Хармони Верна - Леонора. Девушка без прошлого

• Название: Леонора. Девушка без прошлого
• Автор: Хармони Верна
• Жанр: Зарубежные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-617-12-2795-8, 978-5-9910-3851-5, 978-617-12-2799-6, 978-617-12-2798-9, 978-617-12-2796-5, 978-617-12-2797-2

Австралия. Годы Первой мировой войны. Разлученная в детстве с единственным другом, таким же сиротой Джеймсом, Леонора возвращается на родину из Америки. Найденная в пустыне девочка без прошлого, теперь она будущая наследница семьи американских промышленников и жена циничного, самовлюбленного и жестокого Алекса. Бесконечно одинокая на своей огромной ферме размером с Бельгию, Леонора вновь встретится с Джеймсом. И детская дружба превратится в любовь… Сквозь войну, пожары, бунты, ревность и предательство предстоит пройти двоим, чтобы отвоевать у судьбы право быть вместе…

---

Рука Бьянки автоматически потянулась ко рту, но тут он понял, что сигареты в его пальцах уже нет, сжал кулак и уронил его на одеяло.

– А у тебя болит?

– Нет. – Ган пожал плечами. – Не так и плохо.

Кровь отхлынула от головы, и он испугался, что его может вывернуть прямо на одеяло. В ушах стоял звук пилы, режущей кость.

«Странная штука с этой болью, – подумал он. – Всегда намного хуже, когда знаешь о ее приближении». Ган знал боль, она была его врагом на протяжении всей жизни, но эта боль была другой. Он потерял конечность из-за взрыва, получал удары во время потасовок, но в момент, когда это происходило, ничего не чувствовал – чувствовать он начинал только тогда, когда проходила первая волна удивления. Но когда человек планирует свою боль, ждет ее прихода и следит за подготовкой, когда видит человека, который ее причинит, и инструменты, которыми он при этом воспользуется, боль начинается еще до того, как все произойдет.

Ган не хотел показывать этому человеку его боль прежде, чем все случится в реальности. Если повезет, он отключится перед тем, как начнется ампутация.

– У дока есть морфий. Ты почти ничего не почувствуешь, – соврал Ган.

Морфий. Док сказал, что эта штука называется именно так. «Ты ничего не почувствуешь». Это было последнее, что сказал этот мясник, перед тем как вставить ему в зубы свинцовую пулю. «Морфий, черт побери!» И дал Гану что-то такое, отчего тот почувствовал себя пьяным. Страданий это не уменьшило. Он просто ощущал себя пьяным и беспомощным, сходящим с ума от боли, но слишком напившимся и не соображающим, что предпринять в этой связи.

Воспоминания о той боли накатили слишком быстро, и сжавшийся от спазма желудок возмутился. Ган неуклюже поднялся:

– Пойду приведу дока. Ты и опомниться не успеешь, как все закончится.

Он торопливо выбрался из палатки, добежал до ближайшего дерева, и тут его вырвало.

Глава 17

Отец Макинтайр встречал почтальона на повороте дороги. Утренняя роса рассы́палась блестящими капельками по траве, посеребрила паутину на кустах и намочила его туфли. Он улыбался пению малюров[3], но по мере того как наступал рассвет, их щебетание затухало, а потом вообще исчезло, как роса на солнце.

– Какое прекрасное утро, не правда ли, мистер Кук? – поздоровался отец Макинтайр.

Почтальон высунул голову из-под брезента повозки. Шея у него была тощая, а кожа на лице – темная, как дубленая воловья шкура.

– Доброе утро, отче. Вы подошли по камням так, что я и не услышал. – Он взял пачку писем, перевязанных бечевкой, и протянул священнику. – Видел ваше объявление в газете. – Он поковырял пальцем в ухе и внимательно осмотрел ноготь. – Много народу откликнулось?

– Нет, немного, – мрачно ответил отец Макинтайр. – Но на этой неделе сюда приедут две семьи, чтобы познакомиться с детьми.

– Так это же хорошо, разве не так, отче? В смысле, хорошо, что детей усыновят, верно?

«Конечно, хорошо», – про себя ответил отец Макинтайр. Точно так же, как хороши океан и скалы, только от всего этого у него голова шла кругом.

– Да, – слабо улыбнулся он. – Это действительно хорошо.

Послышались чьи-то шаги.

– Что, пришел ответ? – спросил запыхавшийся Джеймс.

Почтальон уперся руками в бока и ухмыльнулся:

– Ждешь чего-то, сынок?

Отец Макинтайр похлопал Джеймса по плечу:

– Он ждет письма из Ирландии. Но я говорил, чтобы он особенно не тешил себя надеждами.

– Да вы что?! Тогда сегодня у тебя счастливый день, мой мальчик! – Мистер Кук даже хлопнул в ладоши. – Я видел там одно. Из Лимерика, по-моему.

Внутри у отца Макинтайра все снова оборвалось. Он сунул письма под мышку и зажал покрепче.

– Доброго дня, красавица, – сказал мистер Кук при виде присоединившейся к ним молчаливой девочки и учтиво коснулся края шляпы, а затем вновь переключил внимание на священника. – А теперь я, пожалуй, поеду. Увидимся через несколько недель, отче.

– Откройте его, отче, ну пожалуйста! – попросил Джеймс. Он держал Леонору за руку и нервно сжимал ей пальцы.

