Андрей Максимов - Исповедь уставшего грешника

• Название: Исповедь уставшего грешника
• Автор: Андрей Максимов
• Жанр: Русское современное

Что заставляет его, нормального, вроде, человека, знаменитого театрального режиссера, народного артиста, вдруг сесть за стол и подробно описывать своему сыну, как он изменял его матери?

Что это за странная исповедь грешника, уставшего от собственных грехов? Шаг отчаяния? Попытка разобраться в себе? В окружающем мире? И к чему эта исповедь приведет? Ведь она непременно приведет к чему-то…

Новый роман известного писателя и телеведущего Андрея Максимова – пронзительная история, в которой два главных героя: любовь и театр. Они переплетаются в душе главного персонажа – русского интеллигента нашего времени – запутывают его, уничтожают и возрождают…

Увлекательный сюжет не отпускает. Театр, женщины, сын… Странный треугольник, из которого нет выхода. Или все-таки есть?

---

Можно, конечно, решить, что у меня – кризис среднего возраста… Почему нет? В юности все проблемы можно списать на то, что ты слишком юн; не успеешь оглянуться, а уже – здрасьте! – кризис среднего возраста; потом – раз! – и уже всё можно списывать на старческий маразм. Когда жить – вообще неясно.

Неясно вообще: кто измерял возраст, кто ведает, когда у жизни этого конкретного человека начало, а когда кризис именно среднего возраста? Вот если б можно было эдак поглядеть на свою жизнь сразу, целиком ее окинуть – тогда, конечно, тогда понятно, где именно середина… Но на такое только Бог способен, а Он телеграммы: «Дорогой, ты дошел до середины жизни, у тебя – кризис», – не посылает чего-то.

Недавно меня пригласили на теле-шоу под девизом: «Для тех, кому совсем нечего делать», что-то такое рассказывать про театр и про искусство. Ладно, поехал. А вез меня пожилой таксист-армянин, переживший, как выяснилось, землетрясение в Спитаке. Колоритный такой человек, седобородый мудрец. Так вот он сказал мне: «Господи, если б я знал, что доживу до моих преклонных, разве бы я так жил? Нет, я бы жил совсем иначе, я бы жизнь на потом откладывал. Маялся бы, маялся, а лучшее откладывал на десерт. Говорил бы: «Не надо мне пока. Я пока говно свое похлебаю, зато буду уверен, что потом покушаю десерт. Вот было бы хорошо! Но – невозможное дело!»

Итак. Если честно, не увиливая, не философствуя, не разукрашивая… Конкретно, как в милиции – ответьте, будьте любезны, для протокола: «Что такое есть ваша жизнь?»

Ты, мама, театр, друзья, женщины – все это вместе, что ли, и есть моя единственная и неповторимая жизнь? Если жизнь – дорога, то, что из всего этого – путь? Если жизнь – река, то какие у нее берега, и к ним я плыву или от них? Стержень имеется какой-нибудь во всем этом? Или все мы так нынче существуем, что в жизни лишь объем важен, масса, количество, а на что оно все нанизано – фигня фигнёвская?

У зверей моих любимых существует ведь основа жизни: самое главное, самое необходимое? Конечно! Пожрать! Бог его знает, о чем страдает по ночам, скажем, лев, или почему волк воет на луну – тоже, наверное, переживает за что-то своё. Но при этом стержень осознает: жрать! Наверняка среди величественных жирафов есть такие, кто ненавидит свой рост и даже страдает из-за него, плачет по ночам, что никогда ему не быть маленьким, словно мышка, однако, все равно: тяни шею, ешь листочки, насыщайся – это главное.

Так жить не только проще, но и разумнее. А у меня – что? Может быть, главное в моей жизни: стержень, дорога, берега реки – безлюбье? То, что человек может жить любовью – понятно, про это миллионы книг написаны, а вот может ли он жить безлюбьем? Отсутствием любви, бесконечными, робкими, как бы скрытыми от себя самого попытками ее найти, может быть, и определяется моя жизнь? Мужчина, который не исключает, это и есть мужчина, живущий безлюбьем. Не так разве?

«Живущие безлюбьем» я бы так и назвал свой новый спектакль по Чехову, только ненавижу, когда пьесы переименовывают. Если назвал Антон Павлович свою пьесу «Вишневый сад», – значит, так тому и быть, хотя название и не кассовое. «Живущие безлюбьем» или «Вишневый ад» было бы, конечно, для афиши лучше, но он так свои пьесы не называл.

