Илья Мельников - Гоголь за 30 минут

• Название: Гоголь за 30 минут
• Автор: Илья Мельников
• Жанр: Русская классическая проза

Серия «Классики за 30 минут» позволит Вам в кратчайшее время ознакомиться с классиками русской литературы и прочитать небольшой отрывок из самого представленного произведения.

В доступной форме авторы пересказали наиболее значимые произведения классических авторов, обозначили сюжетную линию, уделили внимание наиболее важным моментам и показали характеры героев так, что вы сами примите решение о дальнейшем прочтении данных произведений, что сэкономит вам время, либо вы погрузитесь полностью в мир данного автора, открыв для себя новые краски в русской классической литературе.

Для широкого круга читателей.

---

А как соберетесь в наши края, то спросите только любого мальчишку, пасущего гусей в испачканной рубашке о том, где живет Рудый Панько и вам сразу укажут, а то и проводят. Только обращайте внимание особливо на дороги, они у нас не так гладки, как в Петербурге, а приехавший из Диканьки погостить Фома Григорьевич и вовсе упал в канаву на своей тарантайке, хоть и правил ей сам, и глаза у него были покупные в довершение к собственным.

Когда же вы доберетесь до нас, то подадим вам дынь самых лучших, каких вы и не видывали никогда, и меду, дух от которого так и расходится по всей комнате, чистый как хрусталь, а пироги – сахар, чистый сахар! И масло так и течет по губам, как есть начинаешь. Ох уж эти бабы, чего они только не умеют! А пробовали ли вы грушевый квас с терновыми ягодами или Варенуху с изюмом и сливами, или… Впрочем, лучше сами приезжайте и всего отведайте.

Нос

25 марта в Петербурге случилось невероятное происшествие: во время завтрака цырюльник Иван Яковлевич обнаружил в свежеиспеченном хлебе человеческий нос. К своему ужасу он признал, что нос принадлежал коллежскому асессору Ковалеву. Решительно не понимая как нос очутился в хлебе и подгоняемый руганью жены он пытается как-нибудь избавиться от находки, скажем, «случайно» выронив его где-нибудь на улице. Но, как назло, постоянно встречает знакомых и претворить план в жизнь не представляется возможным. Добредя до Исакиевского моста, он улучив минутку, швырнул тряпку, в которую был завернут нос, в Неву. Облегченно вздохнув, он в ту же минуту увидел квартального надзирателя, который видел как в реку было что-то выброшено.

В это время просыпается коллежский асессор Ковалев и сладко потянувшись, велит подать себе зеркало, чтобы взглянуть на вчерашний прыщик на носу. С ужасом обнаруживает, что носа на лице нет, а вместо него просто ровная как блин поверхность. В крайнем замешательстве трет лицо тряпкой, но нет носа и все тут. Расстроенный, выбегает из дома к обер-полицмейстеру, но на улице замечает карету из которой легко выпрыгивает господин в мундире, шитом золотом, в шляпе с плюмажем, замшевых панталонах и со шпагой на боку. Все указывало на то, что перед ним статский советник, который куда-то направлялся с визитом. Каково же было удивление и смятение Ковалева, когда он узнал в этом господине собственный свой нос. Вот дела! Что делать-то теперь? Как такое могло приключиться, чтобы родной его нос самостоятельно разъезжал в карете…? Едва чуя землю под ногами, Ковалев решается заговорить с этим странным господином, заставить его объясниться, но нагоняет того только около Казанского собора. В полумраке, среди икон обнаруживает статского советника молящимся. Но что сказать ему? Вся ситуация престранная. Наконец, собравшись с духом, несмело говорит господину, что он есть нос его собственный. Однако последний выказывает крайнее изумление и незаметно удирает от Ковалева.

Вконец обескураженный коллежский асессор направляется, как и собирался, к обер-полицмейстеру, но не застает его дома. Тогда догадывается подать объявление в газету, чтобы всякий встретивший этого нахального господина, немедленно направил того к нему. Но и в газетной экспедиции отказались принимать его публикацию, сочтя, что это навредит репутации газеты – очень уж невероятное происшествие. Визит к частному приставу также закончился не удачно: тот намеревался вздремнуть после обеда и ему решительно не было никакого дела до беды Ковалева.

Измученный и обезнадеженный, ближе к сумеркам, добрался он домой, где предался горестным размышлениям о том как несправедливо все складывалось. И что было бы лучше без руки или без ноги, или, даже, без ушей, но без носа – невозможно появиться ни в одном приличном обществе. Кто-то, верно, должен быть виноват в том, что нос просто так взял и пропал, ни с того, ни с сего. Подозрения сразу пали на штаб-офицершу Подточину, безуспешно пытавшуюся выдать за него свою дочь. Вероятно, она из мщения подговорила каких-то колдовок-баб, чтобы они все устроили.

