Георг Борн - Записки штурмовика (сборник)

• Название: Записки штурмовика (сборник)
• Автор: Георг Борн
• Жанр: Литература 20
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4444-8456-2

В середине 1930-х годов критика называла опубликованные в этой книге повести «блестящими произведениями антифашистской литературы». Их автор – видный советский дипломат, работавший, в частности, и в Германии, воочию видел, как продвигалась к власти гитлеровская клика. Наверное, поэтому так достоверна история простого немецкого парня Вилли Шредера, с радостью надевшего на себя коричневую рубашку штурмовика. А герой остросюжетного памфлета «Гулливер у арийцев» оказывается на заброшенном островке, «где по капризу истории претворены в жизнь и доведены до логического завершения дикие расовые теории», приверженцы которых и сегодня, через 70 лет после великой Победы над фашизмом, продолжают мечтать о реванше.

---

После СС прошли маршем штурмовые отряды, а потом неожиданно появился моторизованный СА – около ста автомобилей и грузовиков, набитых штурмовиками. Когда я спросил, откуда у нас появилось столько автомобилей, мне объяснили, что автомобили принадлежат сыновьям помещиков, являющимся такими же, как и мы, членами СА. За Гитлером действительно идет весь народ кроме изменников. Непонятно только, почему, когда наш штандарт пытался пройти, уходя с парада, через рабочее предместье, на улицу высыпали тысячи людей, кричавшие нам:

– Коричневые убийцы! Фашистские псы!

В результате нам пришлось повернуть обратно. В этом виноваты, конечно, коммунисты. Они натравливают рабочих на Гитлера. Я сначала думал, что национал-социалисты могут вместе с коммунистами выступить против банкиров, но теперь я вижу, что с коммунистами каши не сваришь. Им нужно предварительно вправить мозги.

28 августа я впервые участвовал в ночной операции. Утром меня вызвал к себе фон Люкке и спросил:

– Ну что, умеешь уже пользоваться ножом и револьвером или остался кисляем?

Я ответил, что сумею за себя постоять. Фон Люкке, не дав мне договорить, вполголоса сказал:

– Сегодня вечером ты наденешь свой вольный костюм.

Я перебил командира и возразил, что мой костюм очень потрепан. Фон Люкке ударил кулаком по столу и заорал:

– Ты что, думаешь, идешь на свидание? Если надо будет, прогуляешься и голым. Ровно в десять часов ты будешь на углу Пренцлауерштрассе и Нюрнбергерштрассе. Там встретишь еще трех людей из твоего штурма. Вы будете ходить по Пренцлауерштрассе так, чтобы с Нюрнбергерштрассе вас не было видно. Вы не должны отходить от угла более чем на сто шагов. Когда услышите свисток на Нюрнбергерштрассе, бегите туда и заворачивайте направо. Как только увидите человека в сером плаще и кожаной кепке, окружите его и прощупайте ему материю, а заодно уж и шкуру. Но только ни в коем случае не смейте стрелять. После того как сделаете свою работу, разбегайтесь в разные стороны и садитесь в подземку или автобус. В казарму не являйтесь два дня. Если арестуют, говорите – набуянили по пьяному делу.

– А кто такой парень в сером плаще? – спросил я.

Фон Люкке ударил кулаком по столу и зашипел:

– Боюсь, Шредер, что из тебя ничего не выйдет, и я тебя выкину из СА. Разве я тебя не учил, что штурмовик должен не спрашивать, а слепо повиноваться? Смотри, если ты начнешь болтать, мы тебя так обработаем, что твоим старикам даже не придется расходоваться на гроб.

Потом Люкке неожиданно изменил тон:

– Я пошутил, Шредер, я знаю, что ты настоящий штурмовик и тебя пугать нечего.

Я с волнением дожидался вечера. Радовало, что мне доверяют участие в серьезном деле, но одновременно становилось как-то не по себе, когда я думал о нападении четырех вооруженных людей на ничего не ожидающего человека. Откровенно говоря, я бы с большим удовольствием подколол какого-нибудь полицейского. Но фон Люкке говорит правильно: надо поменьше думать и исполнять приказания. Кроме того, если не я буду участвовать в нападении, то пошлют другого штурмовика.

В десять часов вечера я был на условленном месте. Там уже прогуливалось двое наших ребят, вскоре подошел третий. Мы разбились на две пары и стали фланировать на расстоянии сотни шагов. Прошло двадцать минут, полчаса, еще десять минут – на Нюрнбергерштрассе все тихо и спокойно. Вдруг раздается довольно громкий свист. Улица почти безлюдна, только влево от Пренцлауерштрассе идет женщина. Мы бросаемся вперед, заворачиваем направо на Нюрнбергерштрассе и почти сразу налетаем на человека среднего роста, в сером плаще и кожаной кепке. Я оказываюсь впереди всех, толкаю его изо всей силы в плечо, но забываю вынуть нож. Человек пошатнулся от толчка, но быстро выпрямился и ударил меня в зубы. Я чувствую хруст сломанных зубов, мною овладевает дикая ярость. Я хватаю человека в сером плаще за горло. В этот момент вижу, как двое наших ребят налетают на него и ударяют ножами в спину и в бок. Человек в кожаной кепке падает.

– Готово, – говорит один из наших СА, бледный худой парень, бывший прежде кельнером. – Ну а теперь бежим.

Мы разбегаемся… Вдали слышны голоса:

– Тут была драка.

Я оборачиваюсь и вижу группу людей, приближающихся быстрыми шагами к убитому нами человеку. Спускаясь в подземку, я вспомнил, что у меня лицо в крови. Платка нет, вытираюсь куском найденной газеты. Один из передних зубов шатается и едва держится, вырываю его и бросаю вместе с обрывком газеты. В голове гудит, делаю все, как автомат.

