Виктор Дароff - Проделки Эльки

• Название: Проделки Эльки
• Автор: Виктор Дароff
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2017

Вам нравятся Приключения бригадира Жерара и принца Флоризеля? Мистические истории об убийцах, демонах и чудовищах? Опасности, загадки, авантюры XVIII века? Тогда Вам точно будут очень интересны «Проделки Эльки»! Убегая от живого воплощения Смерти, эта смелая девушка промчалась по всей Европе! Почти что поймала Джека-попрыгунчика! Встретила барона Мюнхгаузена! И даже раскрыла заговор против Священной Римской империи!

---

В это пятилетие Гёте писал в «Венецианских эпиграммах», что самых ненавистных ему вещей на свете «четыре: запах табака, клопы, чеснок и крест». А Томас Пэйн работал над учебником рационализма «Век разума». В это же время Шлейермахер написал свою книгу «Речи о религии к образованным людям, её презирающим», Новалис – свою «Теодицею», а французский поэт Шатобриан стал приверженцем романтизированного католицизма. Книга «История упадка и разрушения Римской империи», в которой Эдвард Гиббон с остроумием и холодной иронией изображал возникновение христианства как возврат к варварству, была провозглашена самым значительным историческим трудом; но не меньшим успехом пользовались «Апологии» – книга, в которой епископ Ричард Уотсон пытался в сдержанных и изящных выражениях возражать Гиббону и Пэйну.

В это пятилетие были сделаны существенные физические, химические и биологические открытия, были установлены и доказаны важные социологические принципы, но открывателей и провозвестников нового встречали в штыки, осмеивали, бросали в тюрьмы; были испытаны новые научные лечебные средства, но духовенство и знахари изгоняли из больных бесов и врачевали молитвами и ладанками.

Философствующие государственные деятели и алчные дельцы, молчаливые ученые и крикливые рыночные шарлатаны, властолюбивые священники и крепостные крестьяне, чувственные художники и тупые, кровожадные ландскнехты – жили вместе на ограниченном пространстве, толкались, теснили друг друга, и умные, и глупые, и те, чей мозг был развит едва ли больше, чем у первобытного человека, и те, чей мозг рождал мысли, которые станут доступны большинству разве что по истечении ещё одного ледникового периода; те, кто был отмечен музами и восприимчив ко всему прекрасному, и те, которых не трогало искусство, воплощенное в слове, в звуке или в камне; энергичные и деятельные, косные и ленивые дышали одним воздухом, соприкасались друг с другом, находились в постоянной, непосредственной близости. Они любили и ненавидели, вели войны, заключали договоры, нарушали их, вели новые войны, заключали новые договоры, мучили, сжигали, кромсали себе подобных, соединялись и рожали детей, только редко понимали друг друга. Немногие умные, одаренные стремились вперёд; огромная масса остальных тянула назад, ополчалась на них, сковывала, умерщвляла, всеми способами пыталась от них избавиться. И, несмотря ни на что, эти немногие одаренные шли вперёд, правда, неприметными шагами, прибегая ко всяческим уловкам, соглашаясь на всяческие жертвы, они тащили за собой и хоть чуточку тянули всю массу.

Ограниченные честолюбцы пытались сохранить отжившие установления. Но свежий воздух Французской революции веял над миром, и Наполеон, которым завершилась революция, готовился покончить с тем, что стало уже нежизнеспособным…

В общем, именно тогда и начались приключения циркачки!

Звали её Джеральдина. Или просто Эральда. Или просто Элька. Или просто Эль[1].

Но она не богиня, а человек!

Девушка… Среднего роста. Двадцати четырёх лет.

Обладательница выразительной внешности, которую глупые мужчины приписывают распутницам: огненно-рыжие волосы и молочно-белая кожа. Глаза Эльки – так кажется многим – живут на лице собственной жизнью, а цвет их меняется от тёмно-карего до угольно-чёрного. Веснушки, как неотъемлемая часть обаяния «солнечных», проступают только весной. Худоба, столь не популярная среди особ любых кровей, в ней сочеталась с силой, приобретённой за время путешествий: тело её закалилось благодаря долгим усердным тренировкам на трапеции и труду в цирке, а душа уже была крепка, из-за тяжелого детства, проведённого в четырёх стенах…

