Антология - Сакральная связь. Антология мистики

• Название: Сакральная связь. Антология мистики
• Автор: Антология
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906827-20-3

Под пером включенных в этот сборник признанных мастеров мировой литературы оживают захватывающие дух, а порой и леденящие душу истории о влиянии темных сил на человека, о встречах с призраками, удивительных судьбоносных совпадениях, проникновении за пределы воспринимаемого человеком мира, когда напряженное ожидание приближающегося неизбежного ужаса пугает сильнее, чем сам ужас, когда «сумеречные» состояния духа, атмосфера страха, разлитого в человеческом существовании, поначалу кажутся далекими и нереальными, а потом вдруг находят неожиданные подтверждения в повседневной жизни.

---

Сакральная связь. Антология мистики

«Мы не можем исключить литературу ужасов из духовной жизни современного человека – как не можем исключить чувство страха из нашей психики. Эта литература помогает нам заглянуть глубже в себя, разобраться: кто и что мы есть? Где проходят границы наших возможностей? Что мы знаем о себе и об окружающем мире? Иными словами, эта литература выводит нас на вечные вопросы, всегда волновавшие искусство».

В. Гопман

«Лучшие произведения, написанные в русле этой традиции, доказывают, что литература об ужасном, сверхъестественном – литература серьезная, значительная, нужная всем категориям читателей».

Стивен Кинг

Издательский дом «Флюид ФриФлай» выражает благодарность Ивану Масту за помощь в издании серии

© Е. Пучкова, перевод, 2016

© ИД «Флюид ФриФлай», 2016

Чарлз Брокден Браун

Сакральная связь

Родом я из графства Арма. Мои родители были зажиточными крестьянами и сумели дать мне начальное образование. Я, несомненно, пошел бы по их стопам и всю жизнь возделывал бы скудные поля, если бы не один случай, который я долгое время считал самой большой удачей в моей жизни, но теперь расцениваю как злостный умысел приспешников преисподней и первоисточник всех моих бед.

Ферма отца была частью владений человека, проживавшего в Дублине, куда он переселился насовсем, оставив поместье на попечение управляющих и слуг. Разбогател он благодаря удачной женитьбе. Благосостояние молодой жены служило лучшей рекомендацией в глазах мужа (для которого роскошь и положение в обществе были главными приоритетами), но разумные люди находили, что богатство – наименьшее из достоинств этой леди.

Несколько лет они прожили вместе. Если их союз вконец не испортил ей жизнь, то лишь благодаря ее редкому уму и самообладанию. Во всех своих поступках она руководствовалась велениями долга, в то время как ее муж, не ограничивая себя ни в чем, предавался разгулу и пагубному расточительству. Он был средоточием всех грехов, проистекающих из сочетания большого богатства и неправильного воспитания.

К счастью для его жены, он не задержался на этом поприще надолго. Узнав об измене любовницы, содержание которой стоило ему двух третей состояния, он пришел в ярость и послал сопернику оскорбительное письмо. Неизбежная в таких обстоятельствах дуэль закончилась его смертью.

Избавившись от унизительных и тягостных обязательств несчастливого брака, независимая вдова воспользовалась вновь обретенной свободой, чтобы жить в согласии со своей совестью, сохраняя и приумножая остатки состояния и тратя деньги на добрые дела. Ее планы подразумевали и посещение принадлежавших ей отдаленных имений.

Приехав на ферму моего отца, она зашла к нам в дом. Я был тогда еще ребенком, активным и смышленым, что пришлось ей по вкусу, и она решила взять меня на воспитание. Мои родители с радостью согласились на ее предложение. Так я оказался в столице.

У владелицы имения был сын моего возраста, и ее план состоял в следующем: если нас с ним будут растить и воспитывать вместе, то я привяжусь к своему юному господину, а когда мы вступим в пору возмужания, он обретет во мне преданного и умного вассала. Мы оба учились с удовольствием, но меня обучали выборочно, полагая, что некоторые дисциплины не нужны человеку моего положения и достатка. Однако и многое из того, что я изучал, моя благодетельница, будь она по-настоящему проницательна, сочла бы несовместимым с моим рабским положением. Чем глубже я погружался в историю и естественные науки, чем яснее мыслил, чем более утонченным становился мой вкус, тем настойчивее прорастали во мне свободолюбие и нетерпимость к нищете и рабству.

