Игорь Горев - Тень Хиросимы. Роман-легенда

• Название: Тень Хиросимы. Роман-легенда
• Автор: Игорь Горев
• Жанр: Русское современное

Роман многогранен: он одновременно фантастичен, мистичен и социален. Поражает словесное мастерство автора, его многочисленные придумки, шуточки, игра словами и образами. Во многих героях романа угадываются реальные исторические деятели современной эпохи, но автор умеет уклониться от любых возможных обвинений в шаржировании или клевете. Читайте роман, и вы получите не только уроки реальной жизни, но и наслаждение от отличной прозы. (Носков В. Г.)

---

Почти никто не выходит? Странно! – Ему захотелось крикнуть в зал: «Что вы тут забыли? Вставайте и идите! Здесь тесно и душно! А там, там воздух и солнце. Ну что же вы?..» – Двери с надписью «выход» оставались практически без движения. Как они размещаются?

Язык словно прилип к гортани. Его охватил сильнейший страх. Он попятился назад. Могучий источник света, бьющий откуда-то из-под потолка, ослепил и поглотил его. Он пытался жмуриться и закрываться руками. Нещадные лучи-щупальца ощупывали его своим холодным прикосновением. Заползали внутрь, наполняя оболочку новым содержанием. Он чувствовал себя похожим на пустую бутылку, брошенную в море. Волны качают её, захлестывают. Солёная вода затекает в открытую горловину. Бутылка захлёбывается и тяжелеет, и уже сама услужливо черпает вездесущую едкую воду. В следующую минуту, заполненная до краёв, она безвозвратно погружается на дно, становясь частью морской стихии…

Он стоял на сцене, щедро заливаемой пронзительными лучами. Зал, который он только что покинул, провалился, превратившись в непроницаемо чёрное ущелье. На пустынной сцене застыли хаос, разруха и безмолвие. В голове тоже.

Потерянный и раздавленный люминесцентными лучами, Он метался среди страшных развалин. Спотыкался и снова вставал, поднимая клубы мелкой серой пыли. Пыль была тёплая и мягкая. «Словно живая, – мелькнуло в голове. – Может, она и есть живая? Или… была живая!» Упав в очередной раз, Он быстро, чувствуя позывы тошноты, отдёрнул руки от мягкого пола и начал машинально стирать прилипший к ладони прах.

«Прах!? Почему прах? Нет, нет, это невозможно! – Он оглядел „сцену“ до самого горизонта, теряющегося вдали. – Я умер или живу? – Взгляд скользнул по чёрному провалу „зала“ и зажмурился в лучах „прожектора“. – Я мёртв?! Что же я вижу? – В лучах света повсюду кружились мельчайшие частички серой пыли. То вверх, то вниз, то, закручиваясь в весёлые водовороты. – Я жив!?»

– Ты чего мечешься!? Откуда ты взялся?

– Я?! – Он замер, соображая – Он слышит или мерещится.

– Ну, не я же. Я-то хорошо знаю, кто я и зачем здесь. Хотя… как видишь – не совсем хорошо. Вот очередной сюрприз.

– Я – сюрприз?! Почему?

– Чудак ты! Да тебя нет в сценарии.

– В сценарии!?. Ты кто? И где? – Придя в себя, Он начал оглядываться по сторонам в поисках говорившего.

– Я – Цивилиус – Управляющий сценой. Вот он я, в суфлёрской будке. Да что ж ты вертишься, словно тебя ошпарили!.. Ах, ну да, извини, я совсем забыл. Этот взрыв. Бу-бух! Впечатляюще, не правда ли? Да вот же я! Поверни голову направо.

Он повиновался. Справа, на самом краю «сцены», разместилась малоприметная будочка, едва поднимающаяся над полом «сцены», видимо, с одной целью: не мешать зрителю следить за представлением.

– Наконец-то заметил. А то я стал уже обижаться: как никак – Управляющий.

Осторожно ступая, Он подошел к будочке и наклонился, заглядывая внутрь.

Там было пусто. Над старым выщербленным столом горела тусклая лампочка. На самом столе стояла потушенная сгорбленная восковая свечка и лежала небрежно брошенная кем-то толстая кипа белоснежной бумаги. На первом листе красовался заголовок, набранный ровным типографским шрифтом: «Цивилизация Людей. Созидатель и потребитель».

Он посмотрел по сторонам, в поисках хозяина будочки. Пусто. Никого. На стуле и на полу валялись смятые ветхие, полуистлевшие листы. На некоторых тоже можно было различить странные, ничего не говорящие заголовки: «Цивилизация Атлантов», «Тёмная Эпоха», «Забытые Времена», «Безвременье» и так далее. Под последним заголовком Он заметил быструю пометку, сделанную размашистым почерком: «зазнались». И больше ничего.

– Вы где? Я вас не вижу.

– А ты хочешь увидеть необъятное? Чудак.

– Как необъятное, – не понял Он. – А голос?

– Голос – это то, что ты слышишь. Или желаешь слышать. Ты что, не понял – я Цивилиус. Я всё!.. И ничего. Я многолик. Как можно видеть сразу множество лиц в одном? А? Ответь, как?

Он опешил и пожал плечами:

– Я… не знаю. И всё-таки мы как-то разговариваем.

– Не знаю, – вроде разочарованно и задумчиво произнёс голос. – Потом помолчал секунду и добавил, – вот и я не знаю. Многого не знаю. Сижу тут, подсказываю глупые роли. Зачем? Кому? Вроде, всё ясно. Вот сценарий. Там аплодисменты и неуёмная жажда: ещё, ещё, ещё. И вот на́ тебе, появляется некто на сцене. И всё – бардак. Всё летит вверх тормашками. Кто ты? Ах, ну да – продукт познания. Дитя опыта. Говорю же ему: дух первичен. А он мне: давай попробуем. Познаем. Всё ему веселье, забава – давай да давай. А что ему. Нет, тоже чувствую: состарюсь и уйду. На покой. Смету весь этот хлам. Отчитаюсь перед Архивариусом. Сдам время и… – голос замолчал.

Наш «дитя опыта», как назвал его странный голос из ниоткуда, слушал хрипловатый, словно слегка простуженный тенор, силясь сообразить: с Ним ли разговаривает невидимый суфлёр или, может, он стал невольным свидетелем размышлений вслух. Всё сказанное никак не относилось к Нему и больше походило на ворчание старика, уставшего от жизни.

Он подождал, голос безмолвствовал.

– Ты где? – робко позвал Он. Ему не хотелось оставаться одному, среди кошмарных барханов праха.

– Да здесь я, здесь. Хм, как же быть с тобой?

– А что со Мной?! – испугалось «дитя опыта».

– Да видишь ли… да… в сценарии тебя нет.

– Как нет!? И что теперь?

– Я же тебе уже говорил: я не всеведущий и не пророк. Чего ты хочешь от того, кто является, по сути, рупором. В него шепчут, он оглашает. Дикарю это кажется чудом, и он с благоговением, граничащим с поклонением, взирает на диковинную штуку. Нет, мой друг, не расширяй моих полномочий. Триумвират молчит – и я безмолвствую. Если честно, между нами, я даже не понимаю, как мы с тобой общаемся и кто ты вообще.

– Как!

– Я же говорю тебе: я эхо. Ты слышишь: э-э-х-о-о! А что касается судеб, предначертаний и прочих высших материй – увольте. Я по горло сыт. Каждый день, из года в год, на протяжении веков, тысячелетиями одно и тоже. И ничего не меняется, только декорации, – голос вздохнул, будто и впрямь был тысячелетним стариком, которому до чёртиков надоело сидеть каждый день на одной и той же лавочке, да нечего делать – так надо. – Лампочки, бетон, турбины, квази-мега-идеи и открытия. Тьфу ты, и не выговоришь сразу! Открытия они делают! Чего их открывать. Иди, выйди из зала, раскрой шторы, и всё сразу станет понятно…

Голос явно начал раздражаться, и стало почему-то по-человечески жаль его:

– Цивилиус!

– А, что?.. Ах, это ты! Ты знаешь, я не привык, чтобы со мной кто-то разговаривал. Это так приятно, чувствовать себя частью диалога. А тут смотришь на сцену на этих напудренных нахохлившихся «звёзд», важно тычущих пальцем в небо в поисках истин и законов мироздания, и хочется бросить всё и бежать куда подальше, чтобы не видеть и не слышать. Не участвовать в этом светопреставлении. Эти актёришки, даже самые великие и гениальные, и не подозревают, какие жалкие роли они играют. Что они всего лишь шуты в угоду… Ох, что-то я разболтался. А ты знаешь, это приятно: говорить то, что хочешь, а не то, что тебе нашёптывают сценаристы спектакля.

– Цивилиус! – Он снова попытался обратить на себя внимание. – Цивилиус! Ты слышишь меня!

– А ты как думаешь? Ну конечно же, слышу.

– Цивилиус, ты сказал, что меня нет в сценарии. Что это значит?

– Ничего это не значит. Тебя нет в сценарии, вот что это значит.

– И?

– Что «и». Нет, значит нет! Тебя вообще не должно быть. Так, фьють. «Люкс»…

– Стой!… Стой! Так нельзя! Что значит фью?! Что значит «люкс»?! Что значит нет Я – вот. Стою на твоей чёртовой сцене и говорю с тобой, наклонившись в твою чёртову будку. Что значит нет!

Его терпение иссякло. Сколько ж можно слушать какую-то ахинею, когда Твоя судьба зависла непонятно где и как. И Он не знает: ни кто Он, ни как Его зовут. Он ничего не знает. И это пугает.

А и вправду: как Меня зовут, – промелькнуло в возбуждённой голове. – Да и так ли это важно – знать.

– Тихо, тихо, мой друг, а то и впрямь накличешь чертей. Или, как их зовут в этом секторе сцены, демонов. Ты хочешь знать, кого ты играешь, и чем закончится твоя роль?

Цивилиус замолчал. Лёгкий сквозняк зашуршал бумагами. Словно некто в раздумье перебирал их, собираясь с мыслями для ответа. Молчал и Он. Молчал с тревогой и равнодушно одновременно. И как уживались в Нём эти противоположные чувства? Он не задумывался.

Полумрак снова оживил хрипловатый тенор:

– Нравишься ты мне. В тебе есть какая-то новизна. Ты не смотришь в зал в ожидании чего-то. Тех же аплодисментов. Ты не ждёшь нетерпеливо и чутко моей подсказки. Да-а. Эта Цивилизация погубит сама себя… Да впрочем, как и все остальные. Слепцы! Надо же, громыхнули какую-то бомбу. Разметали декорации и думают, они всесильны. О да! Великое могущество марионетки. Взорвать собственную хлопушку и аплодировать самому себе от восторга и переполняющей гордости, не замечая, что руки-то оторвало взрывом, а они продолжают жить и хлопать, подвешенные на невидимых верёвочках. Бог ты мой… Ух ты, я стал заговариваться с тобой. – Голос испуганно осёкся и тут же продолжил, – Кружатся, кружатся на сцене. Играют, заигрывают. Порой переигрывают…