Дмитрий Дубенский - Революция, или Как произошел переворот в России

• Название: Революция, или Как произошел переворот в России
• Автор: Дмитрий Дубенский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-101779-8

Сборник содержит воспоминания генерал-майора Свиты Императора Николая II, военного историографа Великой войны Д. Н. Дубенского (1857–1923), появившиеся в свет в эмигрантском журнале «Русская Летопись». Впервые публикуются в России без сокращений и с приложением материалов бывших «спецхранов», которые позволяют раскрыть (накануне 100-летнего юбилея) многие малоизвестные страницы истории Февральской революции 1917 г. Для всех интересующихся историей нашего Отечества.

---

Главнокомандующие:

Северным фронтом – генерал-адъютант Николай Владимирович Рузский{79}.

Западным – генерал-адъютант Алексей Ермолаевич Эверт{80}.

Юго-Западным – генерал-адъютант Алексей Алексеевич Брусилов{81}.

Румынским – генерал Владимир Викторович Сахаров{82}.

Начальник Главной санитарной и эвакуационной части, Его Императорское Высочество принц Александр Петрович Ольденбургский{83}.

Туркестанский генерал-губернатор, генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин{84}.

Генералы Клембовский, Лукомский, Кондзеровский – ближайшие помощники генерала Алексеева, – все это умные, толковые люди, известные генералы Генерального Штаба, работали свое дело усердно и вообще Ставка была поставлена твердо.

Гарнизон Ставки состоял из следующих частей:

1. Георгиевский Батальон, сформированный для охраны Ставки во время войны и составленный исключительно из раненых Георгиевских кавалеров; это были избранные по своим заслугам люди. Командовал ими генерал-майор Пожарский{85}, тоже Георгиевский кавалер, видный, прекрасный боевой командир. Все офицеры, подобно солдатам – раненые и Георгиевские кавалеры. По своему виду, по своей безукоризненной службе Георгиевский Батальон являлся превосходной частью. Люди одеты были в красивую форму с Георгиевскими цветами. Нельзя было не любоваться часовыми, стоявшими у подъезда Государя, командами, караулами этого Батальона, встречавшимися по городу.

2. Одна очередная сотня Конвоя Его Величества. Казаки-Конвойцы несли свою обычную службу внутренних постов во дворце Государя. В Ставке постоянно находился командир Конвоя С. Е. В. генерал-майор граф Александр Николаевич Граббе – граф Никитин и очередные офицеры дежурной Сотни. Внешний вид Конвойцев и их выправка обращали на себя внимание в особенности иностранцев, всегда поражавшихся и нарядностью формы и красотою кавказских казаков.

3. Одна (кажется) дежурная рота Сводного Его Величества полка. Люди этой части отличались превосходной выправкой и очень внимательной дворцовой службой. Командир полка С. Е. В. генерал-майор Ресин{86} находился постоянно в Царском Селе, а в Ставку поочередно командировался один из старших полковых штаб-офицеров и офицеры дежурной роты.

4. Несколько команд Собственного Его Величества ж. – дорожного полка, обслуживавших технически Императорские поезда во время их движения и в Ставке.

Командир полка генерал-майор Сергей Александрович Цабель держал свою часть в отличном виде.

Затем была противу-аэропланная батарея и, насколько помнится, строевых частей больше не было, если не считать автомобильной роты, обслуживавшей во все время войны огромный гараж Ставки. Командир роты капитан Вреден{87} умело вел свое трудное дело.

Гарнизон был невелик, но находился в полном и блестящем порядке.

Писарские и нестроевые команды особенно разрослись, и потребность в писарях значительно возросла и расширилась.

Все части и команды были размещены в казармах и других помещениях, содержались прекрасно и положительно гордились, что они служат в Царской Ставке при Государе Императоре.

А все-таки, при всех этих кажущихся благоприятных условиях жизни и работы Ставки, уже с первых часов приезда туда Государя чувствовалась некоторая неуверенность в ближайших событиях, но не в смысле военного порядка в самой Ставке, а в общей государственной жизни России.

Определенно об этом говорили редко, но в полусловах, в замечаниях сказывалось беспокойство.

Вечером, после обеда, который ничем не отличался от предыдущих Высочайших обедов, я отправился на телефонную станцию для переговора через Царское с Петроградом. Телефонист мне передал, что только окончился разговор Государя (из Его кабинета) с Императрицей в Царском, длившийся около получаса.