Да, я снова решил ставить Чехова, да еще и заезженный – переезженный «Вишневый сад». Вася, как водится, сначала был против, но потом я ему рассказал, как там и что будет, да еще и пообещал дилогию по Антону Павловичу выдвинуть на какую-нибудь премию. Вася и согласился. Смешная у меня игра с моим директором происходит: и правила одни и те же, и результат предсказуем… Однако не будь ее, и мне было бы скучно, и ему. Зачем люди играют все время? От скуки, не иначе.

Герои Чехова тоже играют все время, потому что живут скучно. А какой может быть интерес, азарт, страсть в атмосфере безлюбья? Разве живет тот, кто никого не любит и кому любить некого? Не живет он, только вид делает. Атмосфера безлюбья – это кладбище человеческих душ. Ведь если нет любви – зачем душа? Ни за чем. Незачем, то есть. Не нужна.

Герои «Вишневого сада» – люди без души. Да-да… Они душой ни на что не откликаются, потому что играют все время. У нас ведь, как кто про Чехова вспомнит, сразу все вокруг начинают трындеть про духовность, да про духовность. Забавно… А Антон Палыч, между прочим, обозначил жанр «Сада» – «комедия». Комедия про духовность – это вообще может быть?

Да не просто комедия, а комедия дель арте, в которой действуют не живые люди, а маски: маска страдающей русской помещицы, маска ее брата, маска неудачника… По сути, только два живых персонажа в пьесе: Лопахин и Фирс. Один потому что – слишком деятелен, чтобы постоянно играть. Другой – слишком стар, чтобы продолжать игру.

…Я понимаю, сын, что тебе, наверное, скучно это все читать. Где ты и где Чехов? Но если ты все-таки дошел до этого места, ты можешь легко все, что про «Вишневый сад» написано – пропустить. Совсем скоро я расскажу тебе про встречу с той, с кого, собственно, и начался Чехов… Потому что «ОБЭЖ» какой-нибудь – он рождается просто так, ни с чего. А чтобы Чехов… Тут должна появиться женщина, которую хочется удивлять.

Зачем я фиксирую все эти мысли? Зачем я переписываю свою первую речь перед актерами? Гордыня? Стараюсь для потомков? Всяко может быть. И вообще, почему я должен перед кем-то отчитываться? Пишу, потому что нравится – и всё!

А если даже и для будущего стараюсь – так что? Разве нельзя? Ты, сынок, покажи мне режиссера, поэта, актера, писателя, художника – короче говоря, творца – кого бы вовсе не волновало, как его будут вспоминать. Эти творцы, даже самые бездарные, они ведь не просто так орут, они в будущее голосят, не могут без этого. Как жирафу не прожить без листочков, а волку – без мяса, так и они: умрут без этого крика, направленного в будущее. И если ты встретишь творца, которого не волнует, как его будут вспоминать потомки, – значит, перед тобой лжец, ты держись от него подальше.

Я так хотел, чтобы Лиза была на первой репетиции. Потому что я знал, что заведусь, буду эмоционален и смогу произвести впечатление чертовски талантливого человека.

Но Лиза, как водится, уехала на гастроли…

На первой репетиции я просто читал актерам цитаты. Потому что ключ к «Саду» в тех словах, которые говорят герои. Не в поступках, не в отношениях, а вот именно – в словах. Так нелепо, неискренне, позерски, наконец, просто глупо люди не разговаривают. Нам почему-то кажется, что в то время именно так и разговаривали, но «то время» – это начало ХХ века. Герои Льва Толстого, Горького, да и более раннего Островского так не говорят. Значит, Чехов специально придумывал героям противоестественную речь, – даже удивительно, как этого можно не замечать!

(Господи, сынок, как мне обидно, что ты не любишь читать пьесы! Каждый читатель пьесы как бы ставит ее в своей голове. Это ведь так интересно… Ну, да ладно.)

Итак, на первой репетиции я читал артистам цитаты, чтобы они убедились, как манерно, без тени открытости говорят герои.

Вот Раневская появляется в доме: «Детская, милая моя, прекрасная комната… Я тут спала, когда была маленькой… И теперь я как маленькая…»

Вот сестра вспоминает о гибели брата: «Шесть лет тому назад умер отец, через месяц утонул в реке брат Гриша, хорошенький семилетний мальчик». Это сестра – о гибели брата?!

Вот Гаев: «Сад весь белый. Ты не забыла, Люба? Вот эта длинная аллея идет прямо, прямо, точно протянутый ремень, она блестит в лунные ночи».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.