Михаил Былых - О чем шепчутся травы

• Название: О чем шепчутся травы
• Автор: Михаил Былых
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4329-0020-3

Былых Михаил Михайлович родился в 1935 году в селе Новая Заимка Тюменской области. Был рабочим на предприятиях Урала, а после окончания Свердловского юридического института работал судьёй в судах различных уровней Архангельской и Московской областей. В настоящее время судья в отставке, проживает в Подмосковье. Автор сборников стихов «Закаты», «Когда твой век дымится за спиной…». Его стихи публиковались в литературных журналах и альманахах.

В новую книгу поэта вошли стихи, посвящённые трагической судьбе русского крестьянства в XX веке. Пронзительные строки о Родине и русской природе, о судьбе многострадальной Отчизны в веке ушедшем и нынешнем напоминают нам об истинных корнях наших («Мы все из российской глубинки…»). Не городу с его высотками и асфальтированными улицами, а земле нашей русской, хлебопашцам её посвящены лучшие стихи поэта.

---

Из деревни уехал сразу после школы, до достижения совершеннолетия, не один я – весь выпускной класс.

Манили обратные дали,
Колхозный толкал недород.
О, как же мы дружно сигали
За паспортной крепи заплот!

И мы города без оглядки
Локтями раздвинули вширь.
Вдогон, наступая на пятки,
Стелился Отчизны пустырь.

Первое стихотворение написал в одиннадцать лет. Писал и в юности, но жизненные обстоятельства сложились так, что после в течение почти полувека не зарифмовал и пары строк, хотя литературу любил и, как мог, отслеживал новинки поэзии и прозы.

Отойдя от дел служебных, общественных и крупных домашних, в марте или апреле 2003 года на шестьдесят девятом году жизни решил заглянуть в юношеский архивчик. И пережитое ранее, и нынешнее осмысление минувшего века, и днешнее – всё как-то неожиданно выплеснулось словом, легло в размер и зарифмовалось.

Из дальней дали пришли за мною стихи.

Михаил Былых

Белый май

«Из детских открытий Господнего мира…»

Из детских открытий Господнего мира,
Из маминых сказок на сон,
С берёзки, во поле маячащей сиро,
Из бора, таящего звон,
С пробитой копытцем журчливой криницы,
Из песен и плачей как стон –
Слетают ко мне дивнопёрые птицы
Утраченных нами времён.

На пень отшумевшего древа присяду,
Они – в полукруг на пеньки.
Орлу и пичуге по чину и ладу
Из сердца дам корма с руки.
Они мне споют, что нашли-потеряли,
Как пили из вечной реки.
И светлыми будут в напевах печали,
А думы о прошлом легки.

1941 год

Два суть ручья – Ольховка с Безымянкой –
На деревенский выскочили круг,
Померялись мелодией с тальянкой
И, обнявшись, умолкли речкой Ук.

Лягушки в той не знали укороту,
Хотя исток был до обиды мал –
Любой петух, не прибегая к лёту,
Через реку подругу настигал.

Ещё вчера по насту пели сани,
Сегодня яр открыл нам с высоты,
Как Ук, резвясь, переставляет бани,
Как он крушит в неистовстве мосты.

И мать меня рукою прижимала,
Чтоб не отдать мальца шальной волне.
А бабка всё крестилась и шептала:
– К войне вода, родимые, к войне.

«Я кустарь-одиночка…»

Я кустарь-одиночка,
Без нужды, навсегда.
Строчка лепится к строчке,
А к годам лишь года.

Я давно бы забросил
Это всё ремесло,
Но небесная просинь
Мне легла под крыло.

Дни и вёрсты листая
И крича вразнобой,
Журавлиная стая
Позвала за собой.

Порыдаем, мол, вместе
На осенний очёс –
Туча туч в поднебесье
Неисплаканных слёз.

Я прибился бы, птицы,
К вашей жали веков,
Но достало синицы
Мне из Божьих силков.

«Мы все из российской глубинки…»

Мы все из российской глубинки —
Кто волей могучей страны,
Кто зовом обманной тропинки,
Кто эхом Великой войны.

Манили обратные дали,
Колхозный толкал недород.
О, как же мы дружно сигали
За паспортной крепи заплот!

И мы города без оглядки
Локтями раздвинули вширь.
Вдогон, наступая на пятки,
Стелился отчизны пустырь.

Тот век, обдувая пылинки,
Храню в очарованном сне,
И кто-то со старой пластинки
Поёт о счастливой стране.

России

Из голубой озёрной колыбели
Ты разлилась на полматерика
В заброшенные дали-параллели,
Оставленные Богом на пока.

Пусть тяжелы нетучные суслоны
И проголосна песенная жаль —
Чисты церквушек утренние звоны,
Светла твоя равнинная печаль.

Но грозен бой нежданного набата,
Страшны пожарищ горькие дымы,
И ворог шёл с мечом, и брат на брата,
И все тебя зорили до сумы.

Всего лишь искру жизни в чаще ржавой
В непроходимых дебрях затая,
Ты поднималась заново державой,
Казалось бы, из тьмы небытия.

Рубились грады, и роились веси,
И в радостном сиянье куполов
Мир воскресал, по-прежнему чудесен,
Коль Бог дарил и труд, и хлеб, и кров.