Годы детства и отрочества миновали, и госпожа решила отправить сына на континент для продолжения образования и приобретения надлежащих манер. Этот молодой человек обладал незаурядными способностями, а все его недостатки были следствием того образа жизни, который он вел благодаря солидному состоянию матери. Она окружила сына вниманием и заботой, мечтая лишь о том, чтобы он стал полезным членом общества. И, поскольку его достоинства были неоспоримы, он оправдывал ее надежды, но даже материнская любовь не смогла уберечь его от пороков, изначально присущих людям его круга, и тех, что проистекали от зрелища всеобщей развращенности.

Глупо было бы утверждать, что я не извлек максимум пользы из предоставленной мне возможности получить хорошее воспитание и образование. Как бы там ни было, но я не разочаровал госпожу в ее ожиданиях на мой счет. Я действительно искренне привязался к ее сыну и проникся глубоким уважением к ней самой. Сила воспитания сказалась и в том, что я всецело доверял моей наставнице. Недостатки, во многом схожие с недостатками ее сына, были свойственны и мне, однако зачастую, из-за моего низкого происхождения, их воспринимали как достоинства, благодаря чему в сравнении с ним я выигрывал – ведь пороки раба не так ужасны, как грехи повелителя.

В качестве приближенного вассала я должен был сопровождать молодого господина в путешествиях. Мои моральные принципы как нельзя лучше подходили для этой роли. Я старался служить ему верой и правдой, не помышляя о другой стезе. И все, что я делал, было исключительно в его интересах, а не напоказ. Если, несмотря на всю мою привязанность к нему, меня терзали сомнения, что предпринять в том или ином случае, я мысленно прибегал к помощи его матери, задаваясь вопросом, как бы в такой ситуации поступила она. Госпожа, наставница, покровительница, она не раз говорила мне, что доверяет моему суждению и моей честности. А прощаясь, не скрывала материнских слез, и не все они были вызваны расставанием с сыном, толика ее печали и нежности предназначалась и мне.

В течение всего времени, что мы провели на чужбине, я повсюду следовал за моим господином и регулярно переписывался с его матерью. Главной темой этих писем конечно же был ее сын. Я считал своей привилегией и даже долгом беспристрастно оценивать его поступки и, вне зависимости от моих собственных эгоистических соображений, высказывал свое мнение всякий раз, когда это могло принести пользу. Каждое письмо в Дублин, особенно те письма, в которых я позволял себе свободно критиковать его поведение, он с моего разрешения просматривал. Потворствуя его слабостям или не обращая на них внимания, я бы изменил сам себе – ведь моя обязанность в том и заключалась, чтобы ничего не замалчивать и прямо выражать свои чувства. Юноша, несомненно, был благороден, но ему не хватало твердости. То, что он поддавался иным искушениям, человек менее взыскательный, нежели ваш покорный слуга, счел бы вполне простительным, а в иных случаях даже похвальным. Я же должен был предупреждать его о возможных последствиях тех или иных действий и свое временно сообщать обо всем его матери.

В конце концов ему надоели мои наставления. Причем, чем справедливее была критика, тем с большей нетерпимостью он ее воспринимал. С каждым днем его все сильнее тяготило мое общество, и в результате он решил со мной расстаться.

Мы разошлись, но не затаили друг на друга обиду. Я не потерял его уважения. В письмах домой он воздавал должное и прямоте моего характера, и усердию в службе. Отставка не пошатнула и моего благополучия, ибо в глазах его матери этот случай стал лишь еще одним подтверждением незыблемости моих принципов.

И она оказала мне честь, приняв меня в свою семью. О чем еще можно было мечтать?! Я хорошо знал характер госпожи и мог не опасаться с ее стороны капризов или несправедливости. Не допуская никакой «родственной» фамильярности, я, тем не менее, относился к ней как сын. Безоговорочно полагаясь на мое благоразумие и честность, она доверила мне должность управляющего всеми ее городскими владениями и поручила расплачиваться с прислугой; я также должен был помогать ей подбирать работников и присматривать за ними. Хотя меня с детства готовили к рабской участи, я все же не знал в полной мере сопряженного с этим зла. Такая почти безграничная независимость, какой пользовался я, была доступна лишь самым свободным членам общества. Более того, облеченный властью распоряжаться деньгами и платить жалованье, я ощущал, как растет мое чувство собственного достоинства. Арендаторы и должники госпожи были в каком-то смысле и моими арендаторами и должниками. В обращении с ними я старался проявлять справедливость и мягкость. Все, кто служил в ее обширных и богатых владениях, подчинялись мне. К тому же у меня появилось свободное время, а моего заработка вполне хватало и на самообразование, и на развлечения.

Естественно, я был доволен своей жизнью. Но, помимо этого, хотя, казалось бы, о чем еще мечтать, в лице госпожи Лоример, благодаря тем отношениям, которые сложились между нами, я имел дополнительный стимул радоваться жизни.