Алексей Смирнов - Лента Mru. Фантастические повести

• Название: Лента Mru. Фантастические повести
• Автор: Алексей Смирнов
• Жанр: Триллер

Четыре повести о диких экспериментах в Сухумском питомнике, о похоронном поезде среди необъяснимого мора, о детективных событиях в Центре Психологического Роста и о бездумном противостоянии добра и зла под замершим солнцем.

---

Зал был заполнен на три четверти. Горели свечи. Половые в белых куртках, расчесанные на прямой пробор и унавоженные лаком, пригибались и преклонялись на грани пресмыкания, но странным образом не переступали последней черты. Тихий говор, укутанный в дымные простыни, плавал над кукольными столами.

Оффченко сидел на хорошем месте: не слишком далеко от эстрады и не очень близко. Яйтер, отправивший балалайку в путешествие по окружности кушака, косился на его столик, стараясь разглядеть спутницу. Ему не был помехой царивший в зале полумрак. Зато ум Яйтера не справлялся с потоком событий, и танцор никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Мысли его тяжело, как шишкинские мишки в сосновом лесу, перепрыгивали со спермограммы на стульчик, со стульчика – на арестантский экипаж, из экипажа – в объятия Оффченко, от Оффченко – к болтливой Марианне. Именно ее болтливости, а вовсе не ее же профессиональным обязанностям приписывал Яйтер осведомленность Оффченко в качестве его интимных флуктуаций. Теперь к этим мыслям прибавились новые размышления. Яйтер прижал балалайку к взопревшему животу и настоятельно забренчал. Он получил передышку и возможность повнимательнее присмотреться.

Особа, которой Оффченко как раз подливал что-то желтое из кувшина, сидела чуть сгорбившись и посматривала исподлобья. Короткая стрижка, крашеные волосы – вишнево-красные, выбеленные у корней. Маленькие, колючие, запавшие глаза; широкий нос, тяжелый подбородок, вывернутые губы. Ей было, возможно, лет сорок – а может быть, и все пятьдесят. Толстое бархатное платье при глухом вороте, длинные желтоватые пальцы, тонкая и тоже очень длинная сигарета. Рука отбивала такт. Нескрываемая чувственность, сводящая на нет непривлекательность лика. Оффченко что-то сказал, кивнул в сторону Яйтера, и дама вскинула брови с откровенным удивлением. Не сводя с нее глаз, Яйтер ударил по струнам прощальным ударом, отступил на шаг и коротко поклонился. Какой-то субъект, шатаясь и дымя папиросой, вырулил к эстраде, где попытался сунуть ему болотного вида бумажку. Яйтер сдержанно покивал, вынул бумажку из непослушной руки, спрятал в карман просторных парчовых штанов. Выпрямившись, он натолкнулся на взгляд, и сразу придумал, что делать дальше.

Вместо того, чтобы уйти на перекур и уступить очередь пианисту, который, как вороватый котенок, уже завис над клавишами, Яйтер изготовил балалайку и шагнул в зал. Долгая вступительная трель разлилась, подобно грибному дождю над спелыми колосьями. Вступление плавно перетекло в «Yesterday», и воображаемая ливерпульщина засияла надраенным самоваром. Поводя балалайкой, как огнеметом, Яйтер проследовал к столику Оффченко, где и встал, придвинув инструмент поближе к уху незнакомки. По залу поползли одобрительные рукоплескания. Яйтер прикрыл глаза, словно готовясь улететь, и под особенно жалостный перебор струн поднялся на цыпочки. Оффченко указал глазами на вазу и снова что-то шепнул. Дама расплылась в широченной улыбке, вынула гвоздику и протянула ее Яйтеру. Тот, не переставая играть, вытянул шею и принял цветок зубами.

– Осчастливьте нас вашим обществом, – попросил Оффченко.

Яйтер потряс головой, что означало недопонимание. Он же и так уже здесь, вот он.

– За столик присядьте, – сухо сказал куратор.

Яйтера часто звали посидеть за столиком, но вскоре его присутствие неизменно начинало тяготить едоков. С ним было трудно вести беседу. Казалось, что он все время чего-то ждет, и это производило неприятное впечатление. А Яйтер, если чего и ждал, то лишь наводящих вопросов и разъяснений.

Впрочем, он и не подумал отказаться.

– Ладно, – ответил он, молодцевато разворачиваясь обратно к эстраде.

Песня медленно умирала, уходя во вчера. Яйтер милостиво кивнул пианисту, и тот стал наигрывать нечто легкомысленное и ни к чему не обязывающее. У Яйтера было не более получаса свободного времени. Он оставил балалайку в артистической уборной, переодеваться не стал, вернулся и бочком проследовал в зал. Его возвращение приветствовали отдельными криками, которые быстро заглохли, стоило Яйтеру обосноваться за столиком, откуда Оффченко уже пощелкивал официанту.

6

– Это Зейда, – рот Оффченко приглашающе распахнулся, показались мелкие зубы.