Рождала ты подвижников великих
И мудрых и заботливых царей,
А в немощи – правителей безликих,
И в помраченье тяжком – лопарей.

Звалась Святой, но в святость узки двери,
Широк проход к лукавому с вершой.
Ты, соблазнясь, не устояла в Вере
И оказалась с вынутой душой.

Отвергнув прочь в гордыне Божью милость,
Увязла в словоблудии и лжи.
Себе самой другою ты приснилась
И кровью истекла за миражи.

Ни ратный подвиг во спасенье мира,
Ни подвигов космических парад
Не оправдают выбора кумиров
И тьмы утрат, увы, не возместят.

Обрушив вновь державные основы,
На тот же Запад мчишься, как с горы,
Где для тебя давным-давно готовы
Духовной инквизиции костры.

Я не корю – ты мати мне родная.
Но коль разъята в клочья связь времён,
Ты, выжившая, будешь уж иная,
Нам о себе оставив только сон:

Младёшенька, в кокошнике старинном,
С небесным взором и зарёй ланит,
Взметнёшь меня к груди, и по равнинам
Седой ковыль веков прошелестит.

Безъязыкий

В проломы стен ушли из церкви лики
И затерялись в буйстве бузины,
А колокол всё виснул, безъязыкий,
Клонясь на все четыре стороны.

Быть может, в ком он отзывался болью,
Но не во мне. Ослушник и пострел,
Таясь людей, я лез на колокольню
Узнать, о чём он синим ветрам пел.

Знобящий страх, дуван, немые гуды –
Не разгадал я медную главу.
Лишь через годы, беды и остуды
Увижу в ней себя как наяву.

Во временах завис я безъязыким:
Поруганного прошлого налёт,
Отторгнутого нынешнего блики,
И непогодь грядущего сечёт.

Дым в горсти

Мы двигались уверенно к восходу,
И было нам в ту пору невдогад,
Что угодим невдолге на закат
И попадём как кур в ощип и воду.

Не мне искать, кто не разведал броду
И кто там прав, и кто тут виноват.
Я оптимист от маковки до пят
И не готов к печальному исходу.

Трясу мошной, где время взаперти, —
Увы, пуста, и мига не найти.
И заплутал я заодно с тропою.

А мир торит, но не мои пути.
Бегу вослед и жизнь ловлю рукою –
Ан только дым, былого дым в горсти.

«Запоздалым волчком, невесомо…»

Запоздалым волчком, невесомо
Я пророс из крестьянской избы,
Из великой беды перелома,
От пенька отшумевшей судьбы.

И пускай баламутному веку
Я был пасынком – чужд и немил, —
Горстку счастья и горестей реку
Я с Отчизною честно испил,

И до спазмы, хватающей в горле,
Уберёг, полюбил, как ни кинь,
Журавлиные цепки на взгорье
Деревень, улетающих в синь.

И пустынные эти просёлки,
Где ты с Богом один на один,
Только стругами дальние колки
Проплывают в безбрежье равнин.

Эти зимы, от века глухие,
Белым звоном залитые всклень,
Где стыдливо берёзки нагие
Убегают под хвойную сень.

Русь – и радость, и боль, и кручина:
Буреломная наша судьба.
Для меня ты, как мати для сына,
Навсегда молода и люба.

«Ты бежала по вешнему лугу…»

Вере

Ты бежала по вешнему лугу
Вдоль поющей о счастье реки,
И ромашки склонялись упруго,
А по платью вились васильки.

Ты бежала из утренней дали,
Из моей сокровенной мечты,
И под сенью ресниц расцветали
Голубые, как небо, цветы.

Мир в ту пору был радостно юным,
А дороги беспечно легки,
И цикады по солнечным струнам
Упоённо гоняли смычки.

…Покачнётся ли жизни основа
Или гибнешь в объятьях тщеты,
И бегут укрепить из былого
Луг ромашковый, речка и ты.

Осень

Время лисицею рыжей
Лес обежало и дол,
Птичьими цепками крыжит
Блекнущий неба подол.

Тлеющий угль по рябине,
Ныне чаруя дрозда,
Вспыхнет весной на чужбине
Зовом родного гнезда.

Лета остатние струи
Кружат, свиваясь в кольцо,
То, приласкавшись, целуют
Мне напоследок лицо.

В горькой чреде расставаний
Теплится вера сберечь
Будущность жданных свиданий
И неожиданных встреч.

Осень, красу доживанья,
Мне б не вспугнуть невзначай.
– Осень, – шепчу, – до свиданья.
Ветер рыдает: – Прощай!

В том краю

Всё-то в том краю неповторимо –
Солнца шар оранжев поутру,
Росы трав горят неопалимо,
Ветер дремлет даже на юру.

Притулясь к решетчатому тыну,
Там лопочет старая ветла.
С нею сросся я до сердцевины,
Как и жизнь, корявого ствола.

Птахи льют с вершины капли-звоны,
Синь полощет кружево ветвей.
Там, в проёме двери отворённой,
Мамин лик в косынке до бровей.

Я беспечно бросил всё, и ныне
Дом почил, подворье заросло,
Только ворон хохлится на тыне,
А ветлу обрушило дупло.

Мне б сквозь годы в этот край пробиться,
Чтоб вернуть, чего не уберёг, —
Не берут под небо в стаю птицы,
А наземных в детство нет дорог.

«Мой прадед, современник Льва Толстого…»