Валерий Рощенко - Романс с голубоглазой Эстонией

• Название: Романс с голубоглазой Эстонией
• Автор: Валерий Рощенко
• Жанр: Русское современное

Нужно быть предельно правдивым, чтобы ответить на многие вопросы, которые задает нам время, и чтобы читатель никогда не пожалел о том, что взял в руки эту книгу… Действие романа «Романс с голубоглазой Эстонией» происходит в сложное время борьбы эстонцев (и эстоноземельцев) за восстановление независимости. Главный герой Борис Перепёлкин, офицер подводник, оказывается связанным с Эстонией не только долгом порядочного человека, но и искренней любовью к эстонской девушке. Ему непросто добиться взаимности, а тем более – уважения сдержанной северянки…

---

Где-то в эту секунду летят самолеты, плывут корабли; где-то в Афганистане и в Анголе пылает война, кто-то умирает с оторванной ногой; южнее – в Кейптауне, в операционной – пересаживают сердце молодой девушки, погибшей в автокатастрофе, в грудь пожилому мужчине; в экваториальной Гвинее в теплой жиже жируют крокодилы, над их головами по лианам скакчут макаки; на другом контененте – на Амазонке, напуганная лесным пожаром, выползает на берег, сверкая чешуей, жирная анаконда; в притонах Венесуэлы не затихающая ночная жизнь, выплевывает поутру, как бледные огоньки сигарет, незащищенные зелёные плечи юных проституток; во льдах Арктики, среди синих торосов, в негаснущем мареве полярного дня бродят рыже-белые медведи; в дремучей сибирской тайге, отгоняя липкую мошкару едким дымом папирос, геолог коротает ночь, звеня на гитаре, мечтая о зелёном домашнем абажуре, о полке с вожделёнными книгами… А здесь, на затерянной в лесной глуши поляне, в шуршащей, как летний дождь, мятой копне, двум людям нет до того никакого дела. Они забывают обо всём, им кажется: секунда, другая – и они окажутся на пороге разгадки великой, важнейшей тайны на свете…

Туман окутывает поляну, посыпая траву серебристой пудрой росы. Всходит красная от стыда, но весёлая, хохочущая во весь рот луна. Сосны, трепеща и колыхаясь, тянутся вверх, как дым загашенных факелов. Чуть слышно где-то булькает ручей. Шелестит море за обрывом. Звенит листва на осинах, нашептывая какую-то таинственную любовную сагу. Вянут, умирая цветы под головой, оседаая на губах диким мёдом истомы. Долго сдерживаемое влечение, путаясь с очарованием белой ночи, не устаёт одаривать природу бесконечной вереницей фантастических открытий. Знакомые земные лики путаются, мешаясь с неземными, иконными. Луна уже делается изжелта-зелёной и отыскивает на небе черную муаровую ленту тучки, чтобы целомудренно прикрыть глаза. А караван, истерзанный долгим блужданием по пустыне, всё не устаёт припадать к хрустальному источнику, обнаруженному в песках, и никак не может утолить жажду под пальмами волшебного оазиса…

***

Опьяненные и счастливые, мы покинули лунную поляну и не торопились обменяться адресами, не торопились договориться о новой встречи, потому что полагали, что впереди у нас масса времени – целых три дня.

Утренняя заря уже заступала на вахту вместо вечерней; а мы только прощались у дверей вийвиного коттеджа, как прощаются ненадолго близкие люди. Я вернулся в экипаж и, едва приклонил буйную голову, как, точно пружиной, был вскинут командой боевой тревоги. Два моторных бота, будоража нежное сиреневое утро, вывезли моряков на рейд – там утюжила воду наша отремонтированная подводная лодка…

Отстало всего два матроса, они ушли в самоволку. Их не стали ждать, доберутся как-нибудь на перекладных до военно-морской базы в Палдиски.

Заполнив погружные цистерны, субмарина безвестно канула в безмятежное царство подводного мира. И тогда я понял, что, в сущности, у нас с Вийви нет будущего, мы вообще ничтожно мало знаем друг о друге – имя да то, что где-то работаем, служим. Не хочется думать, что мы потерялись навеки, может, нам удастся когда-нибудь встретиться в живом человеческом муравейнике. Но – когда и как?..

В сердце непрошенным гостем уже прокрадывается грусть, а на губах всё ещё горит, тлеет мед цветов, и в ушах звенит доверчивый стон осин…

6

– Кого я вижу?!.. Перепёлкин!.. Ты ли это?

В гулком вестибюле штаба старый однокашник раскрыл мне картинные объятия. Далее – как обычно:

– Привет, Андрей!.. Каким ветром?.

– Салют!.. Как жизнь в подводном царстве?..

– Нормально. А у тебя – в надводном?..

– Вяга хеа! – как говорят эстонцы.

Андрюха не без гордости выставил руку с сине-бело-синей повязкой дежурного офицера и расплылся в улыбке:

– Растем-с!..

Он сотрясал мою руку добрых три минуты.

– Вот ты в какую кают-компанию вхож!..

– У тебя тоже компания не хуже…

И тому подобное.

В общем, я задержался на три минуты, но просторный зал политуправления был уже полон. У задней стены, под портретной галереей основоположников марксизма-ленинизма и текущих лидеров компартии, сидели три адмирала во главе с командующим. Командир моей подлодки, капитан второго ранга Косторжевский, стоял за трибуной и листал конспект. Он встретил моё появление хмурым, недовольным взглядом, кивнул в сторону адмиралитета: мол, у них проси разрешения. Пришлось щелкнуть каблуками, обратиться к командующему:

– Виноват, товарищ вице-адмирал, задержался!.. Разрешите присутствовать?