– Очень приятно, – Яйтер попытался ласково улыбнуться. – Яйтер. А по отчеству?

– Как вас по отчеству? – озадаченно переспросила незнакомка низким голосом, с легким привизгом на слове «вас».

– Нет, он интересуется вашим отчеством, Зейда, – терпеливо объяснил куратор.

Оффченко сунул руку за пазуху, но тут же ударил себя по лбу:

– Это же у вас в сумочке. Покажите ему.

Зейда, оттопырив нижнюю губу, расстегнула сумочку, извлекла старую черно-белую фотографию, на которой был изображен строгий мужчина с квадратными усиками и в гимнастерке. На какой-то миг Яйтеру почудилось, что перед ним портрет его собственного отца. Приглядевшись, он понял, что обознался. Но вдруг припомнил и фамилию, и имя.

– Это же… – пробормотал он, не решаясь назвать отцовского соратника.

– Да, это он, – кивнул Оффченко. – Что же вы смутились? Теперь эти имена можно произносить безбоязненно.

Яйтер сидел и теребил скатерть.

– Давайте, однако, обойдемся без официоза. Мы же свои люди, к чему нам отчества? Нам и фамилии ни к чему – они слишком известны.

Тот отметил, что сам Оффченко оставался безымянным.

– А Яйтер – это разве имя? – не отставала Зейда.

Оффченко сдался:

– Хорошо, это фамилия. Вы же знаете, что детей врагов народа перенарекали, чтобы сын не отвечал за отца. В досье говорится, что фамилию ему дали из-за частого причитания «айяяй». Не сладко приходилось! А имя его в наши дни не вполне… – куратор помялся. – Не вполне благозвучно и не очень уместно. Его зовут Май Красногорыч. С Маем еще понятно, но что за красная гора присобачилась – теперь не докопаешься.

Подлетел официант.

– Шампанского, – приказал Оффченко.

– Я не пью, – возразил Яйтер. – Я совсем дурак, если выпью.

– По чуть-чуть, – настаивал сводник. – Я помню, что вам противопоказан алкоголь в больших дозах, – добавил он немного туманно. Яйтер не помнил, чтобы извещал Оффченко о неладах с выпивкой, которая пробуждала в нем непредсказуемые помыслы. Он и без спиртного уже ощущал неодолимое влечение к Зейде, тогда как та не выказывала ни малейшего смущения и рассматривала Яйтера даже с долей нахальства, обещая в чем-то повиноваться, но в чем-то и верховодить.

Официант наполнил фужеры.

– За знакомство! – Оффченко слегка ударил кулаком по столу, изображая безрассудную готовность к умеренному кутежу.

Пианист, к тому моменту переставший играть, симпатизировал Яйтеру. Когда фужеры соприкоснулись, он негромко исполнил туш, и гордый Яйтер важно помахал ему ручищей. Ему между тем становилось все тягостнее. Он никак не мог сообразить, к чему эта встреча и почему Оффченко принимает столь интимное участие в его судьбе. Нехитрые мысли, разорванные восходящими пузырьками напитка, забегали, как потревоженные мыши. Яйтер хватался за красного командира, бросал, цеплялся за сумочку Зейды и разбивался о черно-зеленое стекло бутылки.

– Дорогие мои, – гротескно захмелевший Оффченко раскинул руки и приобнял сотрапезников. – Вы помните песню о двух одиночествах? Я рад, что они наконец повстречались. Вы – люди похожей судьбы, одинаково обделенные жестокой историей. Опекая вас порознь, мы решили, что настала пора свести вас вместе. Кто, как не вы, лучше поймет и утешит друг друга? У вас много общего.

– Да я всегда пожалуйста, – хихикнула Зейда.

– А сколько вам лет? – спросил невоспитанный Яйтер.

– Семьдесят два, – отозвалась Зейда, ничуть не обидевшись.

– Манеры, – пробормотал Оффченко и сказал уже громче: – Да и вы, Яйтер, давно не мальчик! Что такое ваши годы? Вон какие анализы!

– Что же хорошего? – заспорил тот. – Вот, посмотрите, – он вытащил из кармана бумажку, чтобы показать Зейде, но вынул не справку, а двадцатидолларовую купюру. Он позабыл, что перед выступлением переоделся, да и справку порвал.

– Мне бы такие, – облизнулась Зейда.

– Попользуетесь, не волнуйтесь, – Оффченко показными, мелкими движениями демонстративно погладил ее покатое плечо.

Яйтер сидел насупленный.

– Это много, семьдесят два, – буркнул он. – Мне сына нужно.

– Зейде никак не дашь ее лет, – парировал Оффченко. – И у нее тоже есть справка. Покажите ему, Зейда.

Та с нескрываемым удовольствием заменила фотографию выпиской из протокола обследования. Яйтер не стал читать:

– Я в их делах ничего не смыслю.

– Я менструирую вовсю, – сообщила Зейда.

Яйтер машинально повел ноздрями.

– Не сию секунду, – уточнил Оффченко, чуть морщась. – В принципе.