Иван Сохатов - Технология любви

• Название: Технология любви
• Автор: Иван Сохатов
• Жанр: Русское современное

Лихие девяностые изменили и социум, окружающий нас, и наше сознание. Одни отнеслись к этим переменам активно, другие, часто вынужденно, плыли по течению, не до конца понимая происходящие вокруг них и с ними перемены. Это понимание касалось и непосредственно житейских вопросов. Менялись и близкие нам люди, что не всегда было просто заметить, и что приносило много негативного в нашу жизнь. Герой этой книги переживает такой перелом.

---

– Вы провезёте меня на пару остановок дальше? Я доплачу.

Конечно, провезу, в чём же дело. Она осведомляется можно ли в машине курить. Я разрешаю. Затягивается и никак не может успокоиться:

– Вот съездила. Не мужик, а мокрица какая-то. Это даже не маменькин сынок. Она ему чайник на стол не позволяет самому поставить. Всю жизнь игралась с игрушкой, теперь ищет дуру, которая согласится с этим плюшевым мишкой жить дальше. Кто с ним носиться будет? Кандидат каких-то там технических наук, похоже, никому не нужных. Обеспечен? На бывший совковый манер: двухкомнатная квартира и двадцать тысяч в месяц.

Дальше она рассуждала о мужьях сёстрах и жёнах матерях. Говорила она очень авторитетно.

И кроме неё было несколько экзотических пассажирок. Запомнилась, например, одна симпатичная девица, двадцати семи лет. Судя по внешности, она не врала о своём возрасте. Она была очень пьяна. Её провожал решительно настроенный и хорошо одетый молодой человек. Они долго прощались. В открытую дверь было слышно, как он ей сказал что-то по-английски. Она пыталась сморозить в ответ какую-то английскую фразу, но словарного запаса не хватило. Когда мы отъехали, она долго искала в сумочке телефон, и просила меня вернуться назад. Я поменял в магазине пятьсот рублей – у неё не было никаких других денег, а у меня не было сдачи. Найдя телефон, она расплакалась и сказала, что стесняется, что так сильно пьяна. Я же подумал, что эти слёзы от невозможности вернуться к тому, кто провожал её. С ней раньше ничего такого не было. Её муж много моложе её, – она повторила это несколько раз, – ему всего двадцать один год. Весь этот ералаш она закончила заявлением о том, что к ней в детстве – она была тогда в первом или втором классе – с сексуальными намерениями приставал отец.

Приятно возить усталый рабочий люд, в позднее время добирающийся домой. Первого такого пассажира я хорошо помню. Он сложил на коленях ещё черные от машинного масла руки. Лицо было бледным. Сказал куда надо и не проронил больше ни слова.

Из ночных клубов часто приходится возить весёлых пьяниц. Среди них немало приличных ребят, разминающихся после работы. Эти не матерятся и хорошо платят. Гульба – дело добровольное и должна приносить радость. Хуже, когда приходится везти народ попроще, выбравшийся себя показать. Этим надо надраться до безумия. Они и трезвые достаточно косноязычны, а уж под действием вина изъясняются исключительно при помощи мата – навязчивого и однообразного.

Ещё хуже завсегдатаи ночных заведений. Говорят они на особенном сленге, составленном из английских и русских матерных слов и совсем невинных, школьных словечек вроде известного «прикола». Обсуждаемые темы – одна похабщина, с жопами, сиськами, тёлками и пидарами – об этом непременно. Одеты они всегда вызывающе и, чаще всего, безвкусно.

Не редки и розовощёкие юнцы – комсомольцы в четвёртом поколении. Наглые, самоуверенные. Явились на всё готовенькое и ненавидят прочую шваль, которой такого счастья не выпало. Меня всегда удивляла их уверенность в своём праве командовать другими людьми.

В хорошем настроении они дают ностальгическую ноту. Добрые старые времена они знать не могут: малы были. Но аргументы из того времени приводят: дешёвая колбаса, бесплатные пионерские лагеря, постоянные цены на хлеб и водку. Теперь на прилавках магазинов много товаров, а купить не на что. Чем лучше, когда купить есть на что, но пусты прилавки? Почему-то никто из них не вспоминает, что младшему научному сотруднику платили по сто рублей в месяц. Пенсионеры получали по тридцать пять рублей. Жизнь требовала жёсткой экономии. Иногда, в случаях особо выраженного фанатизма, для пущей убедительности я говорю, что на такую пенсию жила моя бабушка. Я её не помню. Она умерла, когда я был маленький. Это чтобы поквитаться с молодым пропагандистом.

Попался мне как-то и агитатор женского пола. Села в машину, поправила полы длинного плаща. Сложена прекрасно: стройна и выступает заметная грудь. Голос приятный, хотя звучит чуть глуховато. Диалог наш развивался по законам жанра.

– Обычно я беру деньги вперёд, – обращаюсь я к ней, – но с Вас не буду. Вы ведь от меня не убежите?

Она улыбается.