По телефону узнал, что сегодня 24-го февраля в Петрограде были волнения на Выборгской стороне. Толпы рабочих требовали хлеба и было несколько столкновений с полицией, но все это сравнительно скоро успокоилось. В Петрограде многие не верят в искренность этих требований и считают подобное выступление за провокацию, выражавшую общее недовольство Правительством. Передали также, что на завтра ожидаются гораздо большие волнения и беспорядки. Войска получили приказ оставаться в казармах и быть готовыми к немедленному выступлению по требованию властей. Я обещал переговорить на следующий день вечером, чтобы узнать, что произошло в Петрограде за день. В этот вечер я узнал, что поступившие телеграммы также ничего радостного не сообщили.

Могилев

Суббота, 25-го февраля{88}.

Уже с утра в Ставке стало известно, что волнения в Петрограде приняли широкие размеры. Толпы появились уже на Невском у Николаевского вокзала, а в рабочих районах, как и вчера, народ требовал хлеба и стремился производить насилия над полицией. Были вызваны войска, занявшие площади, некоторые улицы. Революционное настроение масс росло. Государственная Дума с Родзянко во главе предъявляла Правительству новые настойчивые требования о реорганизации власти. Все эти тревожные сведения достигли Могилева отрывочно и определенных сообщений о мероприятиях, принятых властями для подавления беспорядков в Столице, – не было.

Меня интересовал вопрос, как относятся в Ставке к Петроградским событиям. Здесь были лица, которые, в силу своего высокого служебного положения, должны были ясно определить картину начавшихся революционных выступлений. Таких людей в Ставке было двое – и оба они близко стояли к Государю и обязаны были отозваться на Петроградские события и понять весь их ужас. Это генерал-адъютант М. В. Алексеев и Дворцовый Комендант генерал Воейков. Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы, с которой находился в полной связи. Он был надеждой России в наших предстоящих военных операциях на фронте. Ему глубоко верил Государь. Высшее Командование относилось к нему с большим вниманием. На таком высоком посту редко можно было увидать человека, как генерал Алексеев, к которому люди самых разнообразных партий и направлений относились бы с таким доверием. Уже одно то, что его называли по преимуществу Михаил Васильевич, когда о нем упоминали, говорит о всеобщем доброжелательном отношении к нему. При таком положении генерал Алексеев мог и должен был принять ряд необходимых мер, чтобы предотвратить революцию, начавшуюся в разгар войны, – да еще в серьезнейший момент, перед весенним наступлением нашим. У него была вся власть. Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем Его Величества. Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и ее прогрессивный блок – не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению, генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, но с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность и беспомощность. Как это случилось, – понять трудно.

Дворцовый Комендант генерал В. Н. Воейков благодаря своему положению должен был хорошо знать, что происходит в столице{89}. От Министерства Внутренних Дел и от своих агентов он имел сведения о политическом движении. Ему открыты были все пути, и он обязан был неуклонно и настойчиво добиваться мероприятий для прекращения начавшихся волнений. А между тем Воейков, прибыв с Государем в Ставку накануне революции, не обращал внимания на надвигавшиеся события и занимался личными, пустыми делами, вроде устройства квартиры для своей жены, которую ожидал на днях в Могилеве и для которой был нанят дом. Я не могу понять – неужели он не верил, что положение так грозно, и надо безотлагательно принимать меры, тушить занимавшийся пожар. Должен, однако, сказать, что в этот день (25-II) Воейков, видимо, все-таки тревожился, ходил весь красный с широко раскрытыми глазами, меньше буфонил, но никто из нас не слыхал ни о каких серьезных с его стороны распоряжениях.

Генерал Алексеев и генерал Воейков получали известия из Петрограда, совещались, докладывали обо всем Государю, но они, единственные, которые могли сокрушить мятеж, – никаких мер не принимали.

Государь, вероятно, и не все знал, так как он был совершенно спокоен и никаких указаний не давал.

Генерал Воейков вообще не пользовался большим авторитетом в глазах Государя, в делах широкого государственного значения, но при начавшейся революционной смуте, угрожавшей Царскому Дому, он мог и был обязан настоять на решительных мероприятиях в том виде, в каком это требовалось обстоятельствами. Надо было спасать положение и, может быть, сделать необходимые уступки, весьма срочные и толковые, дабы сохранить порядок.

Весь мой вечер прошел в продолжительных беседах с С. П. Федоровым, К. Д. Ниловым и бароном Штакельбергом. Грустное сознание, что ничего не делается для восстановления порядка, что все как-то опустили руки и словно боятся проявить необходимую твердость власти, – это чувство слабости и беспомощности, – охватывало и нас.