Рассказывает о себе Элька мало…

Она родилась… где-то…

Появилась… когда-то…

Её родителями были… кем-то…

Девушка не знает…

Младенцем Эльку подбросили к воротам приюта для сирот при католическом монастыре. Десять лет она провела под подолом сестёр, которые оказались совсем не святыми. Цвет волос новорожденной действовал на них всех раздражающе, особенно на мать-настоятельницу. Женщина приходила в исступление, стоило девочке появиться в её поле зрения. Причины такой лютой ненависти стали понятны Эльке только по прошествии семи лет, когда, глядя в зеркало, она узнала в отражении лицо настоятельницы – своей матери. Но это было потом… А сначала ей обрили голову, чтобы порочный рыжий цвет не смущал набожных монахинь, принявших обет безбрачия. Эльку отделили от других сирот, и передали на обучение к старой книжнице, которая казалась страшной, но была поистине милосердной. Вдвоём они ютились в холодной келье при библиотеке. Читали Пятикнижие и Евангелии, переписывали гимны и приказы матери-настоятельницы, не щадившей девочку. Эльку пороли каждую неделю, пытаясь выбить из неё греховность, коей не было. При этом монахини сами нередко спускались в погреб, чтобы предаться возлияниям. О том, что ещё творилось ночами в кельях, девочка лишь подозревала. Книжница не склонна была трепать языком и распускать слухи, но презрительные её взгляды, обращённые на сестёр, говорили о многом.

Элька сбежала, когда вид ивовых прутьев, использовавшихся и для плетения корзин, и в качестве розог, стал вызывать у неё желание убить настоятельницу.

Книжница помогла ей покинуть монастырь, дав мешочек, в котором была лишь пара пирожков, перо гусиное, склянка с чернилами и палимпсест – стёртый пергамент, который можно использовать.

Больше ничего…

Чуть позже девочку как-то угораздило прибиться к бродячему цирку.

Но прежде с Элькой произошла занятная история, почти сказка…

Красный шаперон

Средь ужасов ночных нам нужен спутник.

Нил Гейман, «Песочный человек»

Вечер был на редкость пасмурным: серые тучи заволокли небеса настолько непроницаемым пологом, что сделали их похожими на лоскутное одеяло, растянутое от горизонта до горизонта во всех направлениях.

Начал падать снег…

По дороге, ведущей к мрачному бору, шла маленькая девочка.

С головой, закутавшись в алую шаль, как в талес[2], она смело вскидывала подбородок, когда ветер, будто задиристый мальчишка, наскакивал на неё, чтобы заставить оголить плечи и так лишить невинности – эти устремления были просто смешны!

Коричневая роба висела на девочке мешком.

Коричневая сумка ударяла по бедру.

Коричневые башмаки дробно стучали при каждом шаге.

Темнело…

Стало холодать…

Лесной коридор смыкался над головой девочки, но она продолжала идти.

А впереди на дороге лежал… котик: чёрная порочная клякса, окружённая девственной белизной чистого холста. Тощий, с маленькой головкой и очень длинным, точно баварская колбаска, хвостом – девочка голодно сглотнула.

Котик вскинул острое ухо и скосил глаза влево – посмотрел на куст бузины, котора раскинулась на обочине, потом ооочень лениво поднялся и, виляя задом, направился прямиком в беспросветную глушь, подступившую вплотную к другому краю дороги.

Его поглотила Тьма.

Девочка осторожно приблизилась к кусту и стиснула зубы, разглядела на только-только наметённом сугробе явственный отпечаток раздвоенного копыта. Сердце её забилось от ужаса, а руки сами собой сложились в молитвенном жесте.

Это помогло – она успокоилась, бойко завернулась на каблуках и устремилась за котиком. Что-то подсказала ей: «Лучше не отставай!».

Заиндевевшие листья хрустели у неё под ногами.

Стволы сосен словно сбивались в стаю – становились всё ближе и ближе друг к другу.

Жёлтые огни горели между ними.

Девочка не сразу осознала, что это глаза волков.

Одного, двух, а может десятка?

Сообразительно завязав шаль на груди узлом, чтобы не упала, она полезла на ближайшее дерево.

Как ей удалось вскарабкаться под самую крону, девочка не поняла…

Громадная волчья тень появилась из леса, застыла у её сосны и обрела плоть.

Алчущий взгляд людоеда заметался по ветвям.

Увидев, что угроза не так велика, девочка стянула с пяточки деревянный башмачок, взвесила на ладони, и, надеясь, что хотя бы оглушит зверя, метнула тому в лоб!

Второй «братец» давно уже валялся на промёрзшей земле – он слетел, ещё до «восхождения», так что сожалеть о потере обоих «родственничков» не имело большого смысла.

Волк легко уклонился, прямо как человек, рыча, встал на дыбы и ударил лапами по сосне, будто хотел повалить, но даже скрипа не раздалось.

– Никчёмный из тебя дровосек! – воскликнула девочка, и громко засмеялась, чтобы отогнать страх.

Косматый людоед промолчал, но обошёл её «насест» два раза, пометил, опустился на зад и показал клыки.

Они долго играли в гляделки.

Счищая смолу с пальцев, девочка бросалась шуточками в волка, а тот, с издевательски грыз деревянные башмачки.

Эта нелепая «борьба» могла продолжаться до рассвета…

Но лес пронзил свист!