Александр Венгеровский - Рэкетир Мишка

• Название: Рэкетир Мишка
• Автор: Александр Венгеровский
• Жанр: Повести

Повесть «Рэкетир Мишка» – попытка разобраться в том, почему страна, построенная на «жгучих мощах», «выплавленная в безумных молитвах», рухнула от самого малого толчка. Сейчас многие говорят: «Почему нас не позвали защищать нашу страну». А почему же вы сами не пошли? В конце 70-х уже чувствовалось: что-то не так. Но тогда казалось – всё можно легко поправить. Ничто не предвещало катастрофы. Главный персонаж моей повести не дожил ни до перестройки, ни до 91-ого года. Пошёл бы он защищать тогда советский строй? Нет, не пошёл бы. Почему? – Это один из самых спорных вопросов нашего времени.

---

В следующий раз он их собрал – тут уж вопрос был верный – они должны были его поддержать. Решил он заложить сад. Правда, заложил бы и без их одобрения, а всё-таки… Тогда он ещё не от всех иллюзий избавился, в том числе по части привлечения к управлению. Хорошо поговорили. Что-то между ними даже мелькнуло похожее на взаимопонимание. Одобрили. Особенно были довольны женщины. Весною устроил он субботник. Вышли всем совхозом, посадили смородину, малину, ранетки. Потом, как водится, обмыли. Он, правда, не стал с ними пить – отговорился, что дела ждут. Впрочем, это неважно. Важно, что с этим садом стало. Вырос он, стал плодоносить. Он приставил к нему специального агронома Ивана Ивановича Ярова. Хороший был человек, исключительно честный, и порядок любил, что и описать невозможно. Придёт в контору в чистейшей рубашке, в костюме, в белом картузе, застёгнут на все пуговицы. Скажут ему: «Ты что, Иван Иванович, ходишь всегда, как на парад?» А он отвечает: «А как же! Я в контору пришёл, к людям. Я должен прийти как человек, а не как помазок. Меня так смолоду научили и родители, и командиры в армии. Я служил в Германии, а там строго было насчёт порядка. Однажды я пуговицу на гимнастёрке расстегнул, потому что жарко было и влажность большая – дышать нечем. И меня увидел командир батальона майор Козлёнченков. Говорит: «Ну-ка, Яров, зайди ко мне». Я зашёл, и он давай с меня стружку снимать: «Ты хочешь, чтобы немцы сказали, что советский солдат разгильдяй?» Я от него мокрый вышел как из бани. Но чтобы обида какая – никогда! Только с благодарностью вспоминаю. А сейчас уж привык. Чтобы я к людям неопрятным вышел – это бесполезно».

И ему часто говорил:

–Я, Андрей Васильевич, такой мужик, я порядок уважаю. Я не могу, чтобы где столбик покосился или дырка в заборе. Вы ко мне домой придите и попробуйте найти сломанную штакетину, грязь, или чтобы навоз куда попало был выброшен – это бесполезно. У меня всё на своём месте, всё по уму.

Самое удивительное, не врал и не хвастал – так и было.

В саду у него каждый кустик полит, пострижен как положено. Сам он викторию развёл, облепиху посадил, черноплодную рябину, иргу, вишню, яблони крупноплодные, даже вишню. Он, Белянин, и не подозревал, что в Сибири можно вырастить такую крупную, вкусную вишню. В общем, Иван Иванович чуть не ночевал в саду. И любо дорого было смотреть, когда летом народ повалил в сад. Женщины, ребятишки, да и солидные мужики несут вёдра со смородиной, малиной, викторией. У ворот сидит кассир, взвешивает, принимает деньги. Даже из соседних сёл приезжали люди. Вокруг сада автостоянка – мотоциклы и автомобили всех цветов и марок. Начальство тоже приезжало посмотреть, удивлялось и хвалило. Он, само собой, ягод им бесплатно. И что удивительно, от сада прибыли было даже больше, чем от животноводства.

Ну а потом один раз пришёл Иван Иванович: «Андрей Васильевич, сетку порвали», через неделю опять и так всё чаще и чаще. Да что такое! Не напасёшься на вас сетки. Грузины-шабашники как-то наплели её видимо-невидимо из вязальной проволоки (дорого он им, чёрт возьми, заплатил тогда), а уж через год кончаться стала. Иногда целыми пролётами приходилось менять. Оторопь брала, когда глядел на эту сетку: что за сила рвала, крутила и корёжила её?! Кажется, у человека и сил не должно быть на такое, а, поди ж ты, на умное дело не хватает, а на дурное – с избытком. Иван Иванович изнывал, глядя на такое безобразие:

–Андрей Васильевич, ну что за народ! Посмотрите, что наделали! Я эту яблоньку шесть лет лелеял, а они сломали! Ну как так можно!

Сторожиха Кристина Андреевна с ног сбилась, горло надорвала, ругаясь с налётчиками. И они ей спуску не дают, словами поносными так и поливают.

Один раз сам свидетелем был: женщина одна (нормальная женщина, никогда б про неё худого не подумал) кричит на эту самую Кристину Андреевну:

–Эх ты, бесстыжие твои глаза, ребёнку ягодку пожалела!

А ребёнок – эдакий барбос, ему б деревья с корнями из земли выворачивать – стоит и глядит нагло.

–А почему твой ребёнок не подходил, не спрашивал, почему он через ограда полезал?

