Софья Лебедева - Он не просил меня ждать. Рассказы

• Название: Он не просил меня ждать. Рассказы
• Автор: Софья Лебедева
• Жанр: Русское современное

Я люблю эту войну, как процесс, как путь, я люблю любовь, я люблю любить, потому что нет ничего важнее, потому что одно слово, если спросить меня, будет «любовь», потому что последнее моё слово, сколько хватит дыхания, будет – «люблю», потому что я всегда говорю «да».

---

Время лечит, и понемногу я успокаивалась. Но каждый, кто любил, знает, как легко рушится это полное внешне спокойствие от самого малозначительного происшествия. Взгляд вдруг натыкается на знакомый жест в чужом исполнении, слух улавливает характерный смешок в разговоре незнакомых людей, случайный собеседник произносит свойственное только Ему словечко. Болезненная маята возвращается на свое привычное место, говоря: «Наивная, ты думала, что избавилась от меня? Я с тобой!». Я часами ходила по улицам, надеясь увидеть такие знакомые летящие очертания его машины. Сотни автомобилей мчались мимо, с таким же значком на бампере и просто похожие, но среди них не было Его.

Осенью я встретила одного из его приятелей. Мои надежды увяли, когда приятель признался, что сто лет его не видел.

Безумие подкрадывалось ко мне ночью, после двух часов, когда стихали шаги на лестнице и шум за стенкой, когда переставали сигналить автомобили и по телевизору гнали старые фильмы или музыкальные программы. Рецепт сумасшествия на самом деле прост – надо взять одну часть любви, одну часть одиночества, добавить разлуки и то, что получилось, доверху залить алкоголем, чтоб результат не замедлил себя ждать. Этот рецепт я многократно использовала на себе с немалым успехом. Все кружилось в голове, и я кружилась по квартире… трогала вещи… напевала вслух стихи:

Жди меня, и я вернусь, Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди…

Дальше я не знала. Желтые дожди, желтый цвет измены, желтый дом – так в старину называли психушку, куда я готова была угодить без малейшего сопротивления, в желтом халате я провожала его до порога. И он наклонился и потерся щекой о его желтый бархатный рукав, чтобы вытереть возможный след оставшейся после поцелуев помады.

Пережив в воскресенье похмелье, к понедельнику я была уже молодцом. Натягивала узкую юбку, наносила боевую раскраску, и эти латы держали меня, не давая рассыпаться, до субботы. Если я не успевала расписать выходные до минуты – тем хуже для меня. Потому что рецепт сумасшествия очень прост…

Самым невыносимым было то, что я ничего не могла поделать с той агонией ожидания, в которую превратилась моя жизнь. Я только надеялась, что вот-вот что-то произойдет и разрушит ее, но ничего не происходило. Все было, как было, только он исчез. Пустое пространство во мне замерзло и превратилось в кусок льда, и этот лед вжился в меня, пророс ледяными когтями-щупальцами в руки и ноги, он не таял во сне и не растворялся в алкоголе, я чувствовала его медленное шевеление, его призрачную жизнь. (Постоянными упражнениями я постигала искусство безумия в тонкостях.) Я почувствовала этот ледяной кол, когда почти перестала его ждать и почти поверила в то, что он меня бросил. Он ушел, мой дремлющий дракон, мое чудо-чудовище, он оставил мне только воспоминания, только лед и ужас внутри. Все эти месяцы, когда мы ругались, мирились и любили, я, оказывается, строила песочные замки из словечек, улыбок и взглядов. Фокусник ушел, и рухнул, погребая меня отнюдь не воздушной громадой, целый мир.

А я никак не могла в это поверить, даже задыхаясь под тяжестью мокрого песка. Я до сих пор надеялась, что финалом печальной истории будет его появление в дверях моей квартиры, пусть без букета роз, но с жадным блеском в глазах, означающим, что он соскучился. Шли дни, недели, в конце концов, счет пошел на месяцы. Он не появлялся.

И я все больше забывала его нередкую холодность и наши бурные скандалы, частые разлуки и нежелание впускать меня в свою жизнь дальше определенных границ, многое-многое другое. Так случается, что далекие друзья в какие-то моменты вдруг кажутся лучше, чем близкие, и умершие вдруг приобретают те добродетели, которых не имели при жизни. Так, вдруг, я сотворила себе из Него кумира.

Я помнила лишь удар тока в нашу первую встречу, тепло кожи в постели, смех и шутки, известные только нам двоим, дорогие сердцу мелочи и изящные жесты, которые он иногда делал. И легко убедила себя в том, что с ним что-то случилось. Уж если его знакомые ничего о нем не знают… Ради всего, что у нас было. Ведь было же? Было? А было ли? Я совсем запуталась в фантазиях, снах, мечтах и страхах, которые теперь населяли мою реальность. Я ждала бы его годы, если б не эта мучительная неизвестность.