Г. Ф. приспустил голову, глянул поверх очков. В вылинявших голубоватых глазах, как рыбы в воде, стояли довольство собой и недовольство окружающим миром. Казалось, человек явился на наш семинар прямо из ставки Сталина. Короткие холёные усы, густой бобрик волос, благообразное серебро седины. Розовые мясистые щеки поблескивали от обилия кремов. Солидный живот Г.Ф. держал его перед собой с принятой в верхних кругах важностью. Единственное, что отправляло нас к современности – форменная одежда, изменившаяся со времен войны.

– Это что, твой, Семен Семенович? – спросил он у Косторжевского.

– Мой, – скривившись, кивнул тот.

– Ну, батенька, подводишь ты своего командира, нехорошо! – процедил командующий устало-небрежно, оглядывая меня холодным и колючим, как ломанная сталь, взглядом.

Я стоял, вытянувшись и помалкивая. Пускаться в объяснения с командующим глупо.

– Чего молчишь? – спросил Г.Ф. – Фамилия?

– Капитан-лейтенант Перепёлкин, БЧ- два, три, товарищ вице-адмирал!

– Что ж ты, Перепёлкин, мать твою, ставишь своего командира буквой «зю»?!.. Торпедист должен быть точен, как хронометр!..

– Виноват. Хронометр и подвёл, – я выставил напоказ наручные часы.

– Так выброси их к бениной матери! Да побыстрей швартуйся за стол.

Молодые офицеры подобострастно хохотнули. Я расстегнул ремешок; садясь, швырнул часы в раскрытое окно со второго этажа. Они зашелестили внизу, в кустах сирени, вспугнув стаю воробьёв. В актовом зале сделалось тихо, как в подводной лодке на глубине двести метров. Все инстинктивно втянули головы в плечи. Г.Ф. отвесил малиновую губу.

Механически проследив за моими часами и убедившись, что они благополучно улетели, командующий надулся, как черноморскый бычок.

– Что за фокусы, мать вашу!? – хмыкнул он. – Ты, я вижу, батенька, ещё тот орёл!..

Продумав, он отстегнул свои командирские с золотым браслетом и кинул мне через стол.

– Лови, каплей!.. Один – ноль в твою пользу!..

Зал разрядился вздохом облегчения. Многие офицеры зашушукались, оглядывались на командующего, потом с завистью – на меня. «Повезло Перепёлкину, ни с того ни с сего адмиральские часы обрёл, да ещё золотые!..» Настроение у всех поползло вверх.

Кап-два Косторжевский, откашлявшись, начал запланированный доклад. Всё шло по проторённой дорожке: и доклад, и выступление дивизионного замполита, сглаживавшего углы и недочёты, потом – выступления офицеров, почти обязательные и одинаковые, как яйца в инкубаторе. Каждый заверял окружающих и себя в том числе, что крепко стоит на платформе трудового народа, что всецело осуждает оголтелый империализм, рвущийся в мировому господству, и что очередной съезд КПСС встретит с большим трудовым и моральным подъемом; а всё это, в конечном счёте, благотворно скажется на боевой и политической подготовке вверенной ему боевой части.

Комнадующий пребывал в полудремотном состоянии; было непонятно, что его вдруг разбудило. Неожиданно, прервав выступление одного из лейтенантов, он тяжело вздохнул и, грузно поднявшись, двинулся к красной трибуне. Молоденький вихрастый лейтенантик, пораженный страхом и почтением, посторонился, приняв стойку «смирно».

– Значит так, молодежь! – Г.Ф. не стал за трибуну, а оперся о неё локтем, свесив руку, унизанную обручами золотых регалий. – Многие из вас, как вижу, не дооценивают роль таких семинаров. Подходят к ним формально. Напрасно, я вам скажу, товарищи – господа офицеры!.. Потому как такие собрания имеют под собой практическую, бляха-муха, пользу. Какую – спросите?!.. Да такую, что конкретизируют нашу боевую задачу. Это должно быть ясно, как «отче наш»!..

– Так точно, товарищ вице-адмирал! – гаркнул лейтенантик, всё дальше отодвигаясь от трибуны, как бы давая ещё больше места тучному телу командующего.

– До ни хрена тебе не ясно! – Г.Ф. устало-задумчиво выкатил масляные губы. – Седьмой американский флот борозит, бляха-муха, Средиземное море, Куба по-прежнему обложена со всех сторон. Надо вникать в общественно-политическую обстановку, а не тарабанить, как попугай. В Афганистане появились вертолёты незнакомой конструкции, американцы называют их «морские жеребцы». А вы – мне: «империализм- социализм»!.. Нет, это, конечно, тоже надо знать. Но мы должны смотреть в корень, как говорил Козьма Прутков. У нас тут, в Прибалтике, под носом тоже зашевелился, бляха-муха, националистический элемент. Стратеги НАТО пытаются разыграть прибалтийскую карту. И не надо прятать голову в песок наподобие страуса. Надо смотреть правде в глаза, вскрывать всякие, пускай даже неприятные факты. Тогда мы будем во всеоружии. Потому как тут, по-соседству, – Польша. Там долбанная «Солидарность» мутит воду. Может кто-то хотел бы повторения венгерских и чехословатских событий?!.. Вот какая назревает обстановка, братцы-кролики!..