Татьяна Беспалова - Вяземская Голгофа

• Название: Вяземская Голгофа
• Автор: Татьяна Беспалова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-8686-3

Тимофей Ильин – лётчик, коммунист, орденоносец, герой испанской и Финской кампаний, любимец женщин. Он верит только в собственную отвагу, ничего не боится и не заморачивается воспоминаниями о прошлом. Судьба хранила Ильина до тех пор, пока однажды поздней осенью 1941 года он не сел за штурвал трофейного истребителя со свастикой на крыльях и не совершил вынужденную посадку под Вязьмой на территории, захваченной немцами. Казалось, там, в замерзающих лесах ржевско-вяземского выступа, капитан Ильин прошёл все круги ада: был заключённым страшного лагеря военнопленных, совершил побег, вмерзал в болотный лёд, чудом спасся и оказался в госпитале, где усталый доктор ампутировал ему обе ноги. Тимофея подлечили и, испугавшись его рассказов о пережитом в болотах под Вязьмой, отправили в Горький, подальше от греха и чутких, заинтересованных ушей. Но судьба уготовила ему новые испытания. В 1953 году пропивший боевые ордена лётчик Ильин попадает в интернат для ветеранов войны, расположенный на острове Валаам. Только неуёмная сила духа и вновь обретённая вера помогают ему выстоять и найти своё счастье даже среди отверженных изгнанников…

---

– Куда идти? – растерянно переспросила Вера. – Надо помочь своим. Раненым. Ты слышишь? Они кричат! А если новый налет? Ведь он будет? Обязательно будет!

Её всё ещё донимал озноб.

– Мы должны взлететь! – возразил Тимофей. – Встретим лаптежников в воздухе. Я снова подниму мессер, а ты останешься на земле оплакивать своих. Вот только горючее…

Топливный склад всё ещё горел. Вера молчала.

– Честно говоря, я не понимаю, – не унимался Тимофей. – Вы расстались. Жили врозь, служили в разных частях. Сын взрослый. Конечно, я понимаю…

– Не понимаешь. У тебя никогда не было семьи.

– Вы с Костей не жили. Ты спала со мной. И сейчас спишь. Вот только Левушка…

– Это ты такой человек. – Вера мельком и очень недобро глянула на него. – Ты летун в прямом и переносном смыслах. Если не сложится с одной женщиной, ты перейдешь к другой. Не сложится с другой, перейдешь к третьей. В тебе нет глубоких чувств. Ты и в Бога не веришь, и люди для тебя – хлам! Ты думаешь, я забыла ту девочку? Как её звали? Оксана? Клава? Ксения!

Верино раздраженное шипение превратилось в крик. Лицо её неприятно исказилось, стало совсем некрасивым. Пришлось запеленать её в плащ-палатку. Злоба отняла у неё последние силы. Она смогла лишь несколько раз укусить Тимофея, пока он втискивал её в узкую дверь блиндажа. Она снова сопротивлялась. Больно пинала его подкованными сапогами. Может быть, она сможет стать прежней? Так скучно обнимать тряпичную куклу!

Откуда ни возьмись явился Анатолий Афиногенович. Тимофей долго смеялся, рассматривая его. Голову и шею штурмана покрывала плотная, похожая на летный шлем повязка. На лбу посеревшие от копоти бинты набухли алой кровью.

– Вот видишь, командир, ещё и голову зашибло осколком. Не смог уберечь сапер!

Тимофей хмуро курил у входа в блиндаж.

– Тебя искали, – не отставал штурман. – Объявили приказ по полку: перебазироваться под Волоколамск, на запасной аэродром. Летчикам – на своих самолетах. Для аэродромной обслуги пришлют транспорты. Генерал-лейтенант убыл со всей своей свитой.

– Запасной? – Тимофей уставился на штурмана. – А этот какой? Скомороховский аэродром и есть запасной!

Тимофей махнул рукой в небо.

– Объявили приказ, – твердил свое Анатолий Афиногенович. – Пока ты с бабой занимался, объявили приказ…

– Вера Кириленко – не баба. Она летчик-ас! – рявкнул Тимофей. – И я не валандался с ней!

– Зачем ты ерепенишься? – глаза штурмана смотрели на него с опасливым любопытством. – Посмотри, сколько народу погибло! Прожога умаялся считать потери. Дай-ка лучше папиросу. У тебя ведь есть?

Тимофей извлек из кармана галифе мятую пачку «Зефира». Закурили. Вдали, меж стволами прореженного бомбежкой леса, рычали, колыхаясь на глубоких ухабах, черные тела штабных «мерседесов». Следом чадила выхлопом полуторка. Солдаты роты сопровождения сидели в кузове плечом к плечу, прямые, словно каждый аршин проглотил. Вереница машин двинулась на юго-запад, в сторону осажденной Вязьмы. Эх, и не боится же Лукин перемещаться по неспокойным дорогам!

– Лукин не робкого десятка офицер, – проговорил Анатолий Афиногенович. – По Москве его помню. Как он тебя вздул тогда!

Штурман засмеялся, болезненно кривясь. Пятно засохшей крови на его повязке снова сделалось влажным.

– Я хочу, чтобы Вера была жива! – взревел Тимофей. – Я хочу, чтобы она сидела напротив меня за нашим столиком в «Праге». Хочу, чтобы на ней была шелковая блузочка, а не гимнастерка. Хочу, чтобы она пила кислое вино и говорила мне, что я самый лучший!

– На что тебе, капитан, похвала какой-то бабы? – Анатолий сплюнул раздавленную гильзу. – Пусть даже эта баба – Вера Кириленко.