–Полезал, полезал! Они что, твои ягоды? Я тоже этот сад сажала, не меньше твоего работала!

И тут он подошёл – в голосе мороз:

–Ну-ка, где он через ограду лазил?

Посмотрел и сказал барбосу с жутью в голосе, которая – он знает – почти всех заставляет трепетать:

–Исправь, а я завтра проверю!

И вдруг мать его расплакалась, разрыдалась, как будто правая:

–Это вам, только вам всё можно. Всё для вас, для нас ничего нету!

Ну что ты им скажешь?! Зайди ж ты в калитку – сад открыт целый день, ешь, сколько хочешь – это бесплатно. Смородины нарвал – тридцать, малины – сорок копеек за килограмм, ранетки – вообще десять копеек: за десятку можно центнер нарвать. Так нет, надо обязательно через забор, обязательно, когда сад закрыт.

Лет пять назад Иван Иванович заболел раком и умер. Скоро сад стал неузнаваем. Какая там прибыль! Одни убытки пошли. Зайдёшь и жутко становится. Ранетки тут и там поломаны. Как ломали – бог ведает – стволы в руку толщиной! Кусты смородины с корнями из земли выдернуты. Сетка к тому времени кончилась, в ограде прорехи зияют… Телята и коровы между кустами ходят, всё ломают. Тёмная, страшная своей непонятностью разрушительная сила! Для вас же, вами же, сволочами, сделано, и вы же это уничтожаете! И им инициативу? Да получат они инициативу – кафтана не на чём будет повесить, как говорил Плюшкин. Стрельников этого не понимает. Он ещё, прекраснодушный, в облаках витает и не стыдится болтать вздор, который ему в институте в голову вдолбили. Свалится он рано или поздно на землю – поумнеет. Впрочем, оппозиции он себе в совхозе не потерпит, посмотрит ещё немного и…

В прошлом году он всё же загородил сад капитальной оградой. Хороший забор – железный, прочный и достаточно высокий – так просто не перелезешь.

Забор! Да вот ведь она, разгадка! Уж не Мишка ли Котельников дерзнул написать ему это злодейское письмо? Он действительно нагрел его в прошлом году на этом заборе на две тысячи рублей! Вернее, не нагрел, тьфу ты, – и сам поверишь с этими работничками, что ты вероломный обманщик!

А история была вот какая.

Этот Мишка Котельников, подряжаясь сварить вышеупомянутую ограду, первым делом спросил: «Сколько вы мне заплатите?» – «А сколько стоит, столько и заплачу – точно по расценкам. Наряд будет аккордный, укажем сроки, если уложишься – премия сорок процентов». Но Мишке на все эти тонкости было наплевать, он хотел знать, сколько это будет в рублях и копейках. Отослал его в мастерскую к нормировщице: пускай она на месте всё обсчитает и расценит. Она «обсчитала», «расценила» и – надо же быть такой глупой – отдала ему наряд. И Мишка стал варить. Взял себе в помощники то ли племянника, то ли двоюродного брата – несовершеннолетнего парнишку – ну и пускай, закрыл он на это глаза. Мишка делал забор быстро, и он был доволен. Несколько раз приезжал посмотреть работу и хвалил: «Молодец, Михаил! Я и не знал, что у меня в совхозе такой классный сварщик вырос. Ты где научился?»

За два месяца Мишка управился и пришёл к нему за расчётом. Он был в хорошем настроении и сказал:

–Спасибо, Михаил, и быстро ты сделал и хорошо. Молодец!

Мишка расцвёл от похвалы и говорит: «Я и покрасить могу, если серебрянка есть», – протягивает ему наряд. Он взглянул:

–Что! Две тысячи девятьсот рублей!?

Да, он закричал, он не смог сдержаться.

–Две тысячи девятьсот!? Два годовых фонда заработной платы! за два месяца! Нет, Михаил, я тебе таких денег не заплачу! Ты, конечно, хорошо поработал, но три тысячи за два месяца – это чересчур.

Мишкино лицо вытянулось и застыло, как будто ударил мороз в двести градусов, и разом замёрзла гладь быстрой живой реки.

–Почему чересчур, – спросил Мишка, и лицо у него передёрнулось. Нельзя сказать, чтоб ему жалко стало Мишки, нет, не жалость, а что-то похожее на угрызение совести шевельнулось в нём. Но ведь он не был виноват перед ним, он не обещал ему таких денег. Тут как нельзя кстати случился главный инженер:

–Николай Фёдорович, возьми-ка этот наряд и разберись с нормировщицей что здесь правда, а что туфта.

–Здесь нет туфты, – сказал Мишка, посмотрев на него волком, и очень нехорошая злость послышалась в его голосе.

–Ну конечно! Только у нас нет таких расценок, чтобы можно было за месяц заработать полторы тысячи рублей.

–Мы вдвоём были! – вскипел Мишка.

–Да и на двоих это сверх всякой меры, – ответил он спокойно.

А Мишка вышел из себя:

–Я тогда найду бульдозер и снесу ваш забор ко всем чертям и сад ваш разутюжу!

Ишь, нашёлся молокосос директору угрожать! Он крикнул ему: «Пошёл вон!», – но Мишка сделался невменяем, может даже кинулся бы на него, если бы главный инженер не схватил его за шкирку и не потащил из кабинета. А Мишка упирался, орал что-то и, кажется, угрожал. Да, он сказал: «Ты мне всё как миленький заплатишь! И даже деньги принесёшь!»