Дмитрий Анашкин - Сборник фантастических рассказов

• Название: Сборник фантастических рассказов
• Автор: Дмитрий Анашкин
• Жанр: Киберпанк

… Степан – музыкант, живущий в заброшенной мансарде на Пушкинской улице – отправился на свидание…. Что же произошло с ним по дороге? Почему девушка, идущая рядом с ним, одета в серебряный комбинезон космонавта с красной надписью «СССР»? Как случилось, что мир стал рисованным мультфильмом, а его спутница превратилась в Чебурашку, тонким голосом рассказывающего ему про Фен Шуй?.. … Русалка, полюбившая Слесаря. Что может быть прекрасней? О том, как слесарь Гера жил на живой барже и разговаривал с предметами; как рассорились Ручка для слива воды и Бачок унитаза, и о том, чем так страшна коварная Швабра. Как Гера жил с Русалкой… Об их счастье, и о том, как однажды Гера захотел вернуться в свой мир… … Одноклассники… кто из них окажется роботом Андроидом, вселившимся в человеческое тело? Почему инопланетяне преследуют его и ради его поимки готовы пойти, кажется, на все? Как удалось обнаружить преступника и тем самым спасти мир – об этом и еще о многом читайте в книге Дмитрия Анашкина «Сборник фантастических рассказов».

---

–Браво, Петрович! Хороший вопрос. – Он задумчиво посмотрел на светящуюся огоньками люстру и просиял сам:

– Он был пришельцем!

Все ахнули и подняли взгляды от тарелок.

– Как же, как же, расскажите поподробнее! – Включился кто-то из массовки.

– Да тут и рассказывать нечего, господа…. В его распоряжении была Машина Времени. Он ее использовал и попал к нам на премьеру…. Ну а дальше вы и сами знаете, что он написал. Так-с себе-с, легкая компиляция-с….

– То есть, Викентий Григорьевич, вы хотите сказать, – подала голос главная героиня (сейчас она была без куртки, в кружевном платье и туфлях на высоком каблуке). – Вы хотите сказать, что на нашей премьере будет сам Шекспир!?

– Полагаю, да-с… – скромно потупил взор Апполонов-Загривский и молча сел.

После только об этом и говорили. Все были крайне возбуждены вопросом; кто-то из массовки начал прихорашиваться, хотя премьера была еще далеко. Кто-то в волнении звонил по мобильнику, спеша поделиться радостной новостью. Кто-то обеспокоено ерзал и посматривал по сторонам, словно ожидая, что Шекспир, воспользовавшись своей Машиной Времени еще раз, уже сидит здесь, среди них и, спокойно попивая красненькое, слушает про себя и посмеивается – у него, возможно, на счет им написанного было свое мнение…

Однако все вскоре устали и пошли по домам. Поднялся и Аполлонов-Загривский. Он огляделся и, слегка пожав плечом, словно сожалея о чем-то давно минувшем, но в то же время прощая это минувшее за то, что оно было, прошел в гардероб; ему тут же услужливо подали пальто. «Мерси», – автоматически ответил режиссер, все еще пребывая в какой-то полудремотной сладкой истоме от того, что он смог, наконец, сформулировать аудитории свои идеи и они, кажется, БЫЛИ ПРИНЯТЫ. Открыв массивную дверь театра, он уже приготовился вдохнуть терпкий зимний воздух. «Там, кажется, снег…», – с приятным ожиданием прохлады и свежести он шагнул за порог.

Снега не было. Не было ничего. С беспокойством Аполлонов-Загривский оглянулся вокруг. Не было НИЧЕГО! Ни неба. Не земли. Ни даже воздуха, которым он, кажется, дышал еще секунду назад… Он в страхе сунул руку в карман в надежде нащупать там телефон, одновременно обратившись назад, к дверям театра… Но тщетно: театра не было; как не было и телефона в кармане его замечательного кашемирового пальто. Более того; он понял, что и пальто исчезло и, вдруг… с отчаянной, какой-то устрашающе кристальной ясностью он осознал, что и его, Викентия Григорьевича Аполлонова-Загривского… тоже, кажется, больше НЕТ!» КОНЕЦ.

Федоров, в совершеннейшем обалдении от написанного, поднял голову и огляделся по сторонам. Кругом слышались гудки. Машины пытались его объехать, но безуспешно. Своим громоздким джипом он перекрыл все движение. Какой-то водитель даже вышел из машины и, отчаянно жестикулируя, топтался у его дверей. Впереди было свободное пространство. Сзади огромная пробка. Федоров нервно ткнул передачу и тронулся. Народ забегал, занимая свои места. «Что за ерунда?» – звучало у него в голове, – «что случилось? Почему все двинулись?» Он чувствовал себя, как человек, глубоко заснувший и вдруг разбуженный неожиданно и бесцеремонно. Однако Федоров был опытным водителем и быстро вошел в режим только что проснувшегося дальнобойщика, которого напарник будил уже давно и безрезультатно и, в конце концов, сам упал на соседнее сиденье, так и не добудившись. И звук его падения послужил, наконец, последним сигналом, за которым не последовало бы уже совсем ничего хорошего для остановившейся посреди тайги груженой фуры…

Федоров снова уткнулся в хвост пробки. Мысли становились яснее. Происшедшее вспоминалось как сквозь пелену. Смутная догадка шевельнулась в его голове – он снова взял в руки компьютер и машины опять двинулись.

