Дмитрий Калюжный - Эквиполь инженера Шилина. Научно-фантастический роман

• Название: Эквиполь инженера Шилина. Научно-фантастический роман
• Автор: Дмитрий Калюжный
• Жанр: Научная Фантастика

Изобретатель Боб Шилин придумал прибор, позволяющий преодолевать силы гравитации. Начальство его не ценит, жена бросила… Он использует прибор в личных целях и привлекает к себе внимание международных террористов, российской Службы антитеррора и спецслужб нескольких стран: ведь, по сути, он изобрёл новое оружие! Шилин пытается скрыться от сумасшедшего, меркантильного, агрессивного мира. Но этот «мир» будет гоняться за ним до последнего, до своего самоуничтожения…

---

Лишь в краткие минуты обеда он опять вернулся мыслями ко вчерашним событиям. А произошло вот что: на его мобильный неожиданно позвонила тётка и сказала, что она уже в Стамбуле. Он просто не знал, что делать. Она звонила неделей раньше, и он ответил, что приезжать не надо. Что он сам приедет, когда сможет. Но она потащилась в такую даль, и вот приехала. Что ему было делать?

С одной стороны, он не был обязан скрывать, где живёт. Он не боевик, а просто системный администратор, в свободное от легальной работы время выполняющий задания Организации. Но вот что он работает на Организацию, скрывать следовало. А в его деревне все знали! Пусть не он сам разболтал об этом, а дедушка Мустафа после встречи с серьёзными людьми, ездившими по деревням в поисках кадров для Организации. Хоть они и спросили о нём мимоходом, но ведь спросили. А дедушка Мустафа ужас какой умный…

Поэтому Ахмед Беджи не любил, когда кто-то из односельчан приезжал к нему. Мало ли, ляпнут ненароком не там, где надо, и не то, что можно. Или назовут его при тех, кто знает его по этой жизни, старым именем. Тётка ведь не знает, что он теперь Ахмед Беджи.

С другой стороны, тётка есть тётка. Самая близкая в роду. Только через неё он получает весточки с родины, узнаёт, кто и как. И возраст у неё, и здоровье не те, чтобы откладывать встречи «на потом»… И он поехал на вокзал, а она была там не одна, а с дядей Мамедом, и пришлось придумывать, где бы посидеть незаметно…

И тут оказалось, что дядя Мамед теперь старейшина, потому что дедушка Мустафа умер! И ещё семеро умерли!

Он вспомнил слова тётки: «Просьбу старших надо уважать, сынок. Помни, ты курд!» Но что за бредятину придумал дядька Мамед?! Ехать в Москву, чтобы убить там какого-то русского. Будто у него без этого мало забот. Будто он умеет убивать. Они думают, раз он член Организации, то наверняка боевик и ему всё равно куда ехать и кого убить. Какой поверхностный взгляд! Эти наивные люди ничего не понимают в политике. «Их было два негодяя, Муршуд и Ши-линь, – сказал дядя Мамед. – Одного убьёт Саид, внук Мустафы. А наша семья поклялась убить Ши-линя».

«Ши-линь? Это китаец какой-то, а не русский», – возразил ему Ахмед. А тётушка ответила, что русский или китаец, это всё равно. Он сделал ядовитую водку и должен умереть. Ахмед возмутился: «А зачем вы пьёте водку? Раньше никто не пил, а я и теперь не пью. И жив-здоров». А тётушка шлёпнула его ладошкой по губам: «Как ты смеешь судить старших?» А дядя Мамед спросил, не забыл ли племянничек Коран. Ахмед немедленно процитировал по памяти Суру 29:4: «Неужели те, которые совершают злые деяния, полагают, что они избегнут наказания? Скверно же они судят!»

Не стоило встречаться с тёткой. Сказал бы, что он теперь не в Стамбуле, и всё. Обманул бы её, многие годы заменявшую ему маму и папу, погибших, когда турецкая армия «зачищала» их район. Заставил бы старуху, сокрушённо качая головой, ни с чем ехать обратно через всю Турцию…

Однако что теперь всё-таки делать? Самым правильным было бы подняться на лифте на седьмой этаж ТВС, а там пешочком ещё на два лестничных пролёта выше и тихонечко поскрестись в дверь с табличкой «Вспомогательная служба». И ожидая, пока впустят, усмехнуться карандашной приписке внизу таблички: «Уборка крыш». Только причастные к их общему делу могли бы оценить чёрный юмор этой приписки.

А потом? Когда откроется дверь и сидящие там трое здоровяков в рабочих куртках, бросив игру в нарды, весело спросят, что ему надо, и, услышав пароль, откатят в сторону стену, и он окажется в коридоре восьмого, скрытого от глаз посторонних этажа… Когда один из них доведёт его до кабинета Куратора… Когда Куратор, после вежливых вопросов о здоровье вопросительно замолкнет, ожидая объяснений…

Неужели рассказать, что его тётка и все его дядьки в горной деревушке знают о его работе на Организацию? И попросить, чтобы они там как-нибудь съездили в Москву и убили этого русского? Нет, так делать нельзя. Ведь это кровная месть! Только член семьи может покарать кровника.

