Александра Бракен - Пассажирка

• Название: Пассажирка
• Автор: Александра Бракен
• Жанр: Зарубежная фантастика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-102207-5

Семнадцатилетняя Этта Спенсер не подозревала, что ее виртуозное, на грани фантастики владение скрипкой – часть скрытых мистических способностей. Внезапно пробудившееся в ней магическое наследие отбрасывает девушку на сотни лет в прошлое. Напуганная и растерянная, Этта оказывается в 1776 году и в самой гуще морского сражения.

Ее спасает молодой капитан, который должен доставить девушку к загадочному семейству Айронвуд, настолько могущественному, что им оказалось под силу похитить Этту из ее времени. Но зачем?.. В поисках ответа Этта и Николас мчатся сквозь столетия, разгадывая еще одну загадку – тайну невероятного притяжения друг к другу.

---

Первые капли дождя брызнули ему в лицо, скользнули по щеке и сорвались с подбородка. Это был странный, трепещущий миг. Почувствовав, что застревает в этом мгновении, Николас огляделся в поисках какого-нибудь временного убежища, зная, что Джулиан скорее потребует найти ему убежище, нежели рискнет замочить ботинки. В стороне от чортенов – низких белых построек, приютивших замысловатые яркие молитвенные барабаны, – виднелось несколько небольших закрытых уступов, где плакальщики разместили конические реликварии.

– Есть! – Джулиан испустил резкий радостный вопль, выбросив кулак в воздух. Туман, окутывавший монастырь, рассеялся, будто прибитый дождем, и лежал озерной гладью, скрывая тысячи футов между уступом и отвесным скалистым обрывом внизу. – Где камера? Разбей ее, парень! Все равно никто не увидит…

Взорвавшийся над головой гром отскочил от гор, словно пушечная канонада. Николас напрягся, сжавшись от оглушительного грохота.

Не успел гром затихнуть, как небеса разверзлись дождем, на мгновение ослепившим его своей мощью. Николас испустил испуганный вздох, когда удары капель слились в сплошную стену воды – огромную волну, которую он видел лишь однажды на море, когда корабль отнесло к краю урагана. Потоки дождя неслись с уступов, заливая все вокруг него, почти сбивая с ног.

Джулиан…

Николас крутанулся обратно к краю тропы как раз тогда, когда Джулиан повернулся что-то ему крикнуть, и увидел, как левая нога брата исчезла вместе с раскрошившимся под нею грязным уступом.

Едва Джулиан исчез из виду, резко упав вниз, сознание Николаса пронзила единственная мысль: «Не так».

– Ник! Ник! – Джулиану удалось уцепиться за обломки уступа, рука выскальзывала из намокшей перчатки, а он болтался в воздухе над камнями, грязью и деревьями. Николас прополз последние несколько футов между ними на животе и тянулся, тянулся, а содержимое рюкзака, погрохатывая, впивалось ему в спину…

Лицо Джулиана побелело от страха, его губы шевелились, умоляя: «Помоги мне, помоги мне…»

С чего бы?

Эта семья… забрала у него все: настоящую семью, свободу, достоинство…

От мысли, что он наконец-то возьмет что-то взамен, холодное горькое удовлетворение заполнило его душу до краев.

Потому что он – твой брат.

Николас покачал головой, чувствуя, как дождь начинает сносить его к уступу.

– Протяни… подними руку вверх… Джулиан!

Решительность отразилась на грязном лице Джулиана, когда тот поднял свободную руку вверх, пытаясь поймать протянутую руку Николаса.

Джулиан разжал вцепившуюся в уступ руку, чтобы оттолкнуться вверх, Николас рванулся вперед и поймал его пальцы…

Вес, который он удерживал, пропал, когда рука Джулиана выскользнула из перчатки, и темный силуэт несчастного бесшумно скользнул вниз сквозь перистый туман, рассеявшийся достаточно, чтобы Николас увидел на дне ущелья вспышку света, когда тело Джулиана рухнуло в поблескивающую грязь.

Вдалеке раздался гул и грохот, и Николас понял, что проход, которым они пришли, обрушился.

В ушах Николаса ревела кровь, преследуя его собственный беззвучный крик; ему не нужно было смотреть, искать среди дождя и тумана, чтобы понять: само время украло изломанное тело Джулиана и растворило его в памяти.

Нью-Йорк Настоящее время

1

Удивительно, но каждый раз при взгляде на них Этта по-прежнему видела что-то новое, чего не замечала прежде.

Строй картин годами висел в гостиной все на том же месте за диваном – раскадровка величайших событий маминой жизни. Иногда, рассматривая их, Этта чувствовала, как что-то сжимается в животе: и не зависть, и не тоска, но какой-то слабый отголосок того и другого. Она сама путешествовала с Элис, объездила полмира с международным конкурсом скрипачей, но не видела ничего похожего на сюжеты маминых картин. Ничего сравнимого с этой горой, по которой вилась светлая тропа, устремляясь вверх сквозь деревья к облакам, к невидимому пику.