– Да я пассажир не опасный.

– И удобный, – добавляю я, – мы с Вами соседи.

Это действительно так – ей на Пискарёвский проспект.

– У нас хороший район. Такой зелёный. Сестра моя недавно вышла за нового русского. Он купил квартиру, теперь в антикварных лавках мебель подбирает. Как хорошо было раньше: не было ни бедных, ни богатых. Жили так дружно, одной семьёй, и всё поровну.

Тебя бы на месяц-другой в коммунальную квартиру с соседями алкоголиками, – думаю я, – у них, точно, выпивка делится поровну. По-другому бы запела.

– А мне нравится, что люди квартиры покупают.

– Но ведь это не всем доступно. Вот Вы, например, с извоза таких денег не заработаете.

– Почему же? Не на этом, так на чём-нибудь другом заработаю.

– Раньше всем путёвки бесплатные предоставляли.

– Не всем.

– Ну, кто хотел, те получали.

– Не кто хотел, а кому давали. – Я произношу это довольно резко, мне не хочется слушать про колбасу по два рубля двадцать копеек и коньяк по четыре двенадцать. Но дальнейшее несколько обескураживает меня.

– Мне кажется, – говорит она проникновенно, – таким людям как мы надо объединяться, чтобы поставить заслон всему этому зарвавшемуся ворью. Надо создавать организации. Вы согласны со мной?

– С вами я бы объединился – ненадолго. – Отвешиваю я, не моргнув глазом.

Она недовольно морщится:

– Вопрос был задан серьёзно, товарищ!

– Ответ тоже не шутка, – говорю я.

Устанавливается неловкая пауза. К счастью мы уже подъезжаем. Она берётся за ручку двери, чуть медлит. Я выжимаю сцепление и включаю передачу. Она понимает намёк и выходит.

В боковом зеркале я вижу её фигуру, а из колонок, как нарочно, несётся песня про смуглянку молдаванку и партизанский наш отряд. Обложили со всех сторон – подумал я не без сарказма.

*****

Прошла уже неделя, как брата выписали из больницы.

Вместо Аптекарского огорода, куда мы собирались для совершения полезного променада, брат с таинственным видом просит отвести его в цех. Интрига в том, что врачи запретили ему даже думать о работе. Если Папуля узнает о нашей поездке, то очень расстроится. Мы не хотим его огорчать. Иногда мы играем в детство: делаем вид, что боимся нашего, уже не способного ничего нам запретить старика.

Я впервые в цеху брата. Когда-то здесь располагалось большое транспортное предприятие. Из-за забора виден ангар – разрезанная пополам металлическая бочка огромных размеров.

В ангаре, по центру установлен станок. Он кажется маленьким в этом помещении. Вдоль стены камера для сушки дерева – два составленных торцами автомобильных контейнера. Внутрь её уходят широкие рельсы, как на железной дороге.

Входные двери открыты. Сразу за ними, накренившись на спущенное колесо, стоит погрузчик. Поперёк прохода лежит развалившаяся пачка досок. Женя, наш двоюродный брат по линии матери, пристраивает домкрат. Мы видимся редко и здороваемся сердечно.

– Опять колесо? – спрашивает брат.

– Не пойму, что с фрезой делается, станок гонит одни заусенцы. Вроде точили недавно.– Вместо ответа произносит Женя. Со стенда с готовых изделий он берёт плинтус и протягивает брату. Товар никуда не годится: весь в рытвинах и заусенцах. Лицо брата делается обеспокоенным. Он склоняется к неработающему станку.

– Ну-ка сними фрезу, – обращается брат к рабочему безучастно стоящему рядом. Тот нехотя идёт за гаечными ключами и крутит гайки. Через две минуты металлический круг с острыми лезвиями у брата в руках. Он поднимает его на уровень глаз. Женя тоже пристраивается и заглядывает через его плечо. Рабочий, снявший фрезу – он стоял в двух шагах от меня – не стесняясь, фыркает.

Я отхожу в сторону к сушилке. Размеры её непомерны. По рельсам, ведущим внутрь, катается вагонетка. Сколько же леса потребуется на одну загрузку? Одним станочком его придётся долго обрабатывать.

Брат окликает меня: Поехали!

Женя, догоняя брата, просит деньги на заточку фрезы. Сморщившись, брат достаёт кошелёк.

В машине я говорю ему о том, что меня обескуражило в цеху: площадь его велика, и за аренду, по-видимому, приходится платить не малые деньги; сушилка большая, а обрабатывающий станок один.

– Меня это не волнует, – бодро заявляет брат, – Беспалый платит.

Кто такой?

– Есть один деятель. Ему где-то на лесоповале указательный палец оторвало. Вот погоняло, как он выражается, и привязалось. Из бывших фарцовщиков. Сейчас у него два своих магазина и ещё какой-то заводик. Ему до этого цеха и дела нет. Говорит, что прихватил ангар по случаю, и теперь хотя бы аренду отбить. Прибыль его, по большому счёту, не интересует.