Яна Темиз - Призраки балета

• Название: Призраки балета
• Автор: Яна Темиз
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-87317-669-4

Если весь мир – театр, то балетный театр – это целый мир, со своими интригами и проблемами, трагедиями и страстями, героями и злодеями, красавицами и чудовищами. Далекая от балета Лиза, живущая в Турции, попадает в этот мир совершенно случайно – и не предполагает, что там ей предстоит принять участие в расследовании загадочного убийства и встретиться с любовью… или это вовсе не любовь, а лишь видимость, как всё в иллюзорном мире театра?

Этот роман не только о расследовании убийства – он о музыке и о балете, о турецком городе Измире и живущих в нем наших соотечественниках, о людях, преданных театру и готовых ради искусства на все… даже на преступление.

---

Хоть бы и сегодня нужно было куда-нибудь ехать! И пусть там ветер, дождь и прочие ноябрьские радости – зато можно было бы не бродить бесцельно по квартире, не зная, за что взяться и чего ожидать.

Вот, спрашивается, зачем она все-таки притащилась на кухню?!

Так нельзя, надо что-то с собой делать, ты одна, и у тебя дети, а, между прочим, общеизвестно, что детям тяжело и вредно наблюдать, как их мать плачет или нервничает. Или не знает, как выйти из какой-то ситуации. У них от этого могут развиться всякие страхи, неуверенность в себе и… мало ли что еще!

Лиза закрыла жалюзи и задернула занавески. Так, по крайней мере, эта темнота за окном не бросается в глаза. Правда, с другой стороны, она же там, никуда не делась, глупо просто отгораживаться от жизни, разве жалюзи спасут тебя от землетрясения?!

Снова открыв жалюзи, Лиза заставила себя посмотреть на зажженные уличные фонари и светящиеся окна соседних домов – видишь, какая мирная картинка.

В соседнем доме непривычно светилось – не окно, нет, весь огромный, опоясывающий квартиру застекленный балкон. Лиза и не заметила, что там начали делать ремонт, а ведь раньше все замечала, все! И вот балкон застеклен сверху донизу, освещен экономным голубым светом и похож на аквариум, и там, за стеклом, какие-то люди что-то делают, кажется, красят стены. А одну стену и вовсе сломали, чтобы увеличить комнату, не побоялись. Значит, верят, что их дом не разрушится, что все в порядке, все как всегда.

Вот именно что «как всегда».

Это было совсем не то «всегда», которое было в ее прежней жизни.

Там все было понятно, логично и как-то солнечно, даже если приходил ноябрь или начинался дождь. Тогда было ясно, что нелюбимый ноябрь не может не прийти, ну и пусть приходит, всего-то тридцать дней; дождь тоже закончится, его, в конце концов, можно переждать дома, а мальчишки даже любят выскакивать на улицу и мокнуть.

А где можно переждать землетрясение?! В бомбоубежище, которые в свое время им показывали в Москве на занятиях с символичным названием «гроб» – «гражданская оборона»? Да разве в Измире найдется бомбоубежище?! К тому же его завалит к черту, если землетрясение будет достаточно сильным, и все дела.

Плохо было еще то, что землетрясения было не видно.

В том смысле, что вот наводнение, к примеру, или смерч какой-нибудь можно увидеть: прибывает вода или приближается нечто, как у Чехова в «Черном монахе», или течет лава, или надвигается цунами или ураган. Это можно увидеть и успеть что-то предпринять. Эти беды не обрушиваются совсем неожиданно, как снег на голову… впрочем, при чем здесь снег? Уж он-то, вопреки пословице, весьма предсказуем и к тому же безопасен.

Разве что лавина… но тот, кто идет в горы, знает, куда и на что идет, и (как там у Высоцкого?) никто не гибнет зря, и лучше, чем от водки и от простуд, правильно?.. Но по этой логике и ты сознательно идешь на риск, живя в таком опасном месте, вон родители звонят каждый день и уговаривают вернуться, даже муж вроде бы проникся вероятной опасностью и предлагает приехать.

А ты, дорогая бедная Лиза, сидишь в своем любимом Измире, рискуя жизнью детей.

Вернее, не сидишь, а стоишь посреди кухни в полном отупении, открываешь и закрываешь жалюзи, и боишься, и спать ты опять сегодня не сможешь. И перечисляешь мысленно все существующие стихийные бедствия, от которых, как от военных действий или преступников, можно как-то защищаться. А вот от террористов, например, никакой защиты нет, и нельзя ничего предсказать и предпринять, и грозят они каждому, любому, где и когда угодно – как землетрясение.

Получается, если другие стихийные бедствия и катаклизмы – это война природы с человеком, то землетрясения – это ее терроризм! Лизе на секунду стало смешно от собственных запутанных умозаключений: вот ведь как мысли кружатся.

Тук-тук-тук! Раз-два-три!

Стукнули неплотно прикрытые ставни в спальне – знакомый, привычный, почти каждый ветреный вечер повторяющийся звук. Привычный, ритмичный – нечего бояться, сейчас он снова повторится… ну же… вот, правильно! Раз-два-три – все нормально, все предсказуемо. Ставни надо закрепить, но для этого нужны мужские руки, у самой Лизы ничего не получилось, вызвать мастера недосуг, да и стук этот, в общем, не мешает. И ветер ведь не всегда такой, как сегодня.

Нынче ветрено, и волны с перехлестом… волн в такой темноте не увидеть, но лучше вспоминать стихи, чем просто стоять тут и бояться. Что там еще про ветер, кроме хрестоматийного блоковского «на всем божьем свете»?

Ах, нынче ветру до зари дуть сквозь стенки тонкие груди – в грудь! Господи, как все это… сквозь стенки и до зари – это-то и пугает!

Стихи заодно со стихией – наверно, так и должно быть, по крайней мере, по-русски, а уж думать Лиза могла только на этом языке.

Раз-два-три. Вальс с чертовщиной. О, вальс в три па!

Ей показалось, что они действительно раздаются – отчетливые, осторожные и увлекательно-мерные звуки вальса. Пожалуйста, стучи сколько угодно, это просто вальс, я его не боюсь. Или все-таки?..

Дикий крик, от которого она чуть не подскочила, донесся из детской.

– Это сыр! Сы-ы-р, я тебе говорю! Мам, скажи ему, что если сыр, то нельзя!

– Господи, какой сыр?! Тим, ты меня напугал, нельзя же так! Все соседи тебя слышат, наверно! Какой еще сыр?! Где?

– Ничего не сыр! – тут же вступил старший. Одно название что «старший» – двенадцатый год, шестой класс по местным правилам, а в России был бы пятый, тоже маленький еще, и зря, наверно, Лиза все убеждает его быть взрослее. – Ты сама говорила, что если братья, то никакой не сыр!

– Господи, вы о чем?! – перекрикивая уже ревущего младшего, в отчаянии завопила Лиза. – Какой сыр и где?! Все сначала, пожалуйста, и по порядку! Денис?

Лиза всегда старалась выслушать обе стороны и по возможности соблюдать хоть видимость справедливости. Поэтому, когда она, указывая на одного из сыновей, с интонацией телеведущей, взывающей к далекому специальному корреспонденту, посланному на место конфликта, произносила его имя, второй, как правило, замолкал и ждал своей очереди дать свидетельские показания.

– Ну, я ничего не делал, – как обычно, начал ныть Дениска, – я просто вошел… что нельзя в комнату войти?!

– Нельзя, потому что сыр! – вклинился в паузу младший, не дотерпев до конца фразы.

– Да где у вас сыр, я не понимаю?! В комнате?!

– Ну да, у меня! А Денис пусть не смотрит, потому что… как это? Секрет, вот!

Господи боже мой.

Все понятно.

«Сыр» по-турецки означает «секрет», а дети говорят так, как им удобнее, то есть смешивая три, а иногда и четыре языка. Родные им русский и турецкий, изучаемый в школе с пяти лет английский, а теперь еще и немецкие словечки, которыми щеголял Денис, начавший учить его в средней школе.

– Да мне наплевать на его малышовые сикретсы! – почти по-английски завопил Денис. – Я вошел, а он…

– А у меня сы-ы-р, я тебе говорю!..

– Слушайте, замолчите-ка оба! Телефон, по-моему, звонит?

Лиза побежала в гостиную, радуясь тому, что разговор с кем-нибудь (какая разница, с кем – с кем угодно!) отвлечет ее от вечерних страхов, и надеясь, что во время этого разговора мальчишки не начнут кричать так, что придется его прервать.

– Алло, – смягчив звук «л» так, чтобы ответ был приемлем и по-русски, и по-турецки, сказала она в трубку.

– Алло, – нетерпеливо повторила она, не услышав ответа.

– Лиза?.. – неуверенно и почему-то удивленно выговорил наконец мужской голос.

– Цветан? – так же неуверенно уточнила Лиза.

Хорошим слухом она не отличалась и могла запросто перепутать голоса. Бывали забавные случаи, когда она вела беседу с племянницей, полагая, что говорит с золовкой. Родственницы обижались, а Лизе казалось, что они могли бы выучиться телефонному этикету и представляться, не рассчитывая на определители номера.

– Да, я… простите, Лиза, я не вам звоню, это ошибка. Я, наверно, нажимал не ту кнопку, – начал обстоятельно извиняться Цветан.

«И так понятно, что нажимал не ту кнопку!» – почему-то разозлилась Лиза.

Надежда на отвлекающий разговор испарялась, сейчас он еще раз извинится и будет звонить тому, кто ему нужен, своей балерине, например. А она не нужна – и снова будет ходить как потерянная, смотреть в темные окна и вздрагивать от любых звуков. От вальса с чертовщиной в исполнении ветра.

– Еще раз простите…

– Ничего страшного, пожалуйста, – на всякий случай улыбнувшись, как будто ее злость на том конце провода могла быть замечена, если она не улыбнется, ответила Лиза.

– Я звонил Ринату, – ага, значит, не балерине, а мне-то что?! – Но вообще-то, так даже лучше…

– Что лучше?

– Может быть, вы могли бы приехать завтра в театр? Мы с Ринатом можем не все понять или не так перевести, а тут…

– А что случилось? – заинтересовалась Лиза. Злость прошла так же быстро, как появилась.

– Вы, наверно, заняты, но тут есть проблемы…