Придётся положиться на волю Аллаха.

2

Лавр Фёдорович Гроховецкий родился аккурат в тот день, когда Советы, ведомые большевиками, захватили власть в Петрограде и свергли Временное правительство. Его отец, князь Фёдор Станиславович, этого переворота не принял. Не то что он вообще отвергал перевороты, как инструмент политики, нет. Ни Керенский, ни быстро сменявшиеся министры его правительства не были князю Фёдору симпатичны, и он сам участвовал в попытке переворота, предпринятой Л. Г. Корниловым в августе того же 1917 года. Он смирился бы даже с властью Советов. Но вот именно большевики были ему почему-то особенно противны!

Ожидая, что так же, как в августе большевики разгромили Лавра Корнилова, так теперь Корнилов возглавит разгром путча, совершённого Троцким и Лениным, князь Фёдор дал новорожденному сыну имя Лавр. Но – не сбылись надежды. Корнилов не стал победителем большевиков, а князю Фёдору не довелось стать воспитателем сына, поскольку погиб он под Екатеринодаром одновременно со своим кумиром, генералом Корниловым. Его вдова, Елена, осталась в Петрограде с младенцем на руках и без средств к существованию. В конце 1919 года она очень надеялась, что город освободит «дядя Коля» – генерал Юденич со своей армией, наступавший из Эстонии. Когда и эти мечты пошли прахом, она бросила город и уехала с маленьким Лавриком под Тверь, в деревню, где жил дальний родственник, князь Юрьев; он стал крёстным отцом мальчика.

Однако спрятаться не удалось и тут. Новая власть реквизировала дом князя под свои нужды, а беззлобного богобоязненного старика оходили палками. Он ушёл от жестокого мира и постригся в монахи Старицкого Успенского монастыря, и сюда же, в библиотеку, основанную двадцатью годами раньше попечительством монастыря, устроилась работать Елена. Когда пришёл черёд религии и под грохот падающих на землю колоколов к небу потянулись клубы дыма, несущие с собою обгоревшие страницы божественных книг, она бежала вместе с четырёхлетним сыном в Москву.

Здесь был другой мир. Здесь те же самые, казалось бы, большевики вели «поход на неграмотность»! Сельскую библиотекаршу из Старицы мигом назначили заведующей библиотекой имени многократно страдавшего от царизма товарища Достоевского и дали ей с ребёнком комнату в том же доме на Чистых прудах, в квартире попавшей под уплотнение семьи паразита-дворянина графа Апраксина. Разумеется, о своём княжеском происхождении Гроховецкая никому не сказала ни слова, а Лавр, не по малолетству развитой, тоже помалкивал.

Дальше он жил, как все «дети совслужащих». Учился в школе, был принят в пионеры, а потом в комсомол. Увлёкся живописью и зодчеством, на общественных началах работал в творческой группе архитектора Щусева. Вдруг – а впрочем, почему «вдруг»? так и положено молодому человеку! – начал метаться. Разом занялся историей средневековья, физикой, в которой особенно желал постичь природу времени, и физиологией, а именно экспериментальной психологией.

Правда, на историческом факультете МГУ Лавр Гроховецкий задержался ненадолго: затеял бешеный спор с профессором Лурье, доказывая, что всю историю им преподают неправильно, что всё было не так. И это бы ладно, в те времена чем больше отринешь «старого», тем было лучше, но вот когда молодой студент заявил, что нет никакой борьбы классов, и докатился до чистого идеализма, утверждая, что «всё едино суть», – его, конечно, отчислили.

Зато в других науках, за два года окончив два факультета, он преуспел. В политику не лез, но ритуальные мероприятия, вроде политинформаций, посещал исправно. Репрессии 1930-х обошли его стороной, хоть и пытались ему «пришить» участие в какой-то белогвардейской группе на том только основании, что сгинувший неведомо куда чуть не двадцать лет тому назад граф Апраксин был отцом его жены, Анжелики. Но дело кончилось ничем: умел он в разговоре правильно воздействовать на людей – а следователи НКВД, как ни крути, тоже люди.

А однажды, в 1938 году, генеральный прокурор А. Я. Вышинский лично приглашал его поучаствовать в психиатрической экспертизе одного особо изощрённого вредителя.

В лагерь он попал уже в начале Великой Отечественной войны. Но это был не совсем лагерь, а НИИ за колючей проволокой. Кого здесь только не было! Оптики, акустики, радиофизики, даже специалисты по таким экзотическим научным направлениям, как ядерная физика. Между собою они не общались, каждый занимался своим делом – секретность была абсолютная. Тем более никто не знал, чем занимается Гроховецкий: его работу курировал лично Л. П. Берия, а условия жизни учёного были просто сказочные. В их шарашке бродила «утка», будто Лавр Фёдорович на работе спит, потом записывает свои сновидения, а его тёзка Лаврентий Павлович не только внимательно эту белиберду читает, но и возит для изучения в Кремль, самому товарищу Сталину.