Ненад Илич - Дорога на Царьград

• Название: Дорога на Царьград
• Автор: Ненад Илич
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906716-82-8

Ненад Илич – сербский писатель и режиссер, живет в Белграде. Родился в 1957 г. Выпускник 1981 г. кафедры театральной режиссуры факультета драматических искусств в Белграде. После десяти лет работы в театре, на радио и телевидении, с начала 1990-х годов учится на богословском факультете Белградского университета. В 1996 г. рукоположен в сан диакона Сербской Православной Церкви. Причислен к Храму святителя Николая на Новом кладбище Белграда.

Н. Илич – учредитель и первый редактор журнала «Искон», автор ряда сценариев полнометражных документальных фильмов, телевизионных сериалов и крупных музыкально-сценических представлений, нескольких сценариев для комиксов. Художественный редактор и автор текстов для мультимедийных изданий CD-ROM.

Женат на Весне-Анастасии, с которой у него четверо детей. В соавторстве с супругой издал семнадцать книг. Вместе работают в области православного образования и развития духовности в современном мире.

Его бестселлер, роман-синтез 2004 г. «Дорога на Царьград» выдержал в Сербии семь изданий.

В Белграде в разгар ракетных бомбардировок НАТО священник Мики находит древнюю рукопись загадочного путешественника, путь которого, проходя через Сербию, по Цареградской дороге в Константинополь, чудесным образом выходит за временные рамки. За таинственной рукописью, в которой изложена история будущего, начинается захватывающая дух погоня через пространство и время.

В романе искусно переплетены прошлое и будущее, тонкий юмор и горькие переживания, добродушная ирония и глубокое проникновение в вечные вопросы истории и сменяющихся форм бытия.

---

Мимо Мики прошли два местных парня, которых поп знал только в лицо. В руках они несли ящик пива.

– Нам сегодня на вечер! – на ходу весело бросил худощавый дылда с волосами, похожими на мокрую щетку. – Может, и вы, отче, заглянете?

Мики догадался, что его приглашали подняться на крышу высотки и за компанию посмотреть фейерверк противовоздушной обороны и проследить за взрывами в городе.

Вечерами, когда раздавалась сирена воздушной тревоги, местные парни – в основном те, что до начала бомбардировок предпочитали проводить время в кафе и барах, – поднимались на крыши домов. И там, сидя на раскладных стульях и накрытых картоном ящиках, они под пиво или более крепкие напитки дразнили смерть и болели за родную противовоздушную оборону, у которой не было больших шансов на успех в противостоянии с самой дорогой американской техникой.

Мики не входил в число тех, кто проводил ночи в бомбоубежищах, но и не горел желанием испытывать судьбу и поддразнивать смерть. Кроме того, ему как человеку семейному, да еще и священнику, не подобало распивать алкоголь на крышах и ругать невидимую силу поднебесья.

Поэтому он вежливо улыбнулся и поблагодарил парней за приглашение.

Дойдя до середины улицы, Мики заприметил толпу перед своим домом. Он ускорил шаг. Какой-то фургон – судя по всему, машина «Скорой помощи» – перекрыл проезд, а вокруг него кружили без дела соседи. Немного в стороне стоял восьмилетний сын Мики, Божа, тихонько ударяя наполовину сдувшийся баскетбольный мяч об асфальт.

«Речь не о моих, – эта первая мысль, промелькнувшая в голове священника, принесла ему минутное облегчение, но затем он снова предпочел обеспокоиться и возвыситься до уровня всеобщей христианской любви: – Из-за кого они собрались?»

Мрачная, но спокойная попадья махнула Мики рукой из окна, а соседи расступились, чтобы пропустить его поближе к центру происшествия – с уважением, как человека, связанного со смертью.

С посеревшим лицом, без очков, накрытый по горло простыней, Драги Джавол лежал на носилках, вперив взор в небо. Когда Мики приблизился, старик слегка повернул голову набок, к священнику.

А в тот самый момент, когда его соседа, потряхивая, заносили в машину, Мики почудилось, будто Драги Джавол ему подмигнул!

И только тогда священник вспомнил о неисполненном обещании, данном старику больше недели назад. Мики испытал искушение тотчас же достать позабытую коробку и побежать в церковь, но, когда фургон скрылся за углом и собравшиеся люди начали расходиться, появился художник Чеда с женой и дочкой. И они вместе поднялись по ступенькам.

Вечно усталая Звездана чуть ли не с порога начала сетовать на новое творческое искание Чеды, из-за которого он облепил всю комнату газетными страницами с объявлениями об умерших для поминания. Чеда же, в свою очередь, обвинил Звездану в алчности. Он взялся за большой проект – написать иконы для каждого серба, должного умереть. Работал и днем, и ночью. О, если бы он только смог всех умерших в грядущий период обеспечить своим образом-«пропуском» в Царствие Небесное, если бы ему удалось одарить всех умирающих своей любовью! Это был бы мистический акт и качественный прорыв на новый уровень. Какой – он не знал, руководствуясь лишь интуицией. А Звездана во всем этом сразу узрела возможность хорошенько подзаработать. Надо было только войти в долю с фотокерамистами. Люди непременно захотят, чтобы на надгробных памятниках их родных вместо фотографий упокоенных находились иконы – в этом Звездана не сомневалась. И без того все так нахваливают упокоенных, что слова уже все расточили. А вот образы не расточаемы.