– Я хочу, чтобы Вера жила! – упрямо твердил Тимофей. – Я хочу!

– На этой войне выжить будет крайне тяжело, – проговорил Анатолий Афиногенович. – Тем более нам.

Тимофей насторожился. Уж не читал ли и штурман письмо с того света?

– Отставить провокационные разговоры! – рявкнул Ильин.

Анатолий молча приложил раскрытую ладонь к набухающей кровью повязке.

* * *

Вечное беспокойство о судьбе Веры, усталость – всё давало о себе знать. Тесные объятия короткого сна на пороге близкой смерти не давали отдыха. Если ночное небо не ревет голосами лаптежников, то разбудит винтовочная пальба и взрывы противопехотных гранат. Что-то опять произошло. Тимофей с неохотой выпустил Веру из объятий и выбрался наружу.

Обстановка быстро прояснилась. Рота охранения авиаполка вступила в перестрелку со своими же, со строевой пехотной частью, остатки которой вломились в их расположение с юго-запада, со стороны Ржева. Вновь прибывшие назвались окруженцами. Один из них, пехотный старшина, нес на себе знамя двадцать девятой армии. Прожоге не довелось развести жертвенных костров. Не нашлось времени для поиска явных и тайных врагов. Окруженцев лишь успели накормить, освободить от завшивленного обмундирования да перевязать раны. Они лежали на остывающей земле, вокруг госпитальной землянки. Внутри неё всем больным и раненым не нашлось бы места. Здесь же раскочегарили полевую кухню, загрузив в её чугунный котел последние запасы тушенки пополам с перловой крупой.

Вера успела обежать изможденных пехотинцев, показывая всем и каждому фотографии мужа и сына. Бойцы отнекивались, говорили, дескать, от самого Юхнова идут, а до того их полк был в составе Резервного фронта. Этих людей они не видели, как вообще не видели у себя над головами советских самолетов. Только немцев.

– Мы боялись неба, – проговорил один из них, пожилой ополченец в разбитых очках. – Над нашими головами только смерть кружила.

Он-то и погиб первым, когда осколочный снаряд угодил прямехонько в полевую кухню. Вой летящего снаряда, свист и щелканье осколков и сразу многоголосый человеческий вопль. И снова вой, и снова свист и щелк, и треск расщепленного дерева, и треск занимающегося пламени, и запах гари и крови, и пороховая вонь. Тимофей видел собственными глазами три немецких танка, выкатившихся на летное поле. Один из них, украшенный по левому борту изрыгающей желтое пламя драконьей мордой, поворачивал жерло орудия направо и налево, выискивая новые жертвы. Два других тем временем бороздили многострадальное летное поле. Тут-то и отыскался Генка Наметов, да не один, а с противотанковым ружьем. Пока зенитный дивизион, несший охранение аэродрома, развернул свои орудия против танков, Генка успел подбить один из них. С остальными кое-как справились почти без потерь.

Пока Прожога организовывал очистку летного поля от трупов вражеских танков, Томалевич собрал летчиков в штабном блиндаже. Самсонов, как обычно, был выбрит до синевы, свеж, как весенний бутон, и сосредоточен, как дискобол накануне олимпийской победы. Блиндаж полнился запахами махры, застарелой усталости и страха. Тимофей всматривался в лица однополчан. Обдумывая план завтрашней штурмовки, Тимофей слушал начальство невнимательно. Одно радовало: завтра они будут вместе – Вера, Генка и он.

– Товарищи, наша главная задача сейчас – эвакуировать уцелевшие самолеты на запасной аэродром. Оборудование и техников будем, в меру возможности, перемещать по воздуху. Ну а остальные, кому места на бортах не хватит, уйдут вместе с зенитчиками. – Голос полкового командира увязал в густом дыму.

– А горючее? – спросил кто-то.

– Горючего в обрез. Но штаб армии обещал подкинуть, – ровным голосом отвечал Самсонов.

Красивое лицо Самсонова хранило выражение безмятежного спокойствия. Полковой командир смотрел прямо перед собой, будто обращался к бревенчатой стенке блиндажа. Он говорил под аккомпанемент трескучего баритона связиста. Тот, забившись в самый темный из углов, с вызывающей изумление настойчивостью вызывал штаб армии. Бритая голова, алые раковины ушей, утомленные глаза, опаленные пожаром брови и ресницы, высоко поднятый воротник шинели, закрытое грязными бинтами горло, чумазые, со сбитыми до крови костяшками, руки – связист, едва не валясь на пол от усталости, твердил, подобно стационарной радиоточке:

– Первый! Вас вызывает пятнадцатый! Первый! Ответьте! Пятнадцатый готов к эвакуации!

Тимофей поймал его у самого пола. Бережно подхватил под мышки, опустил на изгвазданные доски. В руках осталась раскаленная трубка аппарата. Она ожила в тот момент, когда Тимофей уже готов был опустить её на рычаги. Телефонная трубка возопила срывающимся голосом армейского штабиста. Тот кричал о танковом соединении, замеченном в тридцати верстах восточнее Скоморохово.

– Танков немного и движутся они с юго-запада по дороге на Старицу! – вопила трубка. – В тридцати верстах!

– Какие там тебе версты! – рявкнул в ответ Тимофей.

– Не по этой ли дороге Михаил Федорович отбыл? – буркнул подоспевший Прожога.

– Бог им поможет! – брякнула Вера.

– По машинам! – Самсонов поднялся, двинулся к выходу из блиндажа. – Надо спасать материальную часть. В соответствии с предписанием штаба армии перебазируемся на аэродром под Волоколамск.