"Чудеса, да и только», – он никогда раньше не пытался писать за рулем. Максимум, что ему приходилось – это звонить по мобильному. Специально для этих целей он купил безлимитный тариф и теперь часами, стоя в пробках и в очередях "решал вопросы". Такого эффекта, как сейчас с компьютером, с телефоном он не наблюдал ни разу.

В этот момент он миновал место аварии, из-за которой и образовалась пробка. С некоторым удовлетворением, впрочем, смешанным с сочувствием, Федоров обнаружил на перекрестке два автомобиля. Первой была уже знакомая ему маленькая зеленая машинка с девицей в черных очках. Вторым виновником аварии был огромный "КамАЗ", вообще непонятно как сюда попавший. Судя по тяжело обвисшему кузову, машина была нагружена под завязку. «Зеленая», видимо, пыталась повторить маневр, ранее удавшийся с Федоровым. С той только разницей, что водитель грузовика не имел никаких шансов пропустить сунувшийся ему наперерез автомобиль. Он его просто не видел. Поэтому часть легковушки теперь еще существовала – слава Богу, это относилось и к кабине. Другая же часть превратилась в бесформенную лепешку, из которой шел пар. Сам водитель "КамАЗа" ошарашено чесал затылок. У его грузовика, кажется, был поцарапан бампер.

" Выхлопных газов надышалась, – констатировал Федоров. – Крыша съехала, и под "КамАЗ" бросилась". – Без дальнейших комментариев он минул место аварии. Дальше движение было более свободным, и до дома Федоров доехал без приключений.

***

На самом деле, никаким писателем Федоров не был. Он работал архивариусом в большом музее и по службе писал разве что только архивные справки. Заработать этим ему удавалось хорошо, да и только. Морального удовлетворения было ноль. Потому в свободное время Федоров писал. Написанное публиковал в Интернете, но до этого доходило редко. Обычно прекрасная идея очередного произведения уже к середине начинала буксовать и вскоре, как внедорожник, угодивший в болото, некоторое время еще бурля колесами и испуская пар, оставляла после себя только пузыри. Рассказы Федорова друзьям о произведении как о чем-то, что уже пишется, скисали. Никто, впрочем, его и не спрашивал.

Его девушка Маша к этому хобби относилась скептически. Критиковала, но, все же решив однажды, что это "лучше чем по ночам в кабаках водку жрать», тему оставила и к его вечерним сидениям за компьютером относилась терпеливо.

***

– Ну, ты Федоров и кретин! – Маша всегда выражалась предельно ясно и лишнюю смуту не любила. Выслушав его рассказ о мистической силе компьютера, рассказанный страшным загробным голосом, она, как обычно, все поняла по-своему.

Будучи девушкой материалистического склада ума, она ни во что такое не верила, и, даже несмотря на повальное увлечение религией, не ходила в церковь. Зато она посещала аэробику, бассейн и лекции по истории античного искусства. Зачем ей это было надо, она объясняла просто и без понтов: "Чтоб от других отличаться. На этих лекциях, бывает, кроме меня, вообще никого нет. Ну и, чтобы человеком интересным казаться и разговор поддержать, если об античном искусстве речь пойдет…» За четыре года их знакомства Федоров не мог припомнить случая, чтобы «речь пошла» об античном искусстве, но, в принципе, тоже не возражал. С «интересной» девушкой по-любому приятней.

– Ну, я не знаю, Федоров… – она посмотрела на него с некоторым недоверием. – Ты, по-моему, это… опять через край. Как тогда, когда у тебя чип в носу вмонтирован был.

– Не, Машунь, тут все серьезно… Я сам сначала не поверил. Только в руку возьму, а пробки нет… Как по волшебству прямо. – Он просветленно посмотрел на Машу. – Комп с пространством что-то делает! – Он задумался и добавил тише и с полувопросительными интонациями: – или со временем? Вот интересно! Буду завтра проверять! – в голосе звучал неподдельный оптимизм.

Она его, все же, как мужчину любила, и решила не расстраивать. Постаралась даже поддержать, но получилось, как всегда:

– Ты еще, знаешь чего, на очереди в сберкассу проверь или в пригородном поезде. Если и там ускорится, то вообще класс. – Прикалывается она или говорит всерьез – было не понять.

Федоров помолчал некоторое время, решая, обидеться или нет, но, так и не придя ни к какому выводу, продолжил значительно:

– Но это, Машка, еще не все.

– Не все? – Маша посмотрела на него обеспокоено: зная характер Федорова, ожидать можно было что угодно.

– Я еще… писать начал… – он замялся. – С какой-то невероятной скоростью. И непонятно о чем. – Закончил он как-то совсем не оптимистично.

Маша непонимающе посмотрела на Федорова. Она была невысокого мнения о его писательских способностях, но, будучи девушкой умной, старалась держать свое мнение при себе. То, что он пишет медленно и почти ничего не заканчивает, она знала с его же собственных слов. Федоров периодически рассказывал, «как обстоятельно обдумывает темы произведений, как выстраивает структуру текста, как корректирует написанное по пятнадцать раз еще в процессе написания, а затем – что ему, кажется, пришла новая актуальная идея, а предыдущий рассказ подождет, не на пожар ведь торопимся». Маша отработала некий специфический лексикон для поддержания подобных разговоров («ты у меня обстоятельный», «логика – это главное», «не, пожар нам ни к чему»), и теперь сказанное Федоровым было ей не до конца понятным.