Толчком к дальнейшему развитию событий послужил звонок тетки из Москвы. Тетя Таня звонила мне, когда не могла дозвониться маме. Самым тяжелым для меня, прямо по пословице, всегда был вечер понедельника. Я тупо сидела перед телевизором, пережевывая трагедию собственной несостоятельности в личной жизни, но мое сознание нет-нет, да улавливало происходящее на экране. Вы, конечно, слышали или даже смотрели эту популярную программу – «Жди меня», а в первом варианте, кажется, «Ищи меня». Обратиться в нее было так реально, так осуществимо, к тому же до Москвы из моего маленького городка было так недалеко. Переночевать можно у тетки. Уже тогда моя идея показалась мне абсурдной, но я никак не могла избавиться от нее окончательно. Она, идея, притягивала меня обещанием прогнать ужас неизвестности – при всей своей откровенной глупости. Сама не зная, как, я стала готовиться. У меня была пленка. Я сходила с ней в «Конику» и большая фотография стала с тех пор украшать мой холодильник. Своим существованием она каждый миг напоминала, для какой конкретной цели появилась в моем доме. Он хмуро смотрел в объектив, и красота безмятежного синего неба жестоко подчеркивала усталость глаз и губ. В минуты сомнений и дурных предчувствий я ставила его лицом к стене.

Через пару дней я позвонила тетке, изумленной моим вниманием, и напросилась в гости. Я сделала еще один междугородний звонок… Я никому не говорила о своем плане, в котором было столько уязвимых мест, отчетливо понимая, что рискую в конечном итоге оказаться смешной идиоткой – если не хуже. Но это меня не остановило.

И в назначенный день я села на электричку. Я находилась в таком ужасе перед тем, что собиралась совершить, что все вокруг было как в тумане. Я ничего не запомнила ни по дороге, ни в самой Москве, кроме обычной суматохи и разноцветья. Мне пришлось встряхнуться перед встречей с теткой, но потом, к счастью для меня, все мои чувства отключились вместе с памятью. Я практически не помню, как стояла я в скорбном ряду у фонтана, что говорила, держа в руках фотографию, в нацеленную на меня камеру… а потом ушла с ощущением непоправимой и оттого особенно страшной ошибки. Может быть, иногда лучше ничего не знать. И я бросила фотографию в ближайшую мусорную урну.

Да, я сделала это. Я наплела тетке, что у меня встреча с подругой, я поехала в большой магазин, где уже были люди с черными провалами вместо глаз, они искали кого-то, как и я, и у многих потери были страшнее моих. Я заранее выучила наизусть свой коротенький, безличный текст. Если бы меня спросили, я не смогла бы даже сказать, кем мне приходится человек, которого я ищу. К счастью, никто не заинтересовался подробностями. Там было слишком много женщин в черном, как и я.

Потом я вернулась домой и стала ждать развития событий. Дни шли в обычном ритме. Возвращаясь с работы, я кормила заведенную для компании кошку и замирала в ответ на телефонный звонок. Звонили мне часто, но по пустякам – без иронических или соболезнующих расспросов о моем дебюте на телевидении. Я и страшилась, и надеялась, что никто из заинтересованных лиц меня не видел.

На выходных мною овладела лихорадочная жажда деятельности – как следствие прошедшего полукоматозного существования. Будто что-то я сбросила и теперь пыталась начать жизнь заново. Я почти забыла обо всем, почти. Я решила заняться генеральной уборкой своего жилища и как раз вытирала шкаф, когда где-то под грудой небрежно сваленных в кресло вещей заверещал телефон.

Я слезла с табурета, убавила громкость радио и лишь потом, в спешке опрокинув ведро, извлекла аппарат и сняла трубку. К счастью, воды в ведре было мало. Женский голос резал ухо не скальпелем хирурга, но пилой неумелого плотника. Убедившись, что я именно та, кого она ищет, женщина бешеным водопадом стала изливать на меня свою ярость. Ее невозможно было перебить или остановить, так что после вспышки моей активности в этой драме мне снова отвели пассивную роль. Теперь – слушателя. И я слушала. Спустя минуту я высвободила шнур и рухнула в кресло, глазами фиксируя растекающуюся во все стороны грязную воду. До сложенного у стены ковра ей оставалось совсем немного. Одновременно я чувствовала, как тает во мне тот кусок льда, как он разбегается приятным холодком по всему телу и медленно исчезает. Для этого мне пришлось приложить трубку к груди, но я все равно слышала все, что она мне говорила, и тем кусочком сознания, который вполне хладнокровно отмечал затопление ковра, искренне восхищалась качеством современной телефонной связи.