Но только теперь, перегнувшись через спинку дивана, Этта заметила, что Роуз нарисовала две фигурки, пробирающиеся вверх по тропе, наполовину скрытой вереницами ярких флагов, развевающихся над головой.

Глаза скользнули по другим картинам. На одной был вид из первой студии Роуз на Шестьдесят шестую улицу и Третью авеню. На другой – ступеньки Британского музея, засиженные туристами и голубями, где она писала портреты прямо на улице, когда снова переехала в Лондон. (Этте всегда нравилась эта картина, потому что мама запечатлела момент, когда Элис впервые увидела Роуз и подошла отчитать ее за то, что та прогуливает школу.) Темные буйные джунгли ластились к влажным камням Террасы слонов Ангкор-Тхома – к восемнадцати годам Роуз наскребла достаточно денег, чтобы полететь в Камбоджу, и очаровала археологов, взявших на раскопки девчонку без малейшего опыта. На следующей был Люксембургский сад во всем его летнем великолепии, нарисованный, когда она поступила в Сорбонну. А под ней, упершись в спинку дивана и прислонившись к стене слева, стояла новая картина: залитая пылающим розовым золотом пустыня на закате, усеянная осыпающимися руинами.

История жизни ее матери. Те кусочки, которыми Роуз была готова поделиться. Этта задумалась: что за историю хранит новый сюжет, – уже многие годы у Роуз не было времени рисовать для себя, и еще больше лет утекло с тех пор, когда она рассказывала Этте сказки на ночь по своим картинам. Девушка едва могла вспомнить, какой мать была тогда: до бесконечных путешествий с лекциями о новейших реставрационных методах, до бесчисленных проектов в отделе хранения Метрополитен-музея по очищению и восстановлению работ старых мастеров.

В двери звякнул ключ, и, спрыгнув с дивана, Этта поправила подушки.

Перед тем как зайти, Роуз в последний раз встряхнула зонтик в коридоре.

Несмотря на ранний осенний ливень, она почти не намокла – волнистые светлые волосы, скрученные в узел; мокрые, но не загубленные каблуки; застегнутый на все пуговицы плащ. Этта, смутившись, протянула руку, пытаясь пригладить собственные волосы, жалея, что все еще не сменила цветастую пижаму на платье для выступления. Ей нравилось, что они с мамой так похожи – словно составляют комплект, – потому что, не видя отца, глядящего на нее из зеркала, было проще принять жизнь без него. Но теперь Этта понимала: их сходство лишь поверхностно.

– Как прошел день? – спросила Этта, когда мама окинула взглядом пижаму и отвернулась, вскинув брови.

– Разве тебе не пора уже быть одетой? – вместо ответа поинтересовалась Роуз; ее английский акцент хрустнул таким неодобрением, что внутренности Этты непроизвольно сжались. – Элис придет с минуты на минуту.

Пока Роуз вешала плащ в крошечную гардеробную их крошечной квартирки, Этта бросилась к себе в комнату, чуть не поскользнувшись на нотах, разложенных на ковре, и почти кувыркнувшись головой в старый шкаф, служивший ей гардеробом. Несколько недель назад она выбрала рубиновое коктейльное платье для этого события, но теперь колебалась, задумавшись, не решит ли мама, что оно слишком неформальное или слишком жеманное с этими лентами, завязывающимися на каждом плече. Предстояло закрытое мероприятие по сбору средств для Метрополитена, и Этта не хотела, чтобы мамино начальство подумало, будто она ненастоящий профессионал.

Этта мечтала снова увидеть мамину улыбку, когда она заиграет.

Отложив красное платье, девушка вытащила более строгое приглушенно-черное и села за стол наводить марафет. Через пару минут мама постучала в дверь.

– Помочь с прической? – спросила Роуз, наблюдая за дочерью в висящее на стене зеркало.

Этта вполне могла сама укротить волосы, но кивнула, вручила маме пучок заколок со старой расческой и сидела, выпрямившись, а Роуз принялась распутывать волосы дочери, разглаживая их на макушке.

– Я не причесывала тебя с тех пор, как ты была маленькой девочкой, – тихо проговорила Роуз, собирая волны светлых волос в руке. Этта прикрыла глаза, припоминая, каково это – быть такой маленькой, чтобы после ванны сидеть у мамы на коленях и, пока она чешет волосы, слушать истории о ее путешествиях до твоего рождения.

Теперь она не знала, как ответить, чтобы Роуз не погрузилась снова в свое обычное тяжелое холодное молчание. И решила спросить:

– Повесишь новую картину, которую закончила? Такая красивая!

Роуз одарила ее одной из своих редких мягких улыбок:

– Спасибо, дорогая. Хочу заменить Люксембургский сад – напомни мне на выходных подобрать крепеж.

– Почему? – спросила Этта. – Мне она нравится.

– Лучше сработает игра цветов, – объяснила Роуз, схватив одну заколку со стола, и заколола волосы Этты назад, скручивая в жгут. – Течение тьмы к свету будет очевиднее. Не забудь, хорошо?

– Не забуду, – пообещала Этта, а потом отважилась спросить: – Что на ней?