а парламент – «вертепом безбожия»[121].

Поэтому, как мы уже кратко отметили, говоря о риторике некоторых мыслителей первого поколения субдискурса неприятия, все они отстаивали ядро исламской религии перед лицом новых идей (атеистических и еретических), выступая с позиций традиции, опираясь на аргументацию, доводы которой в основном восходили к Корану и сунне, и придерживаясь традиционного религиозно-правового истолкования религии. Они были столь привержены своим представлениям и взглядам, что не отступились от них даже тогда, когда взошли на эшафот. В этом отношении нам представляется важным отметить, что традиционное восприятие религии в рассматриваемом нами поколении не приемлет новых определений человека, прав, свобод, законодательства, государства, власти, легитимности, справедливости, равенства, народа, совещательности, разделения властей и других явлений, представляющих собой продукт эпохи Просвещения, и рассматривает их как проявления неверия, безбожия и ереси, которые были неприемлемы для религиозного дискурса (в их понимании), а потому они сочли своей обязанностью бороться против них и уничтожить их. Поэтому в таком восприятии дискурса неприятия дальнейшее существование исламской общины зависело от сохранения власти, манифестацией которой был мусульманский монарх, хотя любая власть в эпоху сокрытия Имама Махди считается узурпаторской.

Во второй период следующим поколением субдискурса неприятия (согласно таблице 2) стал дискуссионный дискурс республики. Конечно же, в данной статье мы не собираемся заниматься историей и отсылаем нашего взыскательного читателя к самостоятельному изучению истории и исторической социологии первых четырех десятилетий XX века. Однако необходимо заметить, что тяжелое поражение, понесенное конституционным движением в его противостоянии сторонникам традиции, которое носило политический и интеллектуальный характер, положило конец короткому периоду свободы и демократии в Иране. Хотя силы, выступавшие в поддержку конституционализма, разгромили деспотию и завершили период абсолютистской монархии, сущность и социальная база новых лидеров Конституционного движения (Сардар Асад Бахтияри[122] и Сепехдар Тонкабони[123]) не вполне соответствовали направленности революции 1906 г.[124]. Взятие Тегерана привело к усилению двух групп: кочевых племен и крупных феодалов. В то же самое время, взятие Тегерана привело в политику также новые социальные силы, придерживающиеся радикальных взглядов, которые сформировались под влиянием идей тогдашних российских социалистов[125]. Несмотря на это, ход событий иранской истории приобрел в 1906–1920 гг. такую направленность, что в результате внутренних перемен, политической, социальной и экономической нестабильности, изменений международной обстановки в последние годы XIII века солнечной хиджры (конец 1910 – начало 1920-х годов) все патриотические мыслители и политики были серьезно обеспокоены судьбой своей родины и ожидали той самой скрытой руки, которая могла бы по крайней мере навести в обществе порядок. Малек ош-шоара Бахар[126] пишет по этому поводу: «В те самые годы анархии, охватившие наше отечество… я стал считать и неоднократно писал об этом в газете «Ноубахар», что должна прийти сильная власть… Я был не одинок в своем мнении. Таково было мнение всей мыслящей прослойки, которая была знакома с ситуацией тех дней…»[127]

Поэтому благодаря перевороту, совершенному бригадным генералом Реза-ханом в 1920 г., были заложены основы новой постройки, одним из проявлений этого стал такой феномен, как движение за республику. Здесь следует заметить, что на протяжении XIII века солнечной хиджры (1821–1921) интеллектуальные течения иранской мысли всегда испытывали на себе влияние со стороны северных и западных соседей, в частности, идейно-политических течений, возникавших в Османской империи. Молва об объявлении в Турции республики и полной отмене халифата в этой стране повлияла на становление республиканского движения в Иране[128]. Под влиянием этих процессов Реза-хан, положивший конец правлению Ахмад-шаха[129], стал не вполне официальным образом готовить почву для установления в Иране республиканского строя, что, несомненно, было прикрытием для смены правления Каджарской династии и не было обусловлено какими-либо иными целями. Бахар пишет по этому поводу следующее: «Глава кабинета министров Ирана Сардар Cenex (один из титулов Реза-шаха до коронации) решил обрести положение Гази Мустафы Кемаль-паши и старается, чтобы его избрали президентом Ирана»[130].

Самым ярким и значимым противником республики был Сейед Хосейн Модаррес. По своим общим установкам Модаррес был свободомыслящим представителем духовенства, которого следует считать преемником идеалов и идей Наини, если исходить из той роли, которую он сыграл в реализации модернистских и реформистских идей с самого начала Конституционной революции и вплоть до последних дней его жизни. Однако в нашей классификации яркой чертой модерна в этот период было наличие двух противоположных дискурсов – республиканства и последовавшей за ним диктатуры, причем второе в историческом плане, конечно же, представляло собой своего рода принудительное возвращение к прошлому, причины чего следует искать в отсутствии социальных, экономических и культурных предпосылок для модерна. В этом отношении, Модаррес был выдающимся противником дискурса республиканизма. Причины этой позиции следует усматривать в присущих ему идеалах, которые в основном носили политический характер. Иначе говоря, он защищал конституционализм перед лицом диктатуры Реза-хана, так что даже сказал: «Он не является противником подлинной республики… но эта республика (о которой идет речь) (по его мнению) не опирается на волю нации… и если в самом деле кандидатом в президенты был человек, стремящийся к свободе и народный, он был бы с ним солидарен»[131]. Помимо защиты Модарресом меджлиса и конституции перед лицом республиканизма и его опасений по поводу прихода к власти Реза-хана, в его выступлениях можно обнаружить и другие мотивы его оппозиции, а именно: опасение в связи с возможностью учреждения лаицистской республики, как это случилось на тот момент в Турции, а также неприятие Модарресом политики Англии, оказывавшей поддержку Реза-хану. Он сказал в этой связи: «Я в действительности выступаю против политики Англии, которая сделала Реза-хана инструментом для осуществления в Иране своих планов»[132]. Несмотря на все это, необходимо указать на ряд моментов в связи с позицией Модарреса: во-первых, как один из умнейших политиков своего времени Модаррес, по всей видимости, не забывал о том, что в любом случае Реза-хан тем или иным способом всеми силами ухватится за престол, который был освобожден для него Ахмад-шахом. Поэтому его восхождение к самым вершинам власти должно было быть для него очевидным. Во-вторых, как следует из всего вышесказанного, законодательные ограничения, накладываемые на власть президента в условиях республики, если только Модаррес был знаком с принципами и правилами республиканского строя, ничуть не меньше тех ограничений, которые накладывались на власть шаха в условиях конституционной монархии. Поэтому, если принимать во внимание две вышеприведенные гипотезы, его неприятие республиканской формы правления оказывается вопросом. В-третьих, если конституционная монархия не отличается от республики, как это звучало в заявлениях Модарреса, то такой выдающийся политик, как он, вероятно, должен был бы признавать различие между учреждением определенного рода государства и режимом личной власти конкретного человека, которому в любом случае отведен ограниченный срок жизни. Поэтому, если последние предположения верны, неприятие им республики, разумеется, при отсутствии других причин для подобного неприятия, говорило о недостаточной глубине его представления о будущем политического строя в стране. В конечно счете, по всей видимости, единственным оправданным случаем неприятия им республики был страх Модарреса в связи с возможным вмешательством Реза-хана в разработку новой конституции. В этом случае к крайнему неприятию республики его, вероятно, подтолкнул страх по поводу опасности того, что новое законодательство будет определяться прихотями и желаниями Реза-хана, а незначительное наследие прошлого пропадет даром.