Прихожу домой уже около двенадцати часов ночи. Долго не отворяют, наконец высовывается голова отца. Дверь открыта; я вхожу, мать при виде меня кричит:

– Вилли, посмотри, на кого ты похож!

Я подхожу к комоду, беру зеркало. Действительно, губа распухла и вздулась, глаза дикие.

– Я упал на лестнице, у вас тут темно, как в колодце.

Выходит отец:

– Почему ты нас осчастливил своим приходом? Ведь ты уже месяца два-три не показывал носа. Может быть, тебя гитлеровцы уже выбросили и на прощание поцеловали в губу?

Мне все безразлично. Я почти не слышу, что мне говорят. Объясняю, что мне нездоровится и что хочу день-два пробыть дома. Мать смягчается:

– Ну, ложись, теперь твоя кровать свободна не только ночью, но и днем: ночной сторож потерял работу и не мог больше платить. Но насчет еды у нас плохо – ничего нет, кроме хлеба.

Я лезу в карман, вынимаю две монеты по марке и протягиваю матери. Она теряется, но быстро прячет деньги в карман фартука. Отец отворачивается и что-то бормочет. Через полчаса я лежу в постели, хочу обдумать все, что произошло. Мать сидит на стуле у кровати и расспрашивает меня, как я живу. Рассказываю, что меня кормят, имею койку.

Наконец я один. Закрываю глаза и вижу перед собой свешивающуюся с тротуара голову. Кто был этот человек в сером плаще? Как все-таки легко убить человека! Подвиг, конечно, небольшой – четверо из-за угла на одного. Но ведь он мне выбил зубы, а, кроме того, лично я только ударил его в плечо.

Утром я проснулся с тяжелой головой и сначала не сообразил, где нахожусь. Потом вспомнил вчерашнее. Впрочем, нечего валять дурака: очевидно, этого парня нужно было убрать; штурмовые отряды – это не Армия спасения. Как говорит Гитлер, нужно беспощадно истреблять врагов национал-социализма.

Целый день валяюсь в постели и курю. Мать за мной ухаживает и кормит. Вот что значит быть самостоятельным человеком! К вечеру делается чертовски скучно, но надо высидеть еще день. Учу Фрица играть в карты. Мать злится:

– Не порть мальчика. Горе мне с вами всеми!

Утром выхожу на улицу, из любопытства покупаю «Роте фане», читаю: «Новое преступление коричневых убийц». Так вот, значит, кого мы кокнули: человек в сером плаще был секретарем районной организации КПГ!

Дома на лестнице встретил прежних друзей. Никто со мной не здоровается. Дурачье!

Вечером возвращаюсь в казарму, меня вызывает фон Люкке.

– Слушай, Шредер, ты парень смелый – первый бросился на большевика. Вот тебе в награду – получай.

У меня в руке двадцать марок. Я никогда не имел столько денег сразу. Мне как-то стало не по себе, будто это была плата за кровь. Товарищи меня спрашивают, почему я такой кислый, и зовут поразвлечься. Сначала идем пить пиво, покупаем хорошие папиросы, потом меня тянут к Силезскому вокзалу. Там есть какие-то веселые дома.

20 сентября 1932 г.

Если я прежде испытывал скуку, то теперь у меня, пожалуй, слишком много развлечений. Не прошло и пяти дней после той истории на Нюрнбергерштрассе, как меня включили в специальную команду, которой поручено сорвать коммунистическое собрание в Кэпенике. В десять часов вечера мы, человек сто, высадились из грузовиков у коммунистического помещения и ворвались в зал. Все мы были в форме и, конечно, не скрывали, кто мы такие. Началась здоровая драка. Сначала все шло хорошо, потом вдруг раздался крик нашего командира:

– Обратно!

Оказалось, что коммунисты тоже не дураки: они вызвали откуда-то пятьдесят человек своих ребят, которые начали теснить нас с тыла.

Дело приняло дрянной оборот. Находившиеся в зале коммунисты вооружились стульями, многие из наших СА начали удирать через запасный выход, но вскоре он был закрыт. Человек десять наших уже валялись в проходах с окровавленными головами. Я видел, что нам приходится плохо; хотя мы были вооружены, но большинство СА струсило. Нас выручила полиция, прибывшая на двух грузовиках. «Зеленые» начали избивать коммунистов дубинками; нас не трогали. Социал-демократическая полиция знает, с кем имеет дело: никто из полицейских не хочет портить отношений с «третьей империей».

В довольно потрепанном виде явились мы к себе в казарму. Фон Люкке назвал нас бабами. Ему хорошо сидеть за письменным столом и издавать приказы. Тем же, кто теперь лежит в больнице с проломленными черепами, значительно хуже.

Коммунисты умеют драться, но они враги родины: Для них на первом месте стоит не Германия, а мировая революция. Мне недавно объяснял один СА, очень ученый человек, что еще до войны состоялось где-то заседание еврейско-марксистских главарей, которые называют себя «сионскими мудрецами». Альфреду Розенбергу удалось достать протокол этого заседания, в котором говорится, что евреи и какие-то масоны решили уничтожить германский народ. Для этого они устроили войну, подкупили предателей в Германии. Тогда же было решено, что если Германия все-таки уцелеет, то туда пошлют коммунистов, которые окончательно погубят немецкий народ. Если коммунисты победят, они отдадут Германию азиатам, которые погубят германскую культуру. Хотя мне, собственно говоря, плевать на эту культуру: не очень-то много пользы от книг, дурацких музеев, прочего.