Тяжело вздохнув, отец Макинтайр развязал пачку и принялся перебирать письма, пока не нашел тонкий голубой конверт с ирландской маркой, испачканный и примятый. Вскрыв его, он вынул почтовую открытку. А прочтя то, что было на ней написано, – побледнел. Он перечитал еще раз, скользя глазами по строчкам, и стиснул зубы так, что больно отдалось в ушах.

Джеймс внимательно следил за каждым его движением:

– Что они пишут?

Отец Макинтайр прикрыл глаза:

– Мне очень жаль, сын мой…

– Что? – Мальчик часто заморгал и еще сильнее сжал руку Леоноры. – Что там написано?

– Таких там нет, Джеймс. – Священник не мог смотреть мальчику в глаза. – Мне жаль.

– Но п-п-письмо… – запинаясь протянул Джеймс. – Оно же… они… они же послали его.

– Это письмо от моего знакомого пастора, и он не из Лимерика. – Отец Макинтайр шумно выдохнул, и глаза его беспокойно забегали. – О’Коннелов там нет. Все они либо переехали, либо… умерли. Мне очень жаль, сын мой.

Джеймс выпустил руку Леоноры.

– Джеймс…

Отец Макинтайр потянулся к нему, но мальчик отскочил в сторону и, развернувшись, побежал по тропинке, разбрасывая гравий. Опустив голову и весь сжавшись, он мчался, ничего не видя перед собой, как бык со шпагой тореадора в шее.

Глядя вслед убегающему мальчику, отец Макинтайр ощущал собственную шпагу, пронзившую ему сердце, и чувствовал на себе взгляд Леоноры. Глаза ее были полны горя.

– Со временем он забудет об этом, Леонора. – Его голос, холодный, как ледяная вода, звучал пусто и отрешенно. – Ему просто нужно на это время.

Леонора отошла от него и направилась в сторону скал.

– Оставь его одного, Леонора, – попросил отец Макинтайр, – дай ему свободу.

Но она уже ушла.

После их ухода на отца Макинтайра нахлынуло чувство глубокого одиночества. Он не должен был писать этого письма, и теперь его терзали жестокие угрызения совести. Не торопясь, ступая аккуратно и размеренно, священник пошел по белой гальке дорожки, пока не достиг черты, пересечь которую у него не хватало духу. Отсюда, с места, где по пути от церкви становится видна дразнящая полоска моря над неровным краем скал, он увидел на обрыве Джеймса. Мальчик сидел, обхватив колени руками, а за спиной у него стояла Леонора.

Джеймс повернулся, что-то сказал, перекрикивая шум прибоя, и оттолкнул ее. Но девочка не сдвинулась с места. Джеймс наклонился в ее сторону и снова крикнул – лицо его было красным от злости и слез. Но она стояла неподвижно, безвольно свесив руки. В отчаянии Джеймс несколько раз ударил о землю кулаком, снова повернулся к морю и уткнулся лицом в колени.

И только теперь Леонора пошевелилась, подошла к нему и опустилась на землю. Тоненькие ручки обняли мальчика. Джеймс попытался увернуться, но она держала крепко, руки ее стали железными – так мать удерживает свое дитя. Этот бездомный ребенок поддержал его, снял с них бремя и понес его дальше на своих худеньких плечиках. И у этих скал, где море денно и нощно бьет в берег, превращая песчаник в песок, между горем этих детей не было разницы – оно было у них одно на двоих.

К горлу отца Макинтайра подкатил тугой комок, и он с силой вдохнул, чтобы сдержать слезы. Эта девочка утешила Джеймса, а он этого сделать не смог. Он принес Джеймсу страдания, а она отдала ему тепло. Ком в горле уменьшился, но выражение лица со стиснутыми зубами стало жестким. Утешать легко, а вот чтобы причинить ребенку боль ради его собственного блага, ради его будущего – для этого требовалась сила.

Отец Макинтайр шагал по дорожке, уходя все дальше от этого олицетворения нежности, теплоты и детской невинности. Понурив голову, он вошел в церковь и захлопнул за собой дверь кабинета. Он уронил на стол пачку пришедших издалека потрепанных писем, и они рассыпались из-под ослабленной бечевки. Перед глазами у него возникло лицо мальчика с застывшим выражением неприкрытого кричащего горя. Он закрыл лицо ладонями и потер глаза, чтобы прогнать этот образ. Он не должен был посылать этого письма. Так он мог бы уберечь ребенка от боли. Ничего, Джеймса излечит время, напомнил он себе. Возможно, когда-нибудь потом он еще скажет за это «спасибо».

Отец Макинтайр сидел, откинувшись на спинку стула и покачиваясь. Внезапно он остановился и схватил открытое письмо. Он еще раз перечитал его, на этот раз уже внимательно, и раздражение переросло в злость. Он злился на себя, что написал туда. Но еще больше злился на то, что ему ответили. Злился, что они были живы и хотели забрать Джеймса.

В нем кипело раздражение. Какой-то ирландский фермер хочет забрать Джеймса. Его Джеймса. У них с ним одна фамилия, и поэтому он хочет взять его к себе. Для чего? Чтобы выращивать картошку и гонять запряженного в тележку осла? Чтобы выдернуть его из школы, чтобы выбить из него все мозги? Это не жизнь для мальчика – только не для Джеймса. Не для его Джеймса. Одна фамилия или не одна, есть родство по крови или нет, место этого ребенка здесь.