В эту же минуту из передней послышался голос, незнакомый Ковалеву ранее. Вошел полицейский чиновник красивой наружности и сообщил, что нос найден. Его случайно перехватили почти на дороге, когда тот собирался уехать в Ригу с поддельными документами. Радости коллежского асессора не было предела! Наконец-то, его родной нос снова у него. Но вот незадача: как же его прикрепить обратно на лицо? Безуспешно поупражнявшись перед зеркалом, решено было послать за доктором. Однако последний тоже ничем не смог помочь, посоветовав заспиртовать нос и продать за хорошие деньги. В отчаянии Ковалев написал письмо штаб-офицерше Подточиной, в котором просил вернуть ему без боя то, что она забрала. Но она сочла его послание очень странным и уверила, что ни о чем таком не знает и не виновата в случившемся.

Тем временем, город наводнили слухи о том, что нос коллежского асессора Ковалева самостоятельно каждый день разгуливает по Петербургу. Его якобы видели то на Невском проспекте, то в магазине Юнкера, то в Таврическом саду и это событие неизменно собирало огромные толпы любопытных. Появились даже мелкие спекулянты, делавшие на этом деньги.

Иногда случаются на свете происшествия, которых никто внятно объяснить не может. Вот и в этот раз, нос Ковалева вдруг оказался на своем месте, так же внезапно, как до этого пропал. Случилось это 7 апреля, когда коллежский асессор, называвший себя майором, случайно посмотрел в зеркало и обнаружил нос. Целехонек и невредим. И ничто не указывало даже, что он куда-то отлучался, как-будто и всегда был на лице. С тех самых пор никто не видел майора в дурном расположении духа, всегда он был улыбчив и чрезвычайно обходителен.

Портрет

Мало какое место в Петербурге могло похвастать таким собранием народа и праздных зевак, как картинная лавочка на Щукином дворе. Чего там только не было: и старинные картины, писаные масляными красками и покрытые темно-зеленым лаком в темно-желтых мишурных рамах, и гравированные изображения всяческих портретов, и произведения, отпечатанные лубками на больших листах – собрание самородных дарований русского мужика. Покупали это все не слишком часто, но желающих посмотреть всегда было огромное множество.

Остановился перед этой диковинной лавкой и молодой художник Чартков. Изношенная шинель его и потрепанная одежда выдавали в нем того человека, который всецело занят своим трудом, составляющем всю жизнь его и ему нет решительно никакого дела до внешности. Однако молодость придает таким людям некоторую привлекательность. С отвращением смотрел Чартков на эти малевания, размышляя о том, кому нужна вся эта безвкусица. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил продавца лавочки, вот уже некоторое время пытавшегося договориться с ним о цене за какие-то картины. Ничего не купить было уже нельзя и молодой художник начал рассматривать картины, валявшиеся на полу лавочки, в надежде найти что-то ценное. Наконец, нашел он портрет одного старика с бронзовым лицом, скулистым и чахлым, но более всего поразительны были глаза старика – они были как живые и смотрели прямо в упор на Чарткова. Было в них что-то мистическое и отталкивающее, но оторваться от них было нельзя. Сам потрет был в огромных рамах, бывших когда-то золочеными, но ныне остались лишь следы той позолоты. Сторговавшись с продавцом за двугривенный, молодой человек неожиданно для себя купил это творение.

Уставший от того, что приходилось постоянно поправлять портрет, норовивший вышмыгнуть из-под мышки, Чартков пришел в свое убогое жилище в Пятнадцатой линии на Васильевском острове. Дверь ему открыл его приспешник, краскотер и натурщик Никита, сообщивший, что накануне приходил хозяин с квартальным, чтобы требовать денег за квартиру. Из горестных размышлений о своем бедственном положении, молодого художника вывел портрет им же купленный и о котором он успел позабыть. Глаза старика были как живые, смотрели прямо на него, от этого взгляда невозможно было спрятаться, что-то жуткое и необъяснимое было в нем. Тогда художник укрыл картину простыней, а сам отправился к себе за ширмы спать. Но сон его был крайне беспокоен, наполнен кошмарами и видениями о том, как странный старик скидывает простыню, выбирается из рамы, ходит по комнате, высыпает из мешочка на поясе тяжелые свертки в виде столбиков, завернутые в синюю бумагу, на которой было написано: «тысяча червонных», пересчитывает их и складывает обратно. Кажется бедному Чарткову, что один такой сверток укатился совсем близко к его кровати и он даже подобрал его, страшась того, чтобы старик этого не приметил.

Утром снова пришел хозяин с квартальным надзирателем за деньгами. Последний был не чужд искусства и принялся с интересом изучать творения художника, задавая вопросы и предложил хозяину оплату за квартиру картинами, раз у Чарткова денег нет. Но хозяин наотрез отказался, а Варух Кузьмич – квартальный надзиратель уже рассматривал потрет странного старика. Схватившись за раму картины, он не рассчитал своей богатырской силы и она треснула, откуда выпал длинный сверток в синей бумаге, который ранее привиделся во сне Чарткову. Заверив хозяина, что ему всенепременно вечером заплатят эти двое ушли, а художник остался наедине со своими внезапно появившимися деньгами.