Подвергшаяся нападению Звездана обвинила Чеду в том, что из-за покойников, таращащихся на нее со всех стен, ей начали сниться страшные сны. Покойная бабка являлась ей чуть ли не каждую ночь, а это явно не к добру.

И тут Чеда и Звездана серьезно разругались.

Чтобы как-то разрядить обстановку, Вера рассказала им о том, как околел попугай Цуне, и она его украдкой закопала во дворе. Детям же сказала, что попугай вернулся на юг в свои родные места.

Теперь уже Звездана с Верой заспорили о том, насколько педагогично заводить с детьми, да еще такими маленькими, разговоры о смерти.

Мики присутствовал лишь частично. Сидя в кресле, он мыслями то и дело возвращался к ящику комода, где лежала коробка из-под рубашки, бередившая ему совесть. На протяжении нескольких дней он не встречал старика и совершенно позабыл о данном обещании. А тот, быть может, лежал все это время этажом выше больной. Кто знает, кто вообще вызвал «Скорую помощь».

Мики всегда презирал людей, не желавших помогать страдальцам, но готовых оказывать услуги людям, от которых что-то зависело. И вот сейчас священник пенял и себе за то, что уподобился им. Как какой-то корыстолюбивый и бесчувственный поп.

Дети во дворе подрались. Дочка художника завыла как сирена. Женщины вышли на веранду, чтобы успокоить ребят.

Мики хотел воспользоваться возможностью и исповедаться другу, но тот, едва завидев спину жены, приблизился к его лицу, выразительно глядя Мики в глаза, и принялся объяснять ему детали своего художественного замысла.

То, что он делал, копируя иконы, Чеда все больше воспринимал, как некую учтивую и благонамеренную ложь. Но он не знал, как передать кистью то, что чувствовал на самом деле. Вынужденный заботиться о семье (Звездана не работала), он поставил производство икон на поток. Заказ здесь, заказ там – художник брался за все. В определенный период времени иконы в Сербии можно было обрести только на заказ. Когда же вспомнили о нации и Церкви и начали снова праздновать «славу», сербы друг другу передали и устное предание, согласно которому каждому, кто заботился о себе, следовало иметь дома хотя бы икону своего святого покровителя.

У людей тогда уже не было много денег, но на иконы они их находили. Некоторые искали иконы, украшенные настоящим золотом, иные довольствовались теми, чей задник был сделан из шлагметалла[4]. А многих удовлетворяла и простая золотая краска, похожая на старинную бронзу для покрытия кухонных плит.

И Чеда начал работать все быстрее и быстрее, а, значит, все небрежней. Как машина – почти не размышляя. Он чувствовал, что ведясь на компромиссы, он предает и свое искусство, и самое понятие святости. И оттого его обуревал настоящий ужас.

Художнику пришла в голову идея обклеить комнату газетными объявлениями об умерших. Он вбил себе в голову, что бессовестную коммерциализацию своего таланта сможет искупить тем, что любую свободную минуту будет тратить на написание икон каждого умершего человека, о котором только услышит и чью фотографию увидит. Чеда считал, что это будет его молитва за то, чтобы покойные оказались в Царствии Небесном. Его подвиг в любви. Если «штамповать», так «штамповать» не раздумывая – много и бесплатно, чтобы это штампование перестало быть обманом и обратилось в истинную любовь.

– Вы, попы, говорите – вне Церкви нет спасения. Того, кто не крещен, Господь не принимает, – Чеда поднял костистую кисть руки и начал на пальцах отсчитывать аргументы. – Но тогда признайте и вот что: тот, кто не участвует в святой литургии, остается без любви Бога и ничего не получает от Него. С другой стороны, вы спокойно взираете на то, что на литургию приходит лишь горстка людей. И вообще не беспокоитесь по этому поводу.

– Все не так просто, – неуверенно проговорил Мики.

– Или вы, на самом деле, втайне думаете, что любовь Божья объемлет всех? – продолжал Чеда. Он сжал кулак. С минуту художник смотрел на свои скрюченные пальцы так, словно видел их в первый раз, а затем продолжил: – Что Господь возьмет под свою защиту и тех, кто ходит в церковь, и тех, кто туда не ходит? И тех, кого вы убеждаете, что посредством ваших освящений воды, пирогов к «славе» и похорон они воздают дань Господу? И даже ту массу народа, которая в этом не участвует? Если так – то по мне все в порядке. Единственное, что тогда следует сделать, так это – прекратить запугивать людей. Слушай, как-то мы пришли на литургию в Соборную церковь. И нас выбранил поп – тот, что с бровями. В пух и прах изругал нас за то, что кто-то там не ходит в церковь. Нас – пришедших!

Мики было начал объяснять, как много разных предательств в Доме Отца нашего, но Чеда снова его перебил. Он вдруг будто стал озаренным. С лицом, как у ребенка. Лысеющего ребенка с длинными редкими волосами, собранными в хвост.

– Чего я в действительности хочу? Я хочу создать икону для каждого серба! Да-да! Потому что я не в состоянии написать образы сразу для всех людей на свете. Потому что на самом деле я не могу этого сделать даже для всех десяти миллионов сербов – а лишь для тех, кому это срочно надо. Для тех, кто отошел в мир иной. Сколько людей умирает ежедневно в Сербии? Сто? Двести, триста? Почему бы мне не попытаться? А ведь я могу еще попробовать убедить какого-нибудь художника принять в этом участие. Этакая Скорая иконописная служба. Может быть, и тот красный крест нам останется. Разве это не есть истинная церковь?