Светлана Смолина - Китайская чашка

• Название: Китайская чашка
• Автор: Светлана Смолина
• Жанр: Современные любовные романы

Он и она. Вечная история в ветхих декорациях маленькой московской квартиры. Он привык добиваться своего и все держать под контролем. Она никуда не стремится и не поддается контролю. Но как делить женщину, к которой тебя тянет неведомая сила, с другими мужчинами? И как отпустить, если без нее мир начинает рассыпаться, как древний манускрипт от случайного прикосновения? Чтобы у истории обид и сомнений был счастливый конец, Он должен забыть, кем была Она, а Она должна поверить Ему.

---

«Все будет хорошо», – уверяла она, даже если это «хорошо» не поддается рациональному объяснению. Даже если он устал, даже если сейчас ему тошно от постоянного стресса, и ярмо, которое он добровольно взвалил на себя, заставляет горбиться и временами проклинать все на свете. Он вслушивался в знакомые слова и почему-то хотел верить этой упрямой ослице, из-за которой потратил столько времени и сил впустую, вместо того, чтобы достроить свою квартиру и идти дальше. Хотя было неясно куда идти и когда наступит это «хорошо». Но она улыбалась и повторяла магическую формулу беспечной надежды, а привозной коньяк со сложным французским названием пился легко, как «Колокольчик», и от шестой чашки кофе сердце заходилось, как припадочный заяц.

Когда воздух в комнате от его и ее сигарет сгустился настолько, что стал видимым, а утыканная белыми и рыжими фильтрами пепельница почти скрылась в дымке от непогашенного окурка, мужчина вдруг вынырнул из алкогольного дурмана на поверхность.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю! – Она дернула плечом, не желая открывать своих тайн, и поднялась с пола. – Еще кофе?

– Коньяк закончился, – с сожалением пробормотал гость и спрятал опустевшую бутылку под столик. – Куда уж кофе! Или ты решила нас угробить?

– Если так случится… – туманно начала она, направляясь в кухню.

– То мы умрем в один день от инфаркта, – с мрачной ухмылкой подхватил он и завладел ее прохладными пальцами. – Вернее, в одну ночь.

– Не от кофе, – возразила соседка и попыталась высвободиться. – Уверяю тебя, не от кофе.

– Видали Кассандру! – Ехидство слов так противоречило его желанию довериться, что он и сам удивился этому парадоксу. – Откуда тебе знать?

– Я знаю. – Соседка упорствовала в своих заблуждениях относительно устройства мира, но машинально отступила, когда мужчина возвысился над ней и потянул за шелковый пояс. – Даже если ты не веришь.

– Так обрати меня в свою веру!

Бесшумное и безуспешное сопротивление одежды длилось несколько секунд. Проваливаясь в темноту желаний, он услышал ее сдержанный вздох и стук серебряной зажигалки, упавшей на вытертый ковер. Под ними обморочно качнулся упругий матрас, и мужчине стало нечем дышать в голубом аромате незнакомых духов.

– Скажи, как ты хочешь! – просил он, поворачивая к себе ее лицо с сомкнутыми ресницами и раскрытыми губами.

Она не отвечала, принимая его всего, с его накопившейся страстью, сомнениями, обидами и пугливой надеждой, которую дарила ему весь вечер. Он требовал признаний, но в ответ она сдержанно вздыхала и комкала в пальцах угол простыни. Даже сейчас, когда она уже принадлежала ему, он ощущал, что она все равно не сдалась, – упрямая хозяйка крохотной квартирки с плотно зашторенными окнами за запад, за которыми занимался дымный столичный рассвет.

Он очнулся от любовного похмелья посреди внезапно расцветшего утра, еще не зная, что навсегда отравлен ядом понимания и сострадания, что партия сыграна до конца и реванш потерял всякий смысл. Его мучила мигрень, злил цейтнот и беспокоили два десятка неотвеченных вызовов на экране мобильного. Он не задавался романтическими вопросами, когда она позволит увидеть ее снова или сможет ли он обрести свободу в чьих-то еще объятиях. Он старался не шуметь, не попадая ногой в штанину помятых брюк и выуживая из-под кровати носки. Задетый столик зазвенел грязными чашками, но она не пошевелилась, уткнувшись носом в сгиб локтя. Гость представил вульгарное обсуждение прошедшей ночи за утренней чашечкой кофе и фальшивый поцелуй на прощанье, и проникся благодарностью к ее глубокому сну. А соседка наблюдала за ним из-под ресниц, не обнаруживая своего бодрствования, и, когда заботливо придержанная дверь щелкнула стареньким замком, спрятала лицо в подушку и зарыдала горько и безутешно, как поруганная Аяксом Кассандра.

К вечеру следующего дня его мигрень разбилась о две таблетки обезболивающего, и он обрел способность полноценно думать и действовать. По дороге домой он даже не вспомнил о произошедшем накануне грехопадении и не посмотрел в сторону соседской двери. Ему хотелось тишины и покоя, однако уже за порогом своей квартиры он вспомнил, что ему предстояло отложенное объяснение с женой. Спутница жизни встретила его в прихожей прохладным приветственным поцелуем, и даже ужин был уже разложен по тарелкам. Он натянуто шутил, без интереса переключал каналы на телевизоре и мысленно сочинял правдоподобную историю, где он провел предыдущую ночь. История, как нарочно, не сочинялась, и он украдкой взглядывал в бесстрастное лицо жены, представляя, как исказятся холодные черты, когда их обезобразит неверие и праведный гнев. Но она вела себя так, будто он был примерным мужем, и к концу ужина он перестал изводить себя глупым сочинительством. Его бездарный рассказ изобиловал массой пустых деталей. В нем фигурировали дальние родственники и забытый в офисе телефон, что никак не объясняло припаркованной до утра у подъезда машины. Но жена ничем не выдала недовольства или обиды, и ему даже в голову не пришло, что она тоже не хочет участвовать в этом фарсе и делать вид, что поверила в его шитое белыми нитками вранье. Удовлетворенный исходом вечера, он позволил себе пропустить пару стаканчиков виски, и после второго в хмельной голове будто щелкнул выключатель, а мысли и желания устремились к соседке почти против воли. Но жена с равнодушным зевком заметила: «Опять у подъезда служебная ауди. Что в ней находят эти самцы? Ни кожи, ни рожи. Обыкновенная лабораторная мышь». И пока он вникал в смысл сказанного, она окатила его понимающим взглядом и ушла смывать обманчиво-теплый дневной макияж с холодного лица.

Сосед, решивший, что теперь эта женщина принадлежит ему целиком, с ее крохотной квартиркой, понимающими глазами, умелыми руками и запахом кофе над китайскими чашками в тончайшей паутинке растрескавшейся эмали, почувствовал себя наивным мышонком, попавшим во вкусно пахнущую мышеловку. Угольно-черная ауди, длинная и враждебная, как вражеская субмарина, с приоткрытым люком, на ребре которого повисали и рвались отражения сизых облаков, как неделю, две недели, три месяца назад поджидала назад «избранника народа», сошедшего к электорату с депутатского Олимпа.

– Шлюха!

В нем росло и крепло озлобление против обеих женщин. Против той, что фальшиво напевала старый шлягер в его ванной, и той, что удовлетворяла прихоти высокопоставленных самцов в квартирке с геральдическими лилиями французских монархов на выцветших обоях.

Он смотрел перед собой невидящими глазами и представлял точеный профиль, выступающий из ванильного плена подушки, как оживший римский барельеф. То, как она неспешно отворачивает голову, уклоняясь от назойливых поцелуев, а потом загорается и целует сама, и вновь отодвигается, раздувая угли чужой страсти, чуть припорошенные усталостью.

Он знал ее сегодняшнего гостя по многочисленным фотографиям и телеинтервью. В этом человеке его нервировало все, от дорогого костюма с пришпиленным к лацкану триколором до базарного говорка южных губерний и манеры чинно обращать одутловатое лицо к собеседнику, сомневаясь, стоит ли удостаивать его ответа. А теперь этот отвратительный боров был буквально у него за стеной, и сосед не мог отделаться от картинки, на которой тот слюнявит синюшными губами беззащитную женскую шею с пульсирующей жилкой, цепляется короткопалыми лапами за плечи и тянет к себе, на себя, задыхаясь в мутной похоти и ливневом потоке волос.

«Шлюхи, ненавижу!» Дотлевшая сигарета полетела в стоящую у подъезда машину, но своей цели не достигла, и сосед кулаком выместил злость на балконной двери.

Посвежевшая после душа жена с бесцветным лицом понимающе покивала на отказ присоединиться к ней и ее подругам в баре и принялась перебирать наряды в гигантском зеркальном шкафу, вросшем в сопредельную с соседской квартирой стену. После ухода супруги он впал в болезненное нетерпение, ожидая отъезда ауди. Наконец, блестя пробившейся сквозь редкий пушок лысиной, слуга народа вышел из подъезда и вскинул голову, насколько позволяла складчатая бычья шея, словно ожидал прощального жеста: воздушного поцелуя или взмаха платка.

Перегнувшись через перила, сосед с балкона силился увидеть сквозь задернутые занавески ее квартиры хоть какое-то шевеление или тень и с облегчением не увидел.

– Какого черта он приперся?

Незваный гость заполнил собой игрушечный коробок прихожей, отразившись от края до края в мутноватом настенном зеркале, искривляющем предметы то ли от старости, то ли по прихоти сумасшедшего зеркальщика. На ее лице застыла сдержанная улыбка, скрывающая настоящие чувства, и он во что бы то ни стало хотел сорвать ее. Но соседка наматывала на палец тонкую цепочку с золотой безделушкой и, казалось, нисколько не обиделась на то мерзкое и оскорбительное слово, которое он два часа таскал в звенящей голове и перекатывал по верхнему небу